Том 20. Письма 1887-1888

Рукоплещу твоим покушениям на маленький фельетон ^* . Только избери какой-нибудь постоянный псевдоним, ибо одна буква не годится. К псевдониму редакторы и читатели привыкают, а к литерам нет. Не мешало бы тебе также мало-помалу перейти к коротеньким заметкам на первую страницу на сюжеты Скальковского ^* . Почему бы тебе не ругать, например, нижегородских купцов за их петиции ^* , полные безнадежной глупости и жалких фраз?

Вчера получил от старичины ^* длинное письмо. Будет в Москве около 20-го. Он пишет мне: «У меня нет свободного отношения к кассе, я беру оттуда деньги всегда с каким-то несвободным, тяжелым чувством, как не свои. До прошлого года у меня было своих 10 т<ысяч> р., оставшихся от продажи имения. Так мне и сказали, что они мои, и я был очень рад, но в прошлом году я до трех тысяч роздал без отдачи, а остальными заплатил за феодосийскую землю. Теперь строю дом, и для меня это мука брать на него деньги из кассы. Я Вам нимало не преувеличиваю, хотя не могу хорошенько разобраться в этом странном чувстве. Иногда я начинаю храбриться и кричать: ведь могу же я за свой каторжный труд позволить себе эту роскошь, эту блажь! и мне ужасно хочется, чтоб мне поддакивали, но когда я слышу „конечно, это другое дело, об этом и речи нет“, я начинаю злиться, ибо в этих фразах чувствую, что ко мне только снисходят. Строилась типография, строят теперь дом в Петербурге, но всё это без меня, ни расчетов, ни счетов не знаю, но в Феодосии ястрою дом, для себя. Всё прочее как будто не для меня, а для всех, а это как будто лишнее, ибо это моя фантазия, моя блажь. Блажи у меня много, но она в голове и остается. Я бы желал выиграть 200 тысяч, ибо это считал бы своимиденьгами, и я бы ими тряхнул и никто бы не смел и поморщиться, что бы я из них ни сделал, хоть бы с кашей съел»…

И всё письмо такое. Необычайно симпатичные письма, рисующие этого хорошего человечину.

Сегодня получил громадное, в 6–7 листов, письмо и от Суворина-фиса ^* . Решаем с ним в письмах разные высокой важности вопросы. Вообще семья Сувориных великолепная, теплая; я к ней сильно привязался, а что дальше будет, не знаю.

Выписка из письма — секрет. Порви.

Мать бы поехала к тебе ^* , да денег нет.

Справку в своем архиве насчет цуцыка сделаю ^* , а ты за это поскорее вышли мне отчет о сумасшедших домах ^* д-ра Архангельского, возвращенный тебе Поповым. Этот отчет нужен мне для суворинского календаря. Не отдал ли ты его осколочным дамам? Вышли заказной бандеролью — без атласа, к<ото>рый я увезу из Питера сам.

Поклоны всем и от всех.

Женитьба не уйдет ^* , была бы охота и <…>

Начинаю писать для «Н<ового> в<ремени>» ^* .

Твой А. Чехов.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 14 сентября 1888

482. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ) ^*

14 сентября 1888 г. Москва.

14 сент.

Ах, милый Жан, да проглотит Вас ад за Ваш возмутительный, святотатственный почерк! Я не разобрал пяти слов… Воображаю же, во что обходится Ваш почерк наборщикам и переписчикам!

Я жив и здрав, живу в Москве. Больше о себе ничего не имею сказать. Не в обиду будь мне сказано, природа и абсолютное безделье бесконечно удовлетворяли меня: я был доволен и покоен; теперь же, когда мне lege necessitatis [33] приходится садиться за обязательный труд и по-людски в поте лица есть свой хлеб, я недоволен, вдаюсь в хандру, ною, читаю мораль, мизантропствую и строю в своей башке такие конечные выводы, что упаси боже. За 10 дней, пока я живу в Москве, из дому я выходил только 2 раза, на минутку, а то всё время сижу в четырех стенах, понукаю себя к работе и жду весны, когда бы мне опять можно было бездельничать, шататься, есть, писать длинные письма и спорить с либеральными девицами ^* .

33

по закону необходимости ( лат.).

Моя мечта: заработать к весне возможно больше денег, каковые нужны мне для осуществления моих планов, в тиши задуманных. Буду стараться писать вовсю, семо и овамо, вкривь и вкось, не щадя живота, пока не опротивею; вернусь в «Пет<ербургскую> газ<ету>», в «Осколки» и в прочие колыбели моей славы, пойду в «Север», в «Ниву» и куда хотите… Денег, денег!

Жениться мне, что ли???

Вам нравится «Медведь»? ^* Коли так, пошлю его в цензуру ^* . Воображаю, сколько деньжищ заработали Вы Вашими «Горами Кавказа»! ^* Я сижу с 15 рублями, а будущее, когда я начну получать гонорарий, представляется мне таким же отдаленным, как страшный суд. Задолжал я за лето более 500 рублев. Ну, не курицын ли я сын?

Чтобы освежить и обновить воздух в своей квартире, взял к себе в жильцы молодость ^* в образе гимназиста-первоклассника, ходящего на голове, получающего единицы и прыгающего всем на спины.

Как идет Ваша книжная торговля? ^*

Если будете в Москве, то милости просим в мою берлогу. Буде увидите Тихонова, передайте и ему мое приглашение. Про «Дачного мужа» — пьесу — я еще ничего не слышал ^* и не читал; если буду у Корша, то порасспрошу его насчет новых пьес, кину камешек в Ваш огород и о результатах беседы сообщу Вам. Но это едва ли случится раньше 2–3 недель.

Суворин еще в Феодосии, где воздвигает себе замок. Ну, будьте счастливы.

Ваш А. Чехов.

А что мы теряем жизнь ^* — это так же верно, как то, что Вы носите очки. Впрочем, чёрт его знает!

Плещееву А. Н., 15 сентября 1888

483. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ ^*

15 сентября 1888 г. Москва.

15 сент.

Милый Алексей Николаевич, не велите казнить, велите слово вымолвить! Теперь вижу, что, когда я обещал Вам рассказ для октябрьскойкнижки, в моей голове перепуталась вся арифметика. Едучи в Москву, я решил в сентябре писать для «Сев<ерного> вестника», кончить к 1–2 октября и послать не позже 5-го октября… Вот это-то канальское «октября» и перепуталось в моей башке с «октябрьской» книжкой. Начав писать в начале сентября, я никоим образом не мог бы поспеть к той книжке, которая печатается в сентябре! Прошу убедительно Вас и Анну Михайловну простить меня за рассеянность. В ноябрьской книжке рассказ мой будет ^* — это вне всякого сомнения (если не забракуете его). Я пишу его помаленьку, и выходит он у меня сердитый, потому что я сам сердит ужасно…

Что касается гаршинского сборника ^* , то не знаю, что и сказать Вам. Не дать рассказа — не хочется. Во-первых, таких людей, как покойный Гаршин, я люблю всей душой и считаю своим долгом публично расписываться в симпатии к ним; во-вторых, Гаршин в последние дни своей жизни много занимался моей особой ^* , чего я забыть не могу; в-третьих — отказаться от участия в сборнике значит поступить не по-товарищески, сиречь по-свински. Всё это я чувствую до мозга костей, но представьте мое нелепое положение! У меня решительно нет тем, сколько-нибудь годных для сборника.