Том 15. Простак и другие

— А когда он приехал сюда, ты тоже приехала, чтобы оказывать на него нравственное воздействие?

— Более или менее, — засмеялась она.

Мы посидели молча, а потом Одри высказала мысль, бродившую у нас обоих:

— Как странно, Питер, что мы с тобой сидим вот так и болтаем после всего, что… после всех этих лет.

— Точно во сне.

— Да, в точности как во сне… Я так рада… Ты не представляешь, как я ненавидела себя порой за… за…

— Одри! Не надо так говорить. Давай не будем вспоминать про это. К тому же, вина целиком моя.

Она покачала головой.

— Ладно, давай скажем, что мы не поняли тогда друг друга.

— Да, — медленно кивнула Одри, — не поняли.

— Но теперь понимаем, — продолжил я. — И мы друзья, Одри.

Она не ответила. Мы долго сидели в молчании. А потом — видно, сдвинулась газета — отсвет огня упал на её лицо, заблестел в глазах, и кровь у меня запульсировала в жилах, словно барабан, предупреждающий город об опасности. В следующую минуту тень снова закрыла ее глаза.

Я сидел, вцепившись в подлокотники кресла. Я трепетал, со мной что-то творилось. У меня зародилось чувство, будто я на пороге чего-то чудесного и опасного.

Снизу донеслись голоса мальчиков. Занятия закончились, а значит, и этот разговор у камина. Через несколько минут кто-нибудь — Глоссоп или мистер Эбни — непременно вторгнется в наше убежище.

Мы оба поднялись, и тогда — случилось это. Одри оступилась в темноте. Она споткнулась, рука её схватилась за мой пиджак, и она очутилась в моих объятиях.

Длилось всё одну секунду. Она обрела равновесие, двинулась к двери и исчезла.

А я замер на месте, пораженный ужасом от открытия, пришедшего ко мне в этот короткий миг. Простое касание начисто сокрушило хлипкое сооружение дружбы, а оно казалось мне таким крепким! Я говорил любви: «До сих пор, и ни шагу дальше», — а любовь нахлынула на меня еще сильнее из-за того, что её сдерживали. Время самообмана кончилось. Я понял себя.

Глава VIII

1

То, что Бак МакГиннис — не лежачий камень и действовать будет быстро, я понял из характеристики Уайта, а еще раньше — из личных наблюдений. Мир делится на мечтателей и людей действия. Из того малого, что я видел, я отнес Бака к последнему классу. Каждый день я ждал, что сегодня он приступит к делу, и когда день проходил, был приятно разочарован. Но я не сомневался, час придет. И он пришел.

Я предполагал, что атаку Бак предпримет фронтальную, не пойдет на тонкие уловки. Но атака оказалась настолько лобовой, что меня парализовало от изумления. Казалось невероятным, чтобы события, обычные для Дикого Запада, вдруг развернулись в мирной Англии, пусть даже и в таком уединенном местечке, как «Сэнстед Хаус».

Выпал один из тех бесконечно тянущихся дней, какие случаются только в школе. Сильнее любого другого заведения школа зависит от погоды. Утром каждый мальчик встает с постели, заряженный определенным количеством озорства, и он должен, если он хочет заснуть вечером, избавиться от него до отбоя. Вот почему все учителя так ждут летнего семестра, когда перемены проводят на воздухе. Нет зрелища приятнее для учителя частной школы, чем толпа мальчишек, выпускающих пары на солнышке.

В этот день снег начался с самого утра, и хотя ученики были бы только рады выскочить и поваляться часочек на снегу, им мешал строгий запрет мистера Эбни. Ни одному учителю не доставляет радости смотреть, как ученики рискуют схватить простуду, а мистер Эбни особенно сурово следил за этим. Разгул, последовавший за ночным визитом Бата МакГинниса, кончился тем, что трое лордов, один баронет и младший сын достопочтенного подхватили жесточайшую простуду.

