Том 2. Повести и рассказы

Мне стало жаль мальчика, и я хотел было вмешаться. Однако рассудил, что могу это сделать, вернувшись из лесу, так как до ночи Валек, наверное, не покажется на кухне, — и я пошел своей дорогой.

До леса от усадьбы было примерно полчаса ходьбы, а может, и больше. Росли у нас в лесу дуб, сосна и орешник, а земляники и черники было такое множество, что, сколько ни собирай, на всех хватало. На опушке ягод было поменьше: их здесь пообщипали пастухи, зато в глубине леса они сплошь покрывали целые поляны величиной с наш двор.

Разыскав эти места, я набрал полную фуражку да еще насыпал в платок, но сам почти не ел, так как торопился к Лёне. И все же лишь через час, если не больше, я, нагруженный добычей, отправился в обратный путь. Пошел я не прямо, а немножко в обход, потому что мне хотелось прогуляться по лесу.

Когда входишь в чащу, деревья явственно расступаются, словно дают тебе дорогу. Но попробуй-ка, углубившись в лес, оглянуться назад! Они протягивают друг другу ветви, точно руки, стволы сдвигаются, а потом даже сталкиваются — и внезапно за тобой вырастает разноцветная, плотная, непроницаемая стена…

Тогда ничего не стоит заблудиться. Куда ни двинешься, всюду все одинаково, всюду деревья разбегаются перед тобой и смыкаются за тобой. Бросаешься бежать — они тоже бегут тебе вслед, отрезая дорогу назад. Остановишься — и они станут, устало обмахиваясь ветвями, как веером. Оглядываешься направо-налево, пытаясь найти дорогу, и вдруг замечаешь, что многие деревья прячутся за другими, как бы желая тебя уверить, что их тут меньше, чем ты думаешь.

О, лес — это опасное место! Тут каждая птица выслеживает, куда ты идешь, каждая былинка старается опутать тебе ноги, а если не может, так хоть шелестом доносит другим о твоем появлении. Видно, сильно тоскует лес по человеку, если, увидев его, пускается на любые уловки, чтобы оставить у себя навсегда.

Солнце уже клонилось к западу, когда я выбрался из лесу. Навстречу мне попался Валек. Он быстро шел, опираясь на длинную палку.

— Куда ты идешь? — спросил я мальчика.

Валек не побежал от меня. Он остановился и, показывая желтой ручонкой на лес, тихо ответил:

— Вон туда!..

— Скоро ночь, возвращайся домой.

— Да мама сулила меня до смерти избить.

— Идем со мной, тогда она тебя не побьет.

— Ох, побьет!..

— Ну пойдем. Вот увидишь, ничего она тебе не сделает, — сказал я, подвигаясь к нему.

Мальчик шарахнулся, но не убежал; казалось, он колебался.

— Ну идем же!..

— Да боюсь я…

Снова я подвинулся к нему, и снова он шарахнулся. Наконец эти колебания и шарахания маленького оборванца вывели меня из себя. Там Лёня дожидается ягод, а он тут торгуется со мной, не желая возвращаться…

Нет у меня на это времени.

Я быстро зашагал к усадьбе. Примерно на половине дороги я обернулся и увидел Валека на пригорке у опушки леса. Он стоял со своей палкой в руке и смотрел на меня. Ветер развевал серую рубашонку, а дырявая шляпа в лучах заходящего солнца сверкала на голове его, как огненный венец.

У меня сжалось сердце. Я вспомнил, как батраки подбивали его взять палку и идти куда глаза глядят. Неужели?.. Ну нет! Не настолько же он глуп. Да и некогда мне возвращаться к нему, еще ягоды помнутся, а там Лёня ждет…

Я опрометью помчался домой, чтобы пересыпать ягоды в корзинку. На пороге меня встретила Зося горькими слезами.

— Что случилось?

— Беда, — прошептала сестра. — Все открылось. Графиня уволила отца…

Ягоды посыпались у меня из фуражки и платка. Я схватил сестру за руку.

— Что ты говоришь, Зося?.. Что с тобой?..

— Да, да. Отец остался без места. Лёня по секрету рассказала об этой осе гувернантке, а гувернантка графине… Когда отец пришел, графиня велела ему сейчас же отвезти тебя в Седлец. Но отец сказал, что раз так, то мы уедем всей семьей.

Зося разрыдалась.

В эту минуту я увидел во дворе отца. Я бросился к нему и, задыхаясь, повалился ему в ноги.

— Отец, дорогой, что я наделал… — лепетал я, обнимая его колени.

Отец поднял меня, покачал головой и строго сказал:

— Глуп ты еще; ну, иди домой.

А потом прибавил словно про себя:

— Тут кое-кто другой орудует, он-то и гонит нас отсюда. Почуял, что старый уполномоченный не дал бы ему проиграть имение сиротки. И не ошибся!

Я догадался, что речь идет о женихе помещицы. Мне стало полегче на душе. Поцеловав шершавую руку отца, я заговорил немного смелее:

— Понимаете, отец, мы ходили за ежевикой… И Лёню ужалила оса.

— Сам ты глуп, как оса. Не братайся с барчуками, вот и не будешь охотиться на ос да штаны портить в пруду. Теперь ступай и не смей вылезать из дому, пока все не уедут отсюда.

— Они уезжают? — едва прошептал я.

— На днях уезжают в Варшаву, а когда вернутся, нас уже здесь не будет.

Тоскливо тянулся этот вечер. К ужину были прекрасные клецки с молоком, но никто их не ел. Зося утирала покрасневшие глаза, а я составлял всевозможные планы — один отчаяннее другого.

Перед сном я тихонько зашел в комнатку к сестре.

— Зося, — заявил я решительным тоном, — я… я должен жениться на Лёне!..

Сестра посмотрела на меня в ужасе.

— Когда? — только спросила она.

— Все равно.

— Но сейчас ксендз не станет вас венчать, а потом — она будет в Варшаве, а ты в Седлеце… И, наконец, — что скажут отец и графиня?..

— Ну, я вижу, ты не хочешь мне помочь, — ответил я сестре и, не поцеловав ее на прощание, ушел к себе.

С этой минуты я уже не помню ничего. Проходили дни и ночи, а я все лежал в постели, и у моего изголовья сидели то сестра, то Войцехова, а иногда и фельдшер. Не знаю, говорил ли кто-нибудь у нас или мне почудилось в жару, что Лёня уехала и что пропал Валек. Однажды мне даже примерещилось заплаканное лицо судомойки; склонившись надо мной, она спрашивала сквозь слезы:

— Панич, а где вы видели Валека?

— Я?.. Валека?.. — Я ничего не понимал. Но потом в бреду я собирал ягоды в лесу, и из-за каждого дерева на меня смотрел Валек. Я зову его — он убегает, бегу за ним, но не могу догнать. Колючие кусты то хватают меня, то отталкивают, ежевика опутывает ноги, деревья кружатся, а между стволами, поросшими мхом, мелькает серая рубашонка мальчика.

Порой мне казалось, что я-то и есть Валек или что Валек, Лёня и я — это одно лицо. При этом я всегда видел лес или густой кустарник, и всегда кто-то звал меня на помощь, а я не мог двинуться с места.