Том 20. Письма 1887-1888
Шрифт:
Повестушка скучная, как зыбь морская; я сокращал ее, шлифовал, фокусничал, и так она, подлая, надоела мне, что я дал себе слово кончить ее непременно к маю, иначе я ее заброшу ко всем чертям.
Во всяком случае передайте Анне Михайловне, что я не тороплюсь исполнить свое обещание только потому, что недоволен своей работой. Вышлю, когда мне будет казаться, что я доволен или почти доволен. Во всяком случае «Сев<ерный> вестн<ик>» может считать себя по части моей беллетристики обеспеченнымна июньскую или в крайнем случае на июльскую. Вернее, что на июньскую… Я бы и сейчас послал повесть, но не нахожу полезным торопиться. Я трус и мнителен; боюсь торопиться
Теперь об авансе. Об этой штуке Вы не раз писали мне; говорил о ней и Короленко. Если понадобится, то я воспользуюсь любезностью редакции и не буду чувствовать себя неловко, ибо в долгу не останусь. Теперь пока мне еще не нужны деньги. Понадобятся, вероятно, в конце апреля. Если увижу, что без аванса не обойтись мне, то напишу.
Что касается Введенского, то претензия его на меня * мне кажется неожиданной и по меньшей мере странной. Быть у него я не мог, потому что незнаком с ним. Во-вторых, я не бываю у тех людей, к которым я равнодушен, как не обедаю на юбилеях тех писателей, которых я не читал. В-третьих, для меня еще не наступило время, чтобы идти в Мекку на поклонение…
Был у меня Островский. Ездили вместе в Третьяковскую галерею. У меня он познакомился с Короленко * .
Я готов поклясться, что Короленко оченьхороший человек. Идти не только рядом, но даже за этим парнем — весело.
Вы сильно огорчите меня, если не приедете в Украйну. Что я должен пообещать Вам, чтобы вы тронулись из Питера?
Погода чудесная. Работать совсем не хочется. Кланяйтесь Вашим и редакции.
Будьте здравы и живите так, чтобы каждую минуту чувствовать весну.
Ваш А. Чехов.
Прочел я это письмо и нахожу, что оно написано очень нелитературно.
Чехову Ал. П., 11 или 12 апреля 1888
412. Ал. П. ЧЕХОВУ *
11 или 12 апреля 1888 г. Москва.
Бездельник!
Сегодня я послал для Неупокоева (когда он упокоится?) еще текста * . Рассказ «Тина» поставь перед «Степью» * , а два прочие после, но «Поцелуй» должен быть в конце книги. Еще раз напоминаю: рассказ «Счастье» должен быть первым и «посвящается Я. П. Полонскому с костылем * ». Книгу надо будет назвать так:
Антон Чехов
Рассказы и тут же на обложке перечисление рассказов петитом.
Считался ли за «Сумерки»?
2-е изд. «Сумерек» пора печатать. По крайней мере, пора объявить об этом в понедельницком анонсе.
На задней стороне обложки должны быть объявления о моих книгах: «Пестрых рассказах», «Сумерках» и «Рассказах».
Это, брат, тебе не Англия!
Получил от старичины * длинное письмо и сопричислил его к автографам.
Денег нет и нет. Писать разучился. Хочу поступить в аптеку.
Если тебе кажется, что я затрудняю тебя своими изданиями, то напиши мне.
Был сегодня Федор Глебов. Спрашивал о тебе. По-видимому, недоволен тем, что ты незаконно живешь, но не высказывает этого,
хотя и удивляется, что «оне — старуха-с» * …Насчет денег и Николки по-прежнему долготерпелив…Если увидишь Михаила Суворина, то передай ему, что моих книг нет ни на одной станции * . Этак много не наторгуешь.
Веди себя хорошо <…>
Граф Платов.
Баранцевичу К. С., 14 апреля 1888
413. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ *
14 апреля 1888 г. Москва.
14 апр. 88.
Спасибо Вам, добрейший Казимир Станиславович, за Ваши милые письма. Простите, что долго не отвечал Вам, — мешали весна и лень. Начну с сожаления, что Вы не пришли ни к какому соглашению с «Сев<ерным> вестником». Один сборник лучше, чем два. Из двух сборников один обязательно должен сесть на мель, чего я не желаю ни Вам, ни «Сев<ерному> вестн<ику>», ибо сочувствую обеим сторонам от всей души.
Ваша точка зрения показалась мне неверной * . Вы точно взглянули на «Сев<ерный> вестн<ик>» как на конкурента, а тут не может быть и речи о конкуренции… И цари, и рабы, и умные, и глупые, и мытари, и фарисеи имеют одинаковое юридическое и нравственное право чтить память покойников, как им угодно, не интересуясь ничьим мнением и не боясь помешать друг другу… Это раз. Во-вторых, Вы спрашиваете: что им Гекуба * ? Гекуба не составляет ничьей привилегии. Она для всех.
Было бы, конечно, дурно, если бы вас, искренних и любящих людей, пригласили на консилиум господа, видящие в смерти Гаршина только хороший предлог для позировки, кокетничанья или других низменных целей; но ведь относительно «Сев<ерного> вестн<ика>» Вы не можете заподозрить и тени этого… Насколько я знаю старика Плещеева, он благоговеет перед памятью Гаршина и сродни всем Гекубам… А. М. Евреинова, насколько я успел понять ее, тоже хороший человек…
Итак, я думаю, что обе стороны неправы, что не сошлись. Этого можно было бы достигнуть при взаимных уступках.
Теперь о Короленко * …Почему Вы думаете, что он должен быть непременно «наш»? Откуда у Вас эти исключительные права на симпатии человека? Как очень хороший человек и талантливый писатель, он изображает ту же Гекубу, которая не может быть ни «нашей», ни «вашей». Пусть сидит там, где ему угодно.
Что касается названия книги * «Красный цветок», то оно мне не нравится. Почему? Не знаю.
Того рассказа, который Вам хотелось иметь от меня * , я не нашел и потому послал «Беглеца» * . Если Вы не против, то очень рад.
А Вы непременно приезжайте в Сумы. Дайте себе слово не лениться дорогой, и Вы обязательно заедете. Обыкновенно заезжать к кому-нибудь по пути — ух, как не хочется! Но Вы поборите леность — матерь всех пороков — и заставьте себя заехать. Вы редко ездили и не знаете, что за штука дорожная лень. Бывало, дашь кому-нибудь слово побывать у него, поклянешься, но вот подъехал к станции… ночь, душно, лень… махнешь рукой и поедешь дальше. А если при этом нужно еще взять крюк в 50-100 верст, то подумаешь-подумаешь, зевнешь, а услужливое, ленивое воображение живо стушует в памяти образ приглашавшего приятеля, и… махнешь рукой и забудешь.