Том 2. Произведения 1938–1941

Часть II. Убиение фонетики

Вы намеренно сузили свою деятельность, ограничив поле своего фонетического захвата. Я разумею ритм, согласные и гласные установки и, наконец, интонацию. Первые два элемента при случае еще используются Вами, последние два почти нет. По слову Хлебникова, женств<енные> гласные служат лишь средством смягчения мужественным) шумам, но едва ли можно безнаказанно пренебрегать женственностью первых. Только гласная может заставить стихи плыть и трубить, согласные уводят их к загробному шуму. Смена интонации заставляет стихотворение переливаться живой кровью, однообразная интонация превращает ее в бесслизистую лимфатическую жидкость, лицо стихотворения делается анемичным. Анемичное лицо — Ваш трюк, поэт, но я принципиально против него возражаю.

Часть III. Композиция вещи

Кирпичные дома строятся таким образом, что внутрь кирпичной кладки помещается металлический стержень, который в есть скелет постройки. Кирпич отжил свое, пришел бетон. Но бетонные постройки опять-таки покоятся на металлической основе, сделанной лишь несколько иначе. Иначе здание валится во все стороны, несмотря на то что бетон — самого хорошего качества. Строя свою вещь, <Вы> избегаете самого главного — сюжетной основы или хотя бы тематического единства. Вовсе не нужно строить эту основу по принципу старого кирпичного здания, бетон новых стихов требует новых путей в области разработки скрепляющего единства. Это благодарнейшая работа для левого поэта. Вы на ней поставили крест и ушла в мозаичную лепку оматериализованных метафорических единиц. На Вашем странном инструменте Вы издаете один вслед за другим удивительные звуки, но это не есть музыка.

Часть IV. Выбор темы

Этот элемент естественно отпал в Вашем творчестве — при наличии уже указанного. Стихи не стоят на земле, на той, на которой живем мы. Стихи не повествуют о жизни, происходящей вне пределов нашего наблюдения и опыта, — у них нет композиционных стержней. Летят друг за другом переливающиеся камни и слышатся странные звуки — из пустоты; это отражение несуществующих миров. Так сидит слепой мастер и вытачивает свое фантастическое искусство. Мы очаровались и застыли, — земля уходит из-под ног и трубит издали. А назавтра мы проснемся на тех же самых земных постелях и скажем себе:

— А стариц-то был неправ.

20. IX.26.

Н. Заболоцкий

<Письмо Д.И. Хармсу>

1

Пошли па вечер все друзья. Один остался я усопший. В ковше напиток предо мной, и чайник лезет вверх ногой, вон паровоз бежит под Ропшей, — и ночь настала. Все ушли, одни на вечер, а другие ногами рушить мостовые идут, идут… глядят, пришли: какая чудная долина — кусок избушки за холмом торчит задумчивым бревном, бежит вихрастая скотина, в, клича дядьку на обед, дудит мальчишка восемь лет.

2

Итак, пришли. Одной ногою стоят в тарелке бытия, играют в кости, пьют арак, гадают — кто из них дурак. «Увы, — сказала дева Там, — гадать не подобает вам. У вас и шансы не равны — вы не Горфункеля сыны».

3

Все в ужасе свернулись в струнку, тогда приходит сам Горфупколь. «Здорово, публика! Здорово испьем во здравие петрове Данил о, чашку подавай, ты, Сашка, в чашку наливай, а Вы, Тамара Алексанна, порхайте около и пойте нам: Осанна!!!»

4

И вот начался страшный ад: друзья, испуганы донельзя, сидят на корточках, кряхтят, испачкали от страха рельсы, и сам Горфупкель, прыгнув метко, сидит верхом на веной ветке и нехотя грызет колено, рыча и злясь попеременно.

5

Наутро там нашли три трупа. Лука… простите, не Лука, — Данило, зря в преддверье пупа, сидел и ждал, пока, пока, пока… Всему конец приходит, писака рифму вдруг находит, воришка сядет на острог, солдат приспустит свой курок, у ночи не иссякнут жилы, и все, о чем она тужила, присядет около нее, солдатское убрав белье…

6

Придет Данило, а за ним бочком, бочком проникнет Шурка. Глядят — столы. На них окурки, И стены шепчут им: «Усни, усните, стрекулисты, это — удел усопшего поэта.» — А я лежу один, убог, расставив пальцы сонных ног, передо мной горит лампада, лежат стишки и сапоги, и Кепка в виде циферблата свернулась около ноги.

Н. Заболоцкий

12. III.27

Даня, жалко тебя будить — ты спишь с большим аппетитом. Я ухожу. Прощай. Видишь — что я тут наделал. Обрати внимание на стихотворный совет в рамке. Потом изорви.

Бросьте, бросьте, стрекулисты, разные стишки писать — если на руку нечисты, это нечего скрывать. Занимайся лучше делом, специальность избери, поворачивайся смело, а лениться — черта с три. Данька будет генералом, Шурка будет самоваром. Шурка будет жечь да жечь — генералу негде лечь. Игорь будет бонвивантом с некоторым — к-ха! — талантом, Заболоцкий у него будет вроде как трюмо: повернул — извольте видеть как любить и ненавидеть, а поставил вверх ногой — будет окорок лихой. Так трудяся понемногу, проживем — и слава Богу. А теперь скорее в путь, папиросы не забудь!

Раздражение против В<веденского>

Ты что же это, дьявол, живешь как готтентот, ужель не знаешь правил, как жить наоборот?

1931

Даниил Хармс

«В смешную ванну падал друг…»

А. И. Введенскому

В смешную ванну падал друг стена кружилася вокруг корова чудная плыла над домом улица была и друг мелькая па песке ходил по комнате в носке вертя как фокусник рукой то левой, а потом другой потом кидался на постель когда в болотах коростель чирикал шапочкой и выл уже мой друг не в ванне был.

5 марта <1927>

«Я в трамвае видел деву…»

Я в трамвае видел деву даже девушку друзья вся она такой бутончик рассказать не в исах я. Но со мной чинарь Введенский ехал тоже как дурак видя деву снял я шляпу и Введенский снял колпак.

<январь 1930>

<Я решил растрепать одну компанию…>

…Теперь я скажу несколько слов об Александре Ивановиче.

Это болтун и азартный игрок. Но за что я его ценю, так это за то, что он мне покорен.

Днями и ночами дежурит он передо мной и только и ждет с моей стороны намека на какое-нибудь приказание.

Стоит мне подать этот намек, и Александр Иванович летит как ветер исполнять мою волю.

За это я купил ему туфли и сказал: «На, носи!» Вот он их и носит.

Когда Александр Иванович приходит в Госиздат, то все смеются и говорят между собой, что Александр Иванович пришел за деньгами.