Том 2. «Жизнь идиота» и другие новеллы
Шрифт:
— Всемогущий господь, да будет воля твоя! Освобожденная от веревок, о-Гин некоторое время
стояла, растерянно глядя перед собой. Но, взглянув на Магосити и о-Суми, она вдруг упала перед ними на колени и, ни слова не говоря, залилась слезами. Маго-сити не открывал глаза. О-Суми отвернулась, даже не взглянув на о-Гин.
— О отец, о мать, прошу вас, простите меня! — заговорила наконец о-Гин. — Я отреклась от святого учения. Это оттого, что я вдруг заметила вон там ветви сосен, похожие на священные балдахины. Мои родители, покоящиеся под сенью этих кладбищенских сосен, не знали святого господнего учения и, наверно,
Проговорив все это прерывающимся голосом, о-Гин зарыдала. Тогда и из глаз Дзёанны-о-Суми прямо на груду хвороста под ее ногами покатились слезы. Разумеется, готовясь войти в парайсо, бесплодно вздыхать — это верующим никак не пристало. Дзёан-Магосити, с горестью обернувшись к привязанной рядом жене, гневно крикнул пронзительным голосом:
— И тебя увлек дьявол? Если хочешь отречься от святого учения, сделай милость, отрекайся сколько угодно. Я один сгорю у вас на глазах.
— Нет, я умру с тобой! Но это... — глотая слезы, выкрикнула о-Суми, — но это не потому, что я хочу попасть в парайсо. Я только хочу с тобой... всегда быть с тобой.
Магосити долго молчал. Лицо его то бледнело, то снова разливалась по нему кровь. На лбу каплями выступил пот. Магосити духовным взором видел сейчас свою анима. Видел ангела и дьявола, борющихся за его душу. Если бы в эту минуту о-Гин, рыдавшая у его ног, не подняла голову... Но нет, лицо о-Гин уже было обращено к нему. И со странным блеском в глазах, полных слез, она пристально посмотрела на Магосити. В ее взоре сияла не только невинная девичья душа. В нем сияла душа человека — душа «изгнанной дочери Эва».
— Отец! Пойдем в ад! И мать, и меня, и того отца, и ту мать — всех нас унесет дьявол.
И Магосити пал.
Из столь многих в нашей стране преданий о мучениях ревнителей веры этот рассказ дошел до нас как пример самого постыдного падения. Да, когда они все трое отреклись от святой веры, даже зрители — старые и молодые, мужчины и женщины — все их осудили. Может быть, от досады, что не удалось увидеть сожжение на костре, ради которого они собрались. И, как говорит предание, дьявол от чрезмерной радости всю ночь, обратившись огромной книгой, летал над местом казни. Впрочем, был ли это успех, достойный столь безрассудного ликования, автор сильно сомневается.
Август 1922 г.
ТРИ СОКРОВИЩА
Лес. Трое разбойников, ссорясь, делят награбленные сокровища: сапоги-скороходы, плащ-невидимку и меч, разрубающий сталь. Правда, с первого взгляда видно, что это никуда не годное старье.
Первый разбойник. Плащ давайте сюда.
Второй разбойник. Хватит болтать. Меч давайте мне. Ух ты, сапоги у меня стащили.
Третий разбойник. Да это же мои сапоги! Ты их у меня стащил.
Первый разбойник. Ну, ладно, ладно. Плащ все равно мой будет.
Второй разбойник. Вот скотина! Почему не отдаешь?
Первый разбойник. Ну хватит, хватит! Вы что, меч мой тоже стащили?
Третий разбойник. У, ворюга, отдавай плащ!
Завязалась драка. А в это время по лесной дороге верхом на коне ехал принц.
Принц. Эй, эй, что вы делаете? (Слезает с коня.) Первый разбойник. Да он вот во всем виноват. Меч у меня стащил и плащ еще требует.
Третий разбойник. Сам и виноват. Плащ-то ведь он у меня стащил.
Второй разбойник. Уж эти двое что хочешь украдут. Ведь все это мое.
Первый разбойник. Ври!
Второй разбойник. Сам ты врун и есть!
Снова готовы затеять драку.
Принц. Постойте, постойте. Ну из-за чего вы сco¬ ритесь? Не все ли равно кому достанется старый плащ, а кому — дырявые сапоги?
Второй разбойник. Нет, так не пойдет. Плащ этот не простой. Стоит надеть его, как сразу станешь невидимым.
Первый разбойник. А меч может разрубить какой угодно стальной шлем.
Третий разбойник. А наденешь эти сапоги и враз пролетишь тысячу ри.
Принц. Да, за такие сокровища стоит поспорить. Но разве нельзя поделить их, не жадничая, каждому по одной вещи?
Второй разбойник. Попробуй подели. Не успеешь оглянуться, как тебе этим мечом голову отхватят.
Первый разбойник. Это бы еще ничего. Хуже другое. Кто наденет плащ — тот и кради что хочешь.
Второй разбойник. Да что там! Надевай сапоги, хватай, что понравилось, — только тебя и видели.
Принц. Да, вполне резонно. Но, может быть, чтобы не спорить, вы все три вещи мне продадите?
Первый разбойник. Ну как, продадим этому господину?
Третий разбойник. Может, и правда это самое лучшее?
Второй разбойник. А за сколько?
Принц. За сколько... Давайте так сделаем. Вместо вашего плаща я отдам свой красный плащ. Он даже отделан шитьем. Вместо сапог — свои сапоги, украшенные драгоценными камнями. А если вы получите этот оправленный золотом меч, то ничуть не прогадаете, отдав за него свой. Ну как, подходит вам такая цена?
Второй разбойник. Я, пожалуй, вместо этого плаща его плащ возьму.
Первый разбойники третий разбойник. Мы тоже согласны.
Принц. Ну что ж. Тогда давайте меняться.
Принц выменивает плащ, меч и сапоги, снова садится на коня и собирается ехать дальше по лесной дороге.
Там впереди нет постоялого двора?
Первый разбойник. Как только выедете из лесу, сразу же будет постоялый двор «Золотой рожок». Ну, счастливого пути.
Принц. Понятно. Прощайте. (Уезжает.)
Третий разбойник. Выгодное дельце мы провернули. Я даже и не думал, что у него такие сапоги. Смотрите. В пряжки вставлены бриллианты.
Второй разбойник. А чем плох его плащ? Наденешь его — и сразу станешь похожим на господина.
Первый разбойник. Да и меч этот — стоящая вещь. И эфес и ножны золотые. И надули мы его так легко потому, что принц, видно, порядочный дурак. Верно?