Том 17. Джимми Питт и другие

— Ну что ж, — подытожил Иост Вайлер, — небезнадежно. Нам остается только устроить заговор. Давайте приступим.

— Давайте! — закричали все.

Кузнец Ульрих постучал по столу, требуя тишины.

— Господа, — сказал он, — наш друг Клаус Флюе прочтет доклад на тему «Наместники: их слабые места, и как с ними бороться». Прошу тишины, господа. А ты, Клаус, старина, говори погромче и не тяни.

И горожане без дальнейших проволочек начали серьезно заговариваться.

ГЛАВА V

Несколько дней спустя Гедвига пилила Телля за любовь к авантюрам. Он чинил топор на пороге дома. Гедвига, как обычно, стирала. Вальтер и Вильям неподалеку играли детским самострелом.

— Отец, — сказал Вальтер.

— Да, сынок?

— У меня тетива крякнулась («крякнулась» — так швейцарские мальчишки говорят вместо «порвалась»).

— Чини, сынок, — сказал Телль. — Стрелку неоткуда ждать помощи.

— По-моему, — заявила Гедвига, выскочив за дверь, — мальчику в его возрасте вообще незачем стрелять. Мне это не нравится.

— Не начать сызмала — не стать мастером. Помню, когда я был мальчишкой…

— По-моему, — перебила Гедвига, — когда ребенок хочет только стрелять, это не дело. Ему бы дома посидеть, матери помочь. А тебе не вредно подать пример.

— Ну, знаешь ли, — сказал Телль, — я не домосед от природы. В пастухи меня калачом не заманишь. Я бы не знал, куда повернуться. Нет, у каждого свое дело, вот охота — по моей части. Охотиться я как раз умею.

— Гадкое и вредное занятие, — отпарировала Гедвига. — Не нравится мне слушать, как ты заблудился в пустынных ледниках или прыгал по всяким утесам. Когда-нибудь, попомни мои слова, оступишься и упадешь в пропасть, или под лавиной окажешься, или пойдешь по льду, а он возьмет да треснет. На все лады можно убиться.

— Кто соображает да смотрит в оба глаза, — самодовольно произнес Телль, — не убьется. Природным горцам горы не страшны, а я дитя гор.

— Дитя, уж точно! — отбрила Гедвига. — Что пользы с тобой спорить!

— Никакой, — согласился Телль, — мне пора в город. У меня назначена встреча с твоим папенькой и еще кое с кем.

(Забыл сказать: Гедвига была дочерью Вальтера Фюрста.)

— Та-ак, чего вы с папой затеваете? — поинтересовалась Гедвига. — Какую-то заварушку, я знаю. Поняла еще, когда папа привел сюда Вернера Штауффахера и того, другого, а ты не позволил мне слушать. Что там еще? Опасные выдумки, не иначе.

— Ну как тебе пришло в голову? — рассмеялся Телль. — Опасные выдумки! Что опасного станем мы с тестем выдумывать?

— Знаю! — сказала Гедвига. — Меня не обманешь! Зреет заговор против наместника, и ты туда же.

— Как не помочь родной стране!

— И тебя, конечно, поставят куда поопасней. Я их знаю. Не ходи. Пошли Вальтера с запиской, мол, сожалею, только сейчас вспомнил, обещал быть в другом месте, не могу принять ваше любезное приглашение.

— Нет, надо идти.

— Еще одно, — настаивала Гедвига. — Геслер сейчас в городе.

— Сегодня уезжает.

— Вот и подожди, пока уедет. Не стоит с ним встречаться. Он затаил на тебя злобу.

— Да что мне до его злобы! Я в своем праве, кого мне бояться?

— Кто в своем праве, — заметила Гедвига, — тот ему больше всех и ненавистен. Ты же знаешь, он тебя никогда не простит за разговор тогда, в ущелье. Не ходи сегодня в город. Найди себе занятие. Ступай на охоту, раз так.

— Нет, я дал слово, — ответил Телль, — и должен идти. Поторапливайся, Вальтер.

— А несчастного ребенка чего за собой тянешь? Иди сюда, Вальтер, сию минуту!

— Я хочу с отцом, — захныкал Вальтер, потому что специально копил карманные деньги для города, с тех пор как отец обещал его взять с собой.

— Да отпусти ты мальца, — сказал Телль. — Вильгельм при тебе останется. Правда, Вилли?

— Да, отец, — согласился Вильгельм.

