Том 16. Книга 2. Мелочи жизни

Это было самое славное и в то же время самое тесное для Кубарева время. Ходил он осиянный ореолом, но куда ни обращался с предложением работы, всюду его признавали опасным. Это, конечно, льстило его самолюбию, но не пропитывало. Как вдруг одному из знакомых, принимавшему искреннее участие в постигшем его бедствии, пришло на мысль:

— А что, Кубарев, не хотите ли издавать газету?

— Как газету? — изумился Кубарев, словно с колокольни спрыгнул.

— Да, настоящую большую газету. Простыню. Вас знают, многие сожалеют об вас, пишете вы бойко и легко — вот и все, что требуется.

— Но ведь меня…

— И это можно устроить. Номинально газета будет выходить за маркой подходящего лица, а хозяином будете вы. Можно это и контрактом оформить.

— Но на газету ведь деньги нужны?

— И деньги будут. Главное, нужно пользоваться временем, покуда сочувствие к вам живо. Согласны?

Стр. 214, строка 7. После слов: «…великая держава» —

Стол для своего местопребывания он ставит посредине комнаты с таким расчетом, чтобы собеседник сидел напротив и можно было бы, в случае надобности, уклониться от возмездия, бегая кругом стола, пока не подоспеет помощь. В так называемые рабочие часы он облачается в соответствующий костюм и непременно надевает на голову шапочку: все французы-писатели так работают.

Стр. 218, строка 25. Вместо слов: «На другой день <…> забыл о вчерашнем» —

— Что такое с нашим «Фаустом наизнанку» сделалось? — недоумевают сотрудники, перешептываясь между собой.

— Так, мехлюдиякакая-нибудь в голову вошла. Лишний раз убедился, что он знает, что ничего не знает, и что все его старые фельетоны — Nichts. Ничего, пройдет. Завтра же все требования будут удовлетворены, только надо его проучить. Сегодня я просил сто рублей, завтра — буду просить двести.

И действительно, завтра Непомнящий уж совсем другой человек.

Стр. 219, строка 8. Вместо слов: «направо и налево сыплют анекдотами из жизни своих бесшабашных патронов» —

видят в нем счастливого шалопая, который бесконечно надоел им своим хвастовством и лганьем, в некоторых разновидностях Непомнящего переходящим в бесцельную и бешеную злобу. Анекдоты об этих исчадиях лганья и злобы услаждают немногие досуги, которые достаются на долю сотрудникам в продолжение времени, посвященного на сформирование завтрашней газетной простыни.

Стр. 241, строка 3 сн. После слов: «…земские школы» —

Дело пошло бойко и весело. Губернатор обещал быть снисходительным, и очень любезно, хотя иронически намекнул, что ему не безызвестно, что Краснов в своей речи на живоглотовском обеде упомянул о беспочвенности бюрократии и о намерениях его объявить войну.

— Почтеннейший мой, Николай Николаевич, — сказал он, — поверьте, что и под нами, и под вами одна почва. И мы слуги, и вы слуги, ничего больше. Что касается до военных замыслов, то хотя я и не полководец, но уверен, что и первое сражение, и последнее останется за мной.

Стр. 250, строка 11 сн. После слов: «…на месте» —

Но это ничего; Афанасий Аркадьич в этом не виноват. Когда он возвещал об X., последний — клянусь вам — имел вполне несомненные шансы на успех, и даже начал подыскивать для себя новую, более обширную квартиру; но вдруг подвернулась графиня Твердоонто и все дело перестроила на свой лад. И даже подробности этой внезапной перемены теперь известны.

Текст Изд. 1887за исключением нескольких мелких стилистических поправок не отличается от журнального.

…данный журнал( по-нашему «газета»)… — Словом «journal» во французском языке называется ежедневное периодическое издание, соответствующее русской газете.

Он сам в основу своей литературно-публицистической деятельности всегда полагал дразнение… — Дразнение, то есть искусственное раздувание несуществующих, мнимых «злоб дня», Салтыков считал особенностью публицистики М. Н. Каткова.

Подписчик<…> приводит за собою объявителя. — Объявления составляли немаловажную статью дохода и занимали, даже в «солидных» газетах, значительную часть их листажа. Так, например, вся первая и часть второй полосы «Московских ведомостей» были заняты объявлениями и лишь затем следовали «руководящие» передовицы Каткова.

Если бы был под рукою Мефистофель, он приказал бы ему потопить корабль с грузом шоколада. — Салтыков иронически использует мотив из пушкинской «Сцены из Фауста», начинающейся словами Фауста, обращенными к Мефистофелю: «Мне скучно, бес», — и заканчивающейся приказанием Фауста Мефистофелю утопить

Корабль испанский трехмачтовый, Пристать в Голландию готовый: На нем мерзавцев сотни три, Две обезьяны, бочки злата Да груз богатый шоколата…

…он начинает коллекционировать. — Салтыков отмечает характерное для нарождающейся русской буржуазии пристрастие к собирательству, приобретавшее, впрочем, в иных случаях и вполне серьезные формы (например, собрание П. М. Третьякова).

…находит чашу, из которой пил Олег, прибивая щит к вратам Константинополя. — Имеется в виду хрестоматийный эпизод русской истории: в знак победы над Византией в 907 г. воины Олега водрузили свои щиты на Константинопольских воротах (ср. в «Песни о вещем Олеге» Пушкина: «Твой щит на вратах Цареграда»).

…дорогими эльзевирами — Эльзевираминазываются издания XVII в. знаменитой голландской фирмы «Эльзевир», высоко ценимые библиофилами.

…в Италию, где продается замок Лампопд с принадлежащим к нему княжеским титулом. — Намек на русского миллионера-горнозаводчика П. П. Демидова, купившего в Италии за баснословную сумму титул князя Сан-Донато.

…о временном пребывании в нем Добрыни, или Осляби, или Яна Усмовича. — Названы герои русского былинного эпоса.

…на верху «крутой горы»<…> « знаменитый жил боярин по прозванью Карачун». — Слова песни Торопки из оперы А. Н. Верстовского «Аскольдова могила» (либретто М. Н. Загоскина).

…смотрит как на илотов… — Илоты— замледельческое население Древней Спарты, находившееся в крепостной зависимости от государства. В переносном смысле — закабаленные, всецело зависящие.

Он думал пробить себе стезю особо от Непомнящего и с горечью увидел, что те же самые вопросцы и мелкие дрязги, которые с такимуспехом разрабатывал Непомнящий, сделались и его уделом. — Указание на судьбу редакторов «солидных» газет, вроде «Русских ведомостей» В. М. Соболевского, вынужденного прибегать к услугам расторопных репортеров, подобных начинавшему тогда В. Гиляровскому, который вспоминал: «Я вел <после перехода в 1883 году из «Московского листка» Пастухова в «Русские ведомости»> городские происшествия и, в случае катастроф, эпидемий и лесных пожаров, командировался «специальным корреспондентом» на места происшествий, иногда очень далеко, даже на Кавказ, на Волгу и пр. <…>Благодаря тому, что я еще ранее изучал трущобы, я имел на Хитровом рынке своих агентов, которые мне сообщали сенсации — мне удавалось доставить такие сведения уголовного характера, которых даже и полиция не знала, — а это в те времена ценилось и читалось публикой даже в такой сухой газете как «Русские ведомости» (Влад. Гиляровский. Московские газеты в 80-х годах. — «Былое», 1925, № 6 (34), с. 125).