Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Бианка-Мария подводит ее к стулу, становится перед ней на колени и берет ее за руки.

Бианка-Мария.Послушайте, Анна, послушайте! Ничего не потеряно, непоправимого еще не случилось. Вы не могли бы произнести более нежным голосом более безнадежные слова… Ах, вы думаете, что я не понимаю? Полноте! Нет, нет! Ничто не потеряно, ничего не случилось непоправимого… Я не знаю, какой внезапный страх толкнул меня в ваши объятья, и я просила у вас спасенья, защиты… от опасности, которой я не знаю, от зловещей опасности, которая грозит мне, хотя я не вижу, хотя я не могу ее определить… Я — слабое существо, детские страхи могут еще овладевать вдруг моей душой и потрясти ее. Анна, выслушайте истину. Кто мог бы солгать перед вами? Когда вы вошли туда в комнату с драгоценностями и поцеловали меня, вы почувствовали, что мои губы были чисты… Они были чисты, они чисты и теперь… Памятью моей матери, головой моего брата заклинаю вас, Анна, они останутся чистыми, такими, как теперь, с печатью, наложенной вашими же руками.

Она прижимает к губам руки слепой.

Анна.Не клянись, не клянись! Ты грешишь против жизни: ведь это то же самое, как если бы ты срезала все розы земли, чтоб не дать их тому, кто их жаждет. К чему? К чему? Разве ты могла бы уничтожить желание? Я чувствовала, что твои губы были чисты, чисты как огонь, но за несколько мгновений до этого я почувствовала также, что две жизни рвутся одна к другой всеми своими силами, что они смотрятся друг в друга через неподвижность моей скорби, как через готовое разбиться стекло.

Бианка-Мария.Боже мой, Боже мой! Вы словно хотите закрыть все выходы кругом…

Анна.Один останется открытым.

Бианка-Мария (с ясным и твердым ударением).Он — для меня.

Анна.Для тебя, для тебя… это — выход будущего. Только верь! Подожди еще немного.

Молчание. Бианка-Мария опускает голову под тяжестью зловещей мысли.

Ты чувствуешь запах мирт? Он опьяняет, как кипящее вино, он сохраняет свой зной даже на холодном ночном ветру. Ты чувствуешь? Даже у меня некогда кружилась от него голова… Это было время великой радости, очень далекое время! Мы ехали в Мегару, вдоль Эгинского залива. Ты знаешь этот берег? Он белел тогда, как соль, и был усыпан миртами и небольшими искривленными соснами, которые отражались в чистой воде. Моим исступленным глазам эти мирты казались горевшими зеленым пламенем кострами, а море было беспорочно и юно, как только что раскрывшийся венчик…

Бианка-Мария (медленно поднимая голову).Какая звучность в вашем голосе, Анна! Он так нежен, что трогает меня до глубины души, как музыка… Когда вы говорите о прекрасных вещах, чудится, что до ваших уст доносится эхо, я не знаю, какой песни. Говорите мне еще о прекрасных вещах, Анна!

Анна.Вы говорите, Бианка-Мария! Говорите о вашей мечте. В какую страну хотели бы вы уехать? В Сиракузы?.. Когда мы приехали сюда, мы думали провести весну в Закинфе. Александр хотел увезти Леонарда в Закинф, чтобы он там отдохнул. Я не знаю этого острова, но раз вечером, во время моего первого путешествия, я видела его издали, и он показался мне Островом Благословенных. Это было недалеко от Митрии… Митрия — какое дивное имя! Вам бы следовало носить это имя… Солнце уже зашло. Я помню, далеко кругом большие, имевшие священный вид холмы, покрытые густыми виноградниками, зелеными, похожими на луга, от них веяло какой-то чувственностью, потому что виноградные листья увяли от дневного зноя, то здесь, то там по чувственным кустам виноградной лозы тянулась задумчивая полоска черных кипарисов. Полная луна, нежная, как налет на стекле, всходила на необыкновенно бледном небе, сквозь верхушки черных кипарисов. Из какой-то долины виднелись в отдалении в море, на розовой полоске неба, божественные очертания Закинфа, словно изваянного из глыбы сапфира самым искусным из ваятелей… Таким он мне представляется еще и теперь. Там-то мы и должны были провести весну. Я уверена, что вы нашли бы там ваши апельсины и могли бы есть их, как хлеб… Мне хочется пить.

