Том 2. Марш тридцатого года

Григорьев. Надежда Николаевна!.. (Оглянулся.)Надежда Николаевна, если бы вы поняли мое положение…

На верхней площадке Блюм.

Торская. Соломон Маркович, помогите товарищу Григорьеву в его тяжелом положении. У него лишний билет на «Федора Иоанновича».

Блюм. А кто это такой — Федор Иванович?

Торская. Он не имеет никакого отношения к снабжению, но билет вы возьмите.

Блюм. Ах, я уже не знаю. Это тот самый, который зарезал царевича Дмитрия. Ну, вы же знаете, я такими людьми не не интересуюсь. Но билет я возьму. Может быть, дочка пойдет. Она все романы с убийством любит. Да, скажите, пожалуйста, вы не видели уборщиц? Это черт знает что такое…

Блюм уже внизу. На верхней площадке Воргунов.

Воргунов. Товарищ Григорьев, я не понимаю, что это такое? Вы приходите на работу в одиннадцать часов…

Григорьев. Петр Петрович, с этими трамваями…

Воргунов (кулаком по барьеру). Товарищ Григорьев, я прошу вас не молоть глупости. Мы все приезжаем трамваями. А куда вы стащили сверлильные? Что это, вредительство, черт бы вас побрал, или последний идиотизм? Когда это кончится?

Григорьев. Петр Петрович, вы могли бы при посторонних…

Воргунов. К чертовой матери посторонних. Посторонние вам мешают работать. Вас ждут в конструкторской, а вы здесь с посторонними. Пожалуйста и немедленно дайте объяснение главному инженеру.

Григорьев направляется наверх.

Блюм (к Торской). Попало, хэ-хэ-хэ! Ох, и характер!.. Петр Петрович, вы там не видели уборщиц?

Воргунов (спускается на несколько ступенек). Уборщицы убирают в конструкторской.

Блюм. Они должны убирать не в конструкторской, а здесь и в столовой.

Воргунов. А они в конструкторской. Совершенно необъяснимое явление в природе.

Блюм. Ох, как захвачу их оттуда, так с них будет шерсть сыпаться. Господи, какой я злой, какой я злой, если бы кто-нибудь знал. (Побежал наверх.)

Воргунов. Надежда Николаевна, вы простите, но из-за вас наши молодые инженеры прямо испортились.

Торская. Что же делать? Испортились?

Воргунов. Как что делать? А вы не догадываетесь?

Торская. Я немножко догадываюсь. Вы их пересыпьте нафталином…

Воргунов. Да? Это было бы хорошо… Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания.

Торская. Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали.

Воргунов. Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите: о слиянии душ, о соловьях, о воробьях, при чем тут инструментальная сталь? И самое главное — не в рабочее время: ведь для всей этой чепухи отведено специальное время — вечером или там по утрам…

Торская. Я постараюсь, Петр Петрович…

Входит Одарюк.

Одарюк. Уже музыку слышно.

Торская. Да ну? (Подходит к двери и слушает.)

Воргунов. Вот еще: эта музыка…

Одарюк. Вы инженер?

Воргунов. Инженер.

Одарюк. Вы будете управлять заводом?

Воргунов. Почти.

Одарюк. А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват?

Воргунов. Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. (Вышел.)

Одарюк. Что он, чудак?

Торская. Это Воргунов. Он интересный человек.

Одарюк. Он наш?

Торская. Он должен быть нашим.

Одарюк. Придется в работу брать?

Торская. Ох, трудно его брать в работу!

Вбегает Воробьев.

Воробьев. Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, брат, во! В белых костюмах, черт, красота…

Одарюк. Возле парка?

Воробьев. Да уже к лесу подходят, совсем близко.

Одарюк выбежал.

Торская. И Захаров с ними?

Воробьев. А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная.

Торская. А Наташа?

Воробьев. Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так — повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал.

Торская. Все-таки, что вы будете делать с Наташей?

Воробьев. Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.

Торская. Отчего?

Воробьев. Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело…

Торская. Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.

Воробьев. Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.

Торская. Побоится Наташа.

Воробьев. Вот в том-то и дело.

Торская. Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.