— Ну, попомни мои слова, — заявила Гедвига, — как бы чего плохого не случилось.

— Вот еще, — сказал Телль. — Что может случиться?

И, не задерживаясь, они с Вальтером направились к городу.

ГЛАВА VI

Тем временем в городе много чего происходило, о чем Телль не имел понятия. Поскольку тогда в Швейцарии не было газет, ему случалось отстать от жизни. Обычно он полагался на знакомых, которые, посиживая в кухне, рассказывали, что произошло за последнее время. Конечно, когда случалось что-нибудь из ряда вон выходящее, им некогда было тащиться в гору, к его домику. Им хотелось быть в городе, поближе к событиям.

А случилось вот что. Когда наместнику выдавалась минутка отдыха от наместничества, Геслер (который, как вы помните, был нехороший человек) выдумывал все новые способы досадить швейцарцам. Он был из тех, кто

«дразнит вас наверняка,Нарочно раздражает». [51]

Больше всего он любил запрещать. Только обнаружит, что именно людям нравится, и тут же посылает герольда сказать: «Прекратите». Нет вернее способа им досадить, решил он для себя. А тут стал в тупик: все, до чего он смог додуматься уже запретил. Запретил петь, танцевать, играть на всех музыкальных инструментах, под предлогом, что шум мешает людям работать. Запретил есть почти все, кроме хлеба и мясных обрезков, ведь люди объедаются, а потом только и способны сидеть и жаловаться на здоровье. Запретил всякие игры, чтобы люди не тратили зря время.

51

«Он дразнит вас наверняка, / Нарочно раздражает» — Кэрролл Льюис. Алиса в стране чудес. Гл. 6. Пер. Д.Орловской (стихи), пер. прозы — Н.Демуровой.

И вот, дожил. Хотел еще хоть что-нибудь запретить, а придумать ничего не мог.

Внезапно его осенило.

Он приказал слугам срезать длинную жердь. Они срезали очень длинную жердь. Потом он повелел: «Принесите из прихожей мою шляпу. Не самую лучшую, что я ношу в воскресенье и по праздникам; и не ту, в которой хожу каждый день; и не охотничью — эти мне все нужны. Подайте мне самую старую шляпу». Ему подали самую старую. Он сказал: «Наденьте шляпу на шест». Шляпу надели на самую верхушку шеста. Тогда он приказал: «Идите и поставьте шест посреди луга у входа в городские ворота». Слуги пошли и поставили шест точно посреди луга, напротив входа в ворота.

Затем он разослал глашатаев на север, юг, запад и восток, позвать людей, поскольку им объявят нечто важное и особенное. Люди приходили десятками, и полусотнями, и сотнями — мужчины, женщины, дети; все стояли и ждали перед дворцом, пока не выйдет наместник и не объявит важное и особенное.

Ровно в одиннадцать часов Геслер доел превосходный завтрак и вышел на крыльцо с речью.

— Дамы и господа! — начал он. (Голос из толпы: «Громче!»)

— Дамы и господа! — снова начал он, уже громче. — Попадись мне любитель кричать «Громче!», я бы его затравил дикими слонами. (Аплодисменты.) Я созвал вас сегодня, чтобы пояснить, почему на лугу против городских ворот выставлен шест, а на верхушке его — моя шляпа. Причина такова: вы все, как я знаю, меня любите и уважаете, — он сделал паузу, ожидая громких приветствий, но все молчали, и он продолжал: — Я знаю, как бы вам хотелось приходить каждый день во дворец и склоняться передо мной. (Голос: «Нет, нет!») Попадись мне любитель кричать «Нет, нет!», я бы нацепил ему на пятки розовых скорпионов, а если он же кричал «Громче!», еще и тарантулов. (Громкие аплодисменты.) Как я уже говорил, пока меня не перебили, я знаю, как бы вам хотелось приходить во дворец и склоняться передо мной. Однако вас много, дворец тесный, и я вынужден отказать вам в удовольствии. Чтобы вас не разочаровать, я установил свою шляпу на лугу, и вы можете склоняться перед ней. Даже должны. (Голос: «Ну, она будет покрасивее тебя!») Попадись мне любитель таких сравнений, я бы привязал его к дереву и затравил дрессированными мухами. (Оглушительные аплодисменты.) В общем, короче: если кто пройдет через луг, не поклонившись шляпе, его арестуют стражники, и я посажу бешеных дроздов клевать ему нос. Вот так-то! Солдаты, рассейте толпу.