Том 15. Книга 2. Пошехонские рассказы
Шрифт:
Абвахта— гауптвахта (устар.).
Курить на улицах было дозволено, усы, бороды носить. — «Курение сигар и папирос на улицах и в публичных местах почиталось в России величайшим преступлением, — вспоминает Дельвиг. — В 1865 г. это курение высочайше утвержденным мнением государственного совета было разрешено с некоторыми исключениями…» (А. И. Дельвиг. Полвека русской жизни. Воспоминания, т. 2. М. — Л., 1930, стр. 319). Согласно различным правительственным указам, ношение усов и бород в России было строго регламентировано. «Господа, — записывает, например, в своем дневнике 29 сентября 1870 г. Никитенко обращенную к подчиненным речь начальника Главного управления по делам печати генерала М. Р. Шидловского, — я очень жалею, что при самом начале моего знакомства с вами я должен сделать вам замечание: во-первых, вы явились ко мне в вицмундирах,
Вот однажды<…> в Ушанах и налакались-таки до пределов. И начал<…> хозяин объяснять: «Для чего рабочие<…> об колеса и шины постукивают?<…> чтобы знать, все ли исправно<…> подобно сему<…> и в государственных делах поступать… — Эта речь салтыковского Кокорева (как и подобное ей рассуждение Мурова в «Тихом пристанище» — см. стр. 290 в т. 4 наст. изд.) восходит к двум эпизодам статьи реального Кокорева «Путь севастопольцев» — осмотр поезда на станции Бологое и пирушка в имении откупщика Ушаки: «— А что же не спросим, зачем прежде подмазки все стучат? <…> при ударе молотком оказываются ослабевшие винты и такие гайки, на которых вся резьба стерлась <…> Поехали, да как поехали после того <…> как постучали молотком по всем колесам и переменили все истертое, просто поехали на славу! <…> Подъезжаем к Ушакам <…> явилась охота вымолвить что-нибудь при расставанье: «<…> Да ознаменуется новый период русской жизни, период Севастопольский, проявлением смиренномудрия, создающего истинную, непризрачную силу! Да воссияет свет русского смысла в начальствующих и начальствуемых, везде и во всем, и да избавит он нас от всякого спотыкания, неизбежного во тьме бессознательного чужелюбия!» (В. Кокорев. Путь севастопольцев. М., 1858, стр. 53, 54, 59,60).
Одна говорят: «На первый раз достаточно чарки доброго вина»; другие говорят: «Этого мало, нужно конституцию…»— Комический эффект в данном случае усиливается тем, что слово «конституция» употреблялось тогда в быту как синоним обильной выпивки (см.: П. и А. Кропоткины. Переписка. М.—Л., 1933, т. II, стр. 151, и стр. 23 в т. 8 наст. изд.).
Вечер второй. Audiatur Et Altera Pars *
Впервые — ОЗ,1883, № 9 (вып. в свет после 16 сентября), стр. 273–296, под заглавием «Пошехонские рассказы. Вечер второй».
При подготовке рассказа для Изд. 1885Салтыков произвел в тексте несколько изменений. Приводим пять вариантов ОЗ.
К стр. 29 Эпиграф:
Андроны едут… (Поговорка)
Audiatur et alt'era pars. (Та же поговорка в латинском переводе)
К стр. 31. В начале абзаца: «— Когда меня…», после «…а я в ответ: «Покажи закон…», — отсутствовали слова: «…коим дозволяется взятки брать!»
К стр. 35. В середине абзаца: «В дореформенное время…», после слов «…оканчивались отдачею в солдаты, ссылкой в Сибирь, каторгой и т. п.» — было: «Без шума, тихо, благородно».
К стр. 44. В конце абзаца: «В уездные судьи…», после фразы «О секретарях говорили: «Мерзавцы!», а о писцах: «Разбойники с большой дороги!» — отсутствовало предложение: «И боялись их».
К стр. 45. В середине абзаца: «Некоторые судьи…», после слов «…умилиться над такой чертой самоотверженности…» — отсутствовало: «…вместо того, чтоб сказать: «Ну, бог с тобой! будь сыт и ты!»
