Том 2. Нервные люди
Шрифт:
А означает оно, ну, вроде, что ли, как бы сказать — поведение или правильное отношение. А, впрочем, черт его разберет! Уж очень заковыристое слово. А, главное, понимают его по-разному. В одних местах так, в других — этак. А, например, — Земетчинский сахарный завод и совсем глупо понимает.
Сейчас расскажем про этот завод. Все отпоем.
Держись, братцы! Начинается.
Однажды тяжкое горе постигло этот завод. Любимого, можно сказать, начальника и друга, директора Григория Федоровича Каратаева перевели на другой завод. А именно — к боринцам.
Очень горевали земетчинцы.
—
Согласились. И, не заявляя в завком, взяли и написали.
«Глубокоуважаемый… Вы — этот, который… Отдали силы… Тяжелые условия… Мы лишаемся… Желаем… Многие годы…» И прочее тому подобное.
Написали и поднесли.
Григорий Федорович прочел и едва не прослезился. Спрятал адрес в карман, распрощался дружески и отбыл на Боринский завод.
Тут-то все и начинается.
Узнал об этом адресе земетчинский завком и в срочном порядке собрание собрал. И на собрании объявил:
Выдача всяких адресов и аттестатов может происходить только через завком, как через союзную организацию. В данном случае вы нарушили союзную этику. Надо потребовать адрес обратно.
Тут начали робко возражать, дескать, какой же это аттестат? Это так, вроде как в альбом на память написано.
Никаких возражений не стал слушать завком и через боринский завком потребовал:
Возвратить случайно выданный адрес.
Тут-то все и началось. Земетчинцы кричат: — Отдайте адрес! Потому — это явное нарушение союзной этики.
Боринцы отвечают:
— Адреса не отдам. Потому адреса назад отдавать — это против союзной этики. И за это оскорбление мы вам еще хвост накрутим.
А сам Григорий Федорович тихонько охает:
— Братцы, — говорит, — да я-то при чем? Я же не против этики. Берите все назад. Ну вас к лешему!
Вот тут, граждане, и разберись. Одно небольшое слово, а как понимают его в разных уездах!
А мы, Ленинградского уезда, совсем от этого с толку сбились.
А москвичи, например, не сбились. И говорят, будто даже ЦК сахарников уволил земетчинского предзавкома за нарушение союзной этики.
Вот оно как!
А чего думают про это слово в Дорогобуже — неизвестно. Скорей всего — ничего. Не дошло, небось, до них это слово. Ну, и к лучшему.
Кузнеца обидели
Лесопильное дело — легкое и веселое производство. Вредности в нем никакой. Опилки хотя и летят, так ведь не в рот летят. И ежели рта не раскрывать во время работы, так и не вредно получается.
Кузнечное дело — это другой коленкор. Тут угли все-таки, огонь, дым. Обжечься опять же можно. Или захворать от дыма. Это — безусловно вредное производство.
Ну, а вот теперь взять, к примеру, кузнеца и поставить его на работу в кузницу на лесопильный завод? Ну-те, чего получится? Вредно или не вредно?
Вопрос этот оказался до того тонкий и ехидный, что вокруг него целая каша заварилась. Каша заварилась, а мы — расхлебывай!
Все произошло на ст. Енисей на лесозаводе.
Поступил туда
кузнецом наш задушевный друг и приятель дорогой товарищ Ушкалов. Поработал он год и просит выдать ему денег заместо отпуска за вредность. И подает он заявление в РКК.РКК думает: «Раз это кузнец, то хотя он и на лесозаводе работает, дело и вредность от того не меняются. И пущай кузнец за эту вредность огребает деньги лопатой».
Одним словом, разрешили. Только послали свое постановление начальнику района Сибтранслеса, чтоб утвердил.
Начальник района на эту бумажку отвечает заносчиво: пущай, дескать,
РКК укажет пункт законодательства о вредности лесопильного производства.
Прочел эту резолюцию начальник завода товарищ Филимонов и не растерялся. Написал даже завкому:
Препровождаю бумагу для конкретного указания законодательства о вредности работ на лесозаводе.
Одним словом, плакали Кузнецовы денежки. Отказали ему начальники. И хотя этих начальников слегка и обложили в газете «Красноярский рабочий», но будет ли с того какой толк — не знаем. Не ручаемся. Уж очень вопрос сложный.
На этот вопрос массу мозгов растратить нужно. А мозги-то нынче в большой цене. Издалека видно.
Эх, не видать, кажись, кузнецу денег, как своих ушей!
Сочувствуем, братишечка.
Домашнее средство
Неохотно нынче народ на собрания ходит! Чего с ним сделалось — непонятно.
Писалось про это множество раз. Сколько перьев испортили! Один даже общественный работник от этого чесоткой захворал. Истинная правда. Конечно, может, он и от знакомого пуделя заразился, — не в этом дело.
Теперь он поправился. А дело насчет собраний не улучшилось. Выходит, что зря болел, бедняга.
Вот тоже, например, в Ростове. Фабрика там такая есть.
Трудно так выговаривается — Донгостабфабрика. Фабком уж и так и сяк уговаривал рабочих ходить на собрания — не слушают. Тогда фабком плакатик вывесил, — дескать, музыка будет играть на собраниях.Духовой оркестр.
Не знаем, подействовало это или нет. А то, если не подействовало, пущай фабком не горюет. Много есть еще домашних средств привлекать на собрания. Танцы, например, буфет с прохладительными напитками или, скажем, выдавать всем пришедшим на собрания какие-нибудь недорогие вещички или бутерброды с колбасой. А то можно еще за ногу веревкой привязать человека и тащить его.
Масса средств имеется в природе. А какие употреблять — зависит от общего развития граждан. Например, про себя Гаврила скажет — развития среднего, за ногу тащить не надо, достаточно, чтоб с музыкой.
Так-то, братцы! Ходи веселей!
Контролер
Организм у слесаря Гаврилыча был неважный. Была ли селезенка в неисправности или какой другой орган был с изъянцем — неизвестно. А только мучила человека жажда беспрестанно.
Как, например, получит человек деньги, отойдет от кассы, так и шабаш. Такая настает жажда — беда. Прямо беги в первую портерную и пей дюжину. И то мало. Не залить всей жажды.