Простудился и сам мистер Эбни; его пронзительный тенорок перешел в хриплое карканье, и он лежал в постели, взирая на мир слезящимися глазами. Следовательно, его взгляды на игры в снегу, естественно, были предвзятыми.

Тем самым нам с Глоссопом приходилось прикладывать немало стараний, чтобы сохранять порядок среди мальчишек, ни одному из которых не удалось разрядить энергию. Как справлялся Глоссоп, я мог себе только представлять. Судя по тому, что даже я, обычно поддерживавший относительный порядок без особых усилий, и то терпел поражение, могу вообразить, что творилось у него. Его классная комната находилась на противоположном конце коридора, и частенько его голос на обезумевшем фортиссимо проникал через мою дверь.

Потихоньку, однако, мы пережили этот день. Мальчики понемножку угомонились, занявшись обычными вечерними приготовлениями, когда за окном раздался рокот большого автомобиля. Звякнул дверной звонок.

Помню, я не обратил особого внимания. Я решил, что зашел кто-то из живших по соседству, в большом доме, а не то, принимая во внимание поздний час, какая-то компания хочет спросить дорогу в Портсмут или Лондон — «Сэнстед Хаус» стоял на отшибе в середине сложной, запутанной системы пересекавшихся боковых дорог. Словом, я не обратил внимания на звонок; но для мальчишек годилось все, что отвлечет от монотонности дня, души их жаждали разнообразия. И они откликнулись шумными возгласами.

Чей-то голос:

— Сэр, пожалуйста, у дверей машина! Я (сурово):

— Знаю. Продолжайте работать. Несколько голосов:

— Сэр, а вы когда-нибудь катались на машине? Сэр, а мой отец разрешил мне порулить на прошлую Пасху! Сэр, а как вы думаете, кто там?

Одиночный талант, имитирующий мотор:

— Дрр-рр! Др-р! Др-р!

Я уже готов был щедрой рукой понаставить плохих отметок, когда странный звук остановил меня. Он последовал сразу, как открылась парадная дверь. Я слышал шаги Уайта, пересекающего холл, звяканье щеколды, а потом — этот шум, определить который я не мог.

Закрытая дверь классной комнаты приглушила его, но всё-таки он донесся и сюда. Вроде бы что-то упало, но я знал, что это случиться никак не может. В мирной Англии, открыв дверь, дворецкие не валятся с шумом на пол.

Мой класс, жадно прислушивавшийся, тут же ухватился за новую тему:

— Сэр, что это было, сэр?

— Вы слыхали, сэр?

— Как думаете, что случилось, сэр?

— Тише! — закричал я. — Ти-ше!..

В коридоре послышались быстрые шаги, дверь отлетела настежь, и на пороге появился приземистый плотный человек в автомобильной куртке. Мало того, верхнюю часть его лица прикрывала белая тряпка с дырками для глаз, а в руке он держал браунинг.

Если бы учителю разрешили носить белую маску и расхаживать с пистолетом, то поддержание порядка в школе превратилось бы в детскую забаву. В классе мгновенно воцарилась тишина, какой никогда не добиться угрозой плохих оценок. Поворачиваясь к посетителю, я заметил уголком глаза, как мальчишки восторженно таращатся на волшебное воплощение мечтаний, подстегнутых приключенческой литературой. Насколько я мог судить при последующем опросе, ни один из них не испытал ни искорки страха. Какой там страх! Для их развлечения ожила иллюстрация из еженедельника, и тратить время было бы жалко.

Что до меня, я был поражен. Автомобильные бандиты могут терроризировать Францию, а гангстеры совершать напеты в Америке, но у нас — мирная Англия. То, что Бак МакГиннис околачивается где-то в окрестностях, не делало всё правдоподобнее. Мне представлялось, что счеты со мной Бак будет сводить где-то на улице, в потемках. Я видел, как он лежит в засаде на пустынной дороге, в крайнем случае — прокрадывается на школьный двор. Но даже в самые страшные моменты я и подумать не мог, что он вломится в парадную дверь и наставит на меня пистолет в моей же классной комнате.