Восьмого марта 1881 года военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике, что на одном из первых правительственных совещаний после убийства Александра II Победоносцев «осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой!» [124] . Победоносцев выразил довольно устойчивые настроения определенной — консервативно-реакционной — части русского общества в 80-е годы. После 1 марта 1881 года, вспоминал, например, Г. К. Градовский, «новые веяния» получили тяжелый удар, и притихшая было на несколько месяцев реакция воспрянула с удвоенной
силой. — Довольно реформ, пора назад и домой. — В этой формуле выразилось восторжествовавшее направление» [125] . «Есть еще люди, которые и теперь думают, что можно возвратиться к порядкам дореформенным и действовать так, как действовали Николая I и исполнители его воли…» — отмечал в 1882 году Кошелев [126] .124
Милютин,стр. 35.
125
Г. К. Градовский. Итоги (1862–1907). Киев, 1908, с. 78–79.
126
А. Кошелев. Что же теперь? Август 1882. Berlin, 1882, с. 36.
Пошехонско-крепостнический характер настояний хотя бы частично возродить в России былой «порядок вещей» писатель показывает в «Вечере втором» на примерах из прошлого, ясно раскрывающих подготовляемое стране будущее. Сатирическая острота обличений в этом рассказе особенно обнаженно выступала в журнальной публикации благодаря соседству двух эпиграфов (см. вариант ОЗк стр. 29). Один из них — «Андроны едут»(то есть глупость, чепуха) — имел в виду историческую несостоятельность упований реакционеров на попятное движение истории. Другой — «Пусть будет выслушана и другая сторона»— указывал на противостоящую этим упованиям позицию автора. Вместе с тем этот второй эпиграф — ключ к пониманию вводной части рассказа о роли «отрицания зла» в деле последовательного утверждения подлинных положительных идеалов.
Не раз случалось мне слышать<…> Зачем<…> изнанку изображаете? — От «Рус. вестника» и «Моск. ведомостей» Каткова, особенно часто и озлобленно упрекавших писателя-сатирика в отсутствии у него «доброго отношения к своим героям».
Ведь мы давно бы изгибли все до единого, если б это было так! — «В доброе старое время обитатели Ноева ковчега, — писал в январе 1883 г. Михайловский, разумея под «Ноевым ковчегом» катковский «Рус. вестник» и словно предваряя содержание «Вечера второго», — не ограничивались простым карканьем, ревом, писком и лаем об исчезновении всего доброго в волнах всемирного потопа. По мере своих скромных сил <…> они противопоставляли мрачностям потопа идиллии и пасторали, героические и светлые портреты и картины из русской действительности. Все это было очень аляповато, фальшиво, деревянно и более на кукольную комедию походило, чем на настоящую литературу» («Письма постороннего в редакцию «Отечественных записок». — Н. К. Михайловский. Полн. собр. соч., т. 5. СПб., 1908, стлб. 707–708).
Фейер, Дерунов, Разуваев, Прыщ, Угрюм-Бурчеев— персонажи «Губернских очерков», «Благонамеренных речей», «Убежища Монрепо», «Истории одного города» и некоторых других произведений сатирика.
Правдины, Добросердовы, Здравомысловы, Простаковы, Скотинины.Первый и двое последних — персонажи комедии Фонвизина «Недоросль», фамилии Добросердови Здравомысловобразованы по образцу наименования ходульных персонажей-резонеров в классицистической драматургии.
…пробормочут в сторонуноменклатуру<…> гнусностей! — Ремаркой в сторонув классицистической драматургии (в частности, в фонвизинском «Недоросле») сопровождались реплики, выражавшие отношение персонажей к происходящему.
Один городничий охотник был до рыбы. — По предположению Д. М. Молдавского, этот сюжет, как и сюжет о городничем, обнаружившем в рыбе четыре золотых, был подсказан «Анекдотами древних пошехонцев» В. Березайского (см.: «Русская сатирическая сказка». М. — Л., 1955, стр. 245).
Кому до городничего дело есть, тот купит просвирку… — Ср. с рассказом Очищенного в «Современной идиллии» и его попытке замять с помощью «просвирки»неприятное для него дело.
…прорывается стремление восстановить эти времена<..-> упоминают<…> о каком-то дворянском принципе. — О необходимости возрождения «дворянских принципов»особенно часто в 80-е годы писал Катков (МВ,№№ 140, 142, 154 и др. за 1883 г.).