Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Кипит свободное веселье.
Куманёк и Узбек — в стороне, к ним идёт Лёнька.
Куманёк. Ловко устроились.
Узбек. У меня голова колесом вертится — так!
Показывает руками, как вертится голова.
Лёнька. Весело живут, черти! Музыка своя. И — всё.
Куманёк. Книг — до тысячи.
Лёнька. Буду проситься сюда…
Куманёк. Не примут.
Узбек.
Лёнька. В музыканты попросимся.
Снова в Николо-Угреше
Человек пятнадцать парней, раскачивая бревно, вершков четырёх толщиной, таранят им стену монастыря. Сыплется разбитый кирпич.
На дворе ломают койки монахов, делают из них санки. Но некоторые уже чинят поломанные койки, не давая их ломать. Из-за этого дерутся. Подходит мастер, слесарь.
— Не так, ребята. Дайте поучу.
В одном из помещений монастыря человек двадцать столярят, делают инкубаторы. Один из парней сделал шкатулку для себя, любуется ею. Другой — табуретку. Сравнивают работу, хвастаются.
Лёнька достал где-то измятую валторну, пробует играть на ней, ничего не выходит. Идёт к инструктору-слесарю:
— Ну-ка, почини, чтобы играла.
— Этого я не умею сделать.
— Так чего же треплешься здесь?
Всё время слышны глухие удары тарана в стену. В общем для большинства скучно. Ребята валяются на дворе группами, кое-где пробуют петь. В одной группе беседует Куманёк, в другой — Узбек.
На дворе появились Яков и Сергей.
Стену протаранили, образовалась большая дыра. Один из мальчиков лезет в неё, но раком пятится назад. Вылез, отряхивается.
— За стеной — мент с прутом в руке. Зря долбили.
Идут двое ребят. У одного на поясе шесть ложек, на шее несколько полотенец. Другой обёрнут простынёй, одеялом. Сергей спрашивает их:
— Куда же вы?
— Гуляем.
— А это — вещи куда?
— Выиграли в карты. Продаём. Купи?
Человек триста собралось в церкви. Яков на амвоне. Ловит муху: ему рукоплещут. Кто-то кричит: «Эх, гармошки нет! Сплясать бы».
Яков. Вы бы, черти, работали, тогда и музыка будет.
Крики: — Ребята — «Берёзку»!
Явился Лёнька с трубой, ещё один с барабаном, третий — с гитарой. Всё это вместе звучит дико. У Лёньки отняли трубу и сломали.
Крик. Ребята — спать!
Яков. Давайте завтра займёмся, организуем хоришко.
Голоса:
— Дело! Можно! Идёт!
Разошлись. На амвоне остался
Яков, его окружают Куманёк, Узбек, подошёл Лёнька и ещё четверо, затем явился Сергей.Яков. Ну, что?
Куманёк. Поддаются.
Узбек. Не очень.
Сергей. Вы говорите им: будете работать — всё будет!
Спальная. Ребята укладываются на койках, но некоторые на полу.
Входит Ленька с паршивенькой собачкой на руках, подошёл к своей койке, подумал. Положил собаку на койку, окутал её одеялом, сам лёг на пол. Сосед спрашивает его:
— Ты что это?
— Ничего. Мне — всё равно, как спать, а она никогда на постели не спала.
Все спят. Лёнька встал, подошёл к окну, открыл. Сел на подоконник, ноги за окно.
Стена дома. Окно. В нём Лёнька сидит и тихонько поёт.
Показать Николо-Угрешу в его современном виде. Затем — так же Болшево. Дать цифры производства.
[Картины к инсценировке П.С. Сухотина «В людях»]
[Первая картина]
Десятка полтора грузчиков, большинство — спит. Грохало чинит подушку, в руке — шило, дратва, рядом с ним — молодой парень негромко играет на гармошке, повыше их — Сергей.
Грохало. Брось, надоел.
Парень. Не любишь музыку-то?
Грохало. Весёлую — люблю.
Парень. Весёлая, она — трудная.
Сергей. Чем — трудная?
Парень. Быстроты требует.
Сергей (передразнил). Быстроты требует!
Парень. Чего дразнишься?
Сергей. Не люблю вот эдаких кислых чертей.
Парень. Мы — не черти, а крестьяне, значит — хри-стияне, да-а!
Сергей (дразнит). Да-а! Бя-а!
Парень. Опять драку затеять хочешь? (Встаёт, отходит прочь.)
Грохало. Зачем ты дразнишь их, в самом деле? Изобьют, как прошлый раз.
Сергей. Зря ты трёшься тут. У них у всех — душа милостину просит, душа просит, а рука — не даёт. В каждом таком бычке — мироед сидит. Я их — знаю, работал по деревням. Трое суток потерпишь, на четвёртые — думаешь: не поджечь ли деревеньку-то? И уходишь от соблазна дальше… Ничего ты, Лексей, не понимаешь.
Грохало. Кое-что, пожалуй, могу понять.
Сергей. Ну, а что?
Грохало. Вот понимаю, что ты анархист.