Бианка-Мария.Вам хочется пить? Чего вам дать?

Анна.Немного воды.

Бианка-Мария (встает, подходит к столу и наливает стакан воды).Вот вода!..

Анна (отпив).Вода почти теплая. Я всегда любила представлять себе наслаждение пить прямо из источника, как пьют животные. Раз я слышала, как Александр пил именно таким образом, большими глотками, я ему завидовала. Нужно растянуться на земле, да? И держаться на руках… Все лицо погружается в воду до самого лба, да? Я хотела бы попробовать. Вы пробовали когда-нибудь?

Бианка-Мария.Я всегда пью так. Так пить действительно приятно. Кажется, что пьешь всем лицом. Ресницы дрожат над водой, как бабочки, которые хотят окунуться. Я имею мужество держать глаза открытыми, и, когда вода вливается в мое горло, я замечаю в глубине какую-нибудь удивительную тайну. Я не умею сказать, какие странные фигуры рисуются на песке дна…

Анна.Голос у вас теперь свеж, как ключ. Мне словно слышится течение воды по вашему телу, как по статуе у источника… Вы не думаете, Бианка-Мария, что статуи у источников должны быть счастливы? В их неподвижной и незыблемой красоте струится какая-то живучая, постоянно возобновляющаяся душа… В одно и то же время они наслаждаются и неподвижностью, и движением. В пустынных садах они имеют вид изгнанниц, но статуи — не изгнанницы, потому что их зыбкие души не перестают сообщаться с далекими горами, откуда они некогда пришли, все еще погруженные в дремоту, плененные в глыбе бесформенного минерала. Они внимательно прислушиваются к словам, приходящим им на уста из недр земли, они не глухи и к беседам певцов и мудрецов, которые, как в убежище, любят отдыхать в их звучной тени, где мрамор застыл в тихом жесте. Они вам не кажутся счастливыми? Я хотела бы быть одной из них, потому что у меня есть общее с ними — слепота.

Бианка-Мария.Ах, Анна, у вас также и общая с ними способность успокаивать волнение и углублять забвение! Когда вы говорите о прекрасных вещах, ваш слушатель забывает свое страдание и верит еще в возможность жить, еще может верить в счастье жизни.

Анна.Жизнь еще может быть радостной. Не бойтесь… Все проходит, все — ничто… А как говорит Кассандра о человеческих делах? «Если они не благоприятны, влажная губка уничтожит всякий их след». Отчего вы не почитаете немного? Ведь вы мне обещали почитать…

Бианка-Мария.Что вам прочитать?

Анна.Диалог между Кассандрой и хором старцев.

Бианка-Мария ищет на столе книгу Эсхила, с принуждением, как бы борясь.

Вы нашли книгу?

Бианка-Мария (раскрывая книгу и перелистывая ее).Да, вот она.

Анна.Почитайте немного.

Бианка-Мария (читает).

ХОР Слава твоих предсказаний известна Нам, как и всем, Но не ищем мы вещего слова. КАССАНДРА Горе нам! Горе! что рок нам готовит: Новых и страшных томление бед Близится к нам, к этим бедным чертогам, Близким сердцам непосильная скорбь, Гнет неизбежных мучительных дней. Помощь же слишком далеко. ХОР Непонятен нам смысл предсказанья…

Анна (перебивая ее).Нет, довольно. Не читайте больше! Это слишком печально. Начнем лучше Антигону с того места, на котором вы остановились в то утро. Вы помните? Это было место, где Антигона впервые жалуется на свою скорбь. Казалось, что ее голос золотился, как верхушка кипариса в лучах заката…

Бианка-Мария ищет книгу Софокла.

Бианка-Мария.Не могу найти книгу.

Анна.Вы ее не искали с тех пор?

Бианка-Мария.Ах, вот она!

Раскрывает книгу, отыскивает страницу и читает.

ХОР Но достигнув вечной славы, Ты грядешь в жилище мертвых, Не в мучительной болезни, Не добычею врагов,— Нет, одна из всех живущих В цвете юности, свободно Ты за долг идешь на смерть!