Том 23. Её величество Любовь
Шрифт:
Она хотела добавить еще что-то, но не выдержала и заплакала, опустившись на стул. Ратманин положил ей на колени свою красивую, темнокудрую голову и заговорил взволнованно:
— Мама, золото мое… родная мама… не плачь! Ведь там, в столице, ждет твоего сына слава, ждет успех… А главное, занявшись серьезно искусством, я надеюсь, что в состоянии буду дать и тебе вздохнуть свободно. Ведь ты слепишь глаза за этим ужасным вышиваньем гладью. Помнишь, что сказал доктор? При таком труде тебе не хватит твоих глаз и на два года… Это ужасно, мама! Я ежемесячно стану высылать тебе мой заработок… Милая ты моя мамочка!
Анна Викторовна перестала
Весь город знает, как он талантлив, ее Алеша; весь город знает, как он всеми силами старается облегчить тяжелую долю матери-труженицы. Но в маленьком Вольске негде развиться таланту юноши, негде найти сбыт работам, за которыми немногие жившие там знатоки признают уже давно выдающиеся достоинства. Давно уже Анне Викторовне говорят, что ее Алеше нужно ехать в столицу, где из ее сына мог бы выйти выдающийся художник, но она и слышать не хотела о том, чтобы расстаться с своим ненаглядным, единственным сынишкою. Но теперь сам Алексей выразил твердое намерение ехать в столицу — и она не будет противиться ему. Пусть едет — раз иначе нельзя. Она не будет горевать больше… Ей нельзя удерживать его, мешать ему… Кто знает? Может быть, столица, этот чуждый, неведомый им обоим, страшный город, даст славу и деньги ее Алексею.
И она быстро осушила последние дрожащие на ее ресницах слезинки и сказала:
— С Богом, мой мальчик… А я здесь буду молиться за тебя…
Как во сне ехал Алексей Ратманин по шумным, суетливым петербургским улицам. И не только сейчас, а все время от Вольска до Петербурга казалось ему одним сплошным тяжелым кошмаром. Прощанье с матерью, с любимым учителем — художником Волиным и другом Сергеем, слезы мамочки, ее последние напутствия и благословения, долгий, как вечность, путь, приезд и эта совсем чужая ему сутолока на чужих улицах в чужом городе — совершенно закружили его. Полуживой от усталости, он таскался уже около часа по городу, стараясь найти себе дешевенькую комнату со столом, но всюду, куда ни подвозил его извозчик, нанятый им у вокзала, куда бы ни заходил Алеша, все не подходило ему. То цены за комнату пугали его, то ему показывали такую темную конуру, где ни в коем случае нельзя было заниматься живописью.
Но вот извозчик, проехав целый ряд разных улиц, остановился в каком-то узком переулке, перед деревянным невзрачным домом, у ворот которого на стене висело несколько зеленых билетиков о сдаче комнат.
— Посмотрите, барин, — сказал извозчик, — здесь, кажись, фатерки дешевые… Давеча студента возил, тот тоже здесь комнату снял…
Алексей выскочил из саней и, оставив свой чемоданчик и ящик с красками на попечение извозчика, бросился в ворота и в следующую же минуту звонил у дверей первой квартиры.
Заскрипели легкие шаги за дверью.
— Кто там? — послышался женский голос.
"Господи! Совсем точно мамин голос", — мелькнуло в голове Алеши и даже дух захватило у него в груди.
Дверь распахнулась, и хорошенькая молодая девушка появилась на пороге.
— Здесь сдается комната? — спросил Ратманин.
— Пожалуйте, здесь, я покажу вам, — и ласково кивнув белокурой головкой, девушка прошла вперед.
Алексей последовал за нею. Комнатка, в которую она привела его, была небольшая, но очень уютная и вся залитая солнцем.
— Ну-с,
как вам нравится эта комната? — спросила девушка.— Комната очень хорошая, — ответил Ратманин. — Мне бы она вполне подошла, только если цена…
— О, не беспокойтесь! мы недорого возьмем, так как эта комната уже третий месяц стоит пустая, — сказала девушка. — Жаль, дяди нет, но я вам прямо скажу: раньше мы брали за нее пятнадцать рублей в месяц, а теперь отдадим за десять… Обеды тоже можете у нас иметь. По тридцать копеек за обед не дорого будет для вас? Самовар когда хотите, хоть четыре самовара в день пейте… И прислуге ничего платить вам не придется, потому что у нас прислуги нет, а убирать комнату буду я, да и готовлю я…
"Какая она славная, а главное на маму голосом похожа", — подумал Ратманин и тут же добавил вслух: — Мне эта комнатка нравится, рисовать здесь удобно.
— А вы художник? — так и встрепенулась девушка.
— Начинающий, — скромно отвечал Алеша.
— Вот хорошо-то! — еще более оживилась она и даже запрыгала на месте, как маленькая девочка. — И дядя художник тоже.
— Да?
— Он картины на заказ пишет и портреты… И вы тоже будете писать на заказ?
— Надеюсь, и я тоже! — засмеялся Алеша и заявил, что он снимает комнату.
— Когда же вы думаете переехать? — спросила девушка.
— Да сейчас. Ведь у меня все вещи с собою.
— Ну, вот и отлично. Я сейчас пошлю дворника за вашими вещами. Ведь, наверное, вещей у вас не так много, один дворник унесет? — и она так хорошо и добродушно рассмеялась, что и сам Алеша не мог не засмеяться следом за ней.
— Да, вы угадали, вещей у меня немного, — произнес он шутливым тоном и потом прибавил: — а вас как зовут? Позвольте узнать.
— Анной Дмитриевной! А вы меня можете называть просто Нюрой, а то — что там "Анна Дмитриевна". Смешно.
— Ах, как хорошо, что вы Анна! — произнес Алеша.
— Почему же?
— Да маму мою так зовут. И голос у вас совсем как у мамы, и волосы. Нет, я положительно рад, что к вам попал. Вы мне маму напомнили.
— Вы, верно, маму вашу без ума любите? — поинтересовалась Нюра.
— Еще бы! — отвечал Алеша таким тоном, что сразу расположил к себе девушку. — Ведь у меня, кроме мамы, никого нет на свете… Она меня после смерти отца вынянчила, выходила и человеком сделала. Как же маму не любить! А вы разве матери своей не