Том 15. Сестра милосердная

Когда разгорелись разноцветные свечи на елке и вся она, зеленая, пышная и нарядная, засияла десятками огоньков, в дверь детской неожиданно постучали.

— Принимают гостей?

— Дедушка, дедушка! Тебя нам и не хватало, смотри, смотри, даже мама пришла! — И дети устремились навстречу старому князю.

— Здравствуй, отец, подошла следом за ними к Юрию Львовичу его старшая дочь.

— Здравствуй, Зина, рад тебя видеть! Не очень-то ты балуешь своими посещениями отца, — с ласковым упреком обнял Градову князь.

— Что делать, отец, ты же знаешь, лекции отнимают все мое время, к тому же и уроки, которые я даю…

— Урожденная княжна Вадберская не должна была бы давать уроки, когда ее старый отец может помочь ей, поделиться с нею теми крохами… — с горечью сказал князь.

— Вот именно, крохами, отец, — перебила его Зина. — Если бы ты был обеспечен, я бы, не задумываясь, приняла твою помощь, но, дорогой, я знаю, что твоей пенсии едва хватает на содержание семьи и моих же детей. Ты и так много делаешь для меня, помогаешь мне в воспитании Евгения и Надежды, а…

— Зиночка, послушай, дружок мой, своего старого отца. Оставь ты институт, медицину, не для тебя все это, не для твоего хрупкого здоровья. Поселяйся с нами, заживем вместе. И дети будут рады несказанно, да и я… Утешь старика, — Князь старался говорить так, чтобы Ира с детьми не могли его услышать.

Зина нахмурилась. Резче выступила черточка между бровями на ее лице.

— Опять ты за прежнее, отец, — сказала Зина. — Я знаю, ты любишь меня и был бы счастлив сознавать, что я нахожусь тут же у тебя под крылышком, но я повторяю тебе то же, что говорила и раньше. Раз я начала, какое бы то ни было дело, я должна довести его до конца. Я поступила в медицинский институт, чтобы по окончании его стать врачом. Не хочу скрывать, не одна только идея помощи ближним руководит мною, нет, хотя я и люблю людей и всею душою стремлюсь принести им пользу, но и своих детей, вот этих глупышек, Надю и Журку, люблю и хочу вывести их в люди. Их покойному отцу, безвременно умершему, поклялась я выполнить это. А во-вторых, отец, если две медведицы не уживаются в одной берлоге, судя по русской пословице, то как же ты хочешь, чтобы ужились в ней целых три, да еще такие разные по характеру, как Констанция Ивановна, я и Нетти, — и скрашивая горечь слов добродушной улыбкой, Зинаида Юрьевна обняла отца.

Этот сочельник надолго остался в памяти Иры. Из нижнего этажа, из гостиной, неслись звуки модного танца. Потом танец сменился шансонеткой, спетой кем-то из молодых людей.

А здесь маленькое зеленое деревцо сияло своими разноцветными свечами, распространяя запах хвои, такой свежий и приятный. Угощенье, состоявшее из яблок и леденцов, казалось куда вкуснее фруктов и кексов, подаваемых в хрустальных вазах гостям там, внизу.

А самое приятное было видеть счастливые лица детей, так искренно веселившихся около елки…

Глава 4

Наконец наступил так давно ожидаемый Нетти день бала!

Уже с самого утра поднялась в доме невообразимая суматоха. Горничная Луша то и дело бегала по лестнице, хрустя накрахмаленными юбками, стуча каблуками. Констанция Ивановна, перерывая весь гардероб, переговаривалась с Нетти, которая примеряла чуть ли не в сотый раз костюм Весенней Зари. Заниматься сегодня с детьми Ире не представлялось никакой возможности. Она захлопнула тетрадки и велела своим маленьким воспитанникам собираться на прогулку.

Но прогулка была тоже отложена.

— Ира, будьте так любезны, — скорее тоном приказа, нежели просьбы, обратилась Нетти к невестке, — принесите мне шпилек-невидимок для прически и ленту для веера. Понимаете, бледно-розовую муаровую ленту… Только поторопитесь с покупками, пожалуйста. Да, только не берите вы с собою детей в магазин. Они только стеснят вас.

Еще через полчаса Ире пришлось мчаться к парикмахеру, который недостаточно крепко завил фальшивые локоны Нетти. Потом за перчатками и английскими булавками…

Когда Ира исполнила чуть ли не десятое поручение невестки, она увидела Нетти, сидевшую перед зеркалом и тщательно натиравшую себе лицо каким-то кремом.

— Знаете, так оно лучше будет, свежее к вечеру, — оправдывалась молодая женщина.

— Да, удивительно помогает, — примеривая у другого зеркала огромную накладку из фальшивых волос, произнесла Катя. — Дайте мне тоже потом попробовать, Нетти.

— Катя! — удивилась Ира.

— Что, Катя? — пожала плечами девочка.

— Не думаешь ли ты, что я, как старшая сестра, разрешу тебе делать такие глупости?

— Какие глупости? Я не вижу глупостей ни в чем.

Губки Кати мгновенно надулись. Лицо приняло капризное выражение.

— Перестань глупить, Катя, — строго заговорила Ира, — я не разрешу тебе, девочке, делать глупости… Изволь снять сейчас же этот нелепый накладной шиньон и не смей прибегать к косметике. Иначе принуждена буду отправить тебя сегодня же в пансион.

— Это будет крайне бестактно с вашей стороны, Ира, — неожиданно вмешалась в разговор Нетти, в то время как Катя залилась слезами.

Серые глаза Иры стали почти стальными.

— Я попрошу вас не баловать мою сестру, Нетти. Она еще ребенок, и кружить ей голову не следует. Перестань капризничать, Катя, если ты не хочешь, чтобы я осуществила на деле свои слова.

— Ты… меня го… то… ва… ли… шить последнего счастья! — всхлипывала Катя, театрально откидывая голову на спинку кресла.

— Боже мой! Да что же это с нею… Я решительно не узнаю ее! — Ира поспешно направилась к двери.

Нетти остановила ее на пороге.

— Да, кстати, Ира, в каком же костюме будете нынче вы?

— То есть в каком костюме? — удивленно переспросила Ира.

— Да ведь, нелепо оставаться такой монашкой, в вашем черном платье, когда все будут в костюмах и масках.

— Но у меня нет денег, чтобы приобрести подобающий костюм, Нетти, — холодно отвечала Ира.

— Ах, Боже мой, но кто же говорит про деньги! У maman и у меня — масса разного старого тряпья, всякого ненужного хлама, из которого вполне можно соорудить прехорошенький костюм.

— Благодарю вас, но мне он не нужен, — сдержанно поблагодарила Ира.

— Какая же вы, однако, эгоистка, Ира, — с досадой сказала Нетти, — вы непременно хотите испортить бал всем нам. Все будут нарядны, прекрасно одеты, интересны, а вы одна будете среди нас, как черное, мрачное, пятно…

— Но я могу не выходить в гостиную, чтобы не испортить вам праздника своим мрачным видом…

— Ах, это еще хуже будет. И Кутузовы, и Раевские, и Блацы, и Завьяловы, все скажут, что мы не пригласили вас на вечер, и держим в черном теле. А ведь вы не простая гувернантка, а сестра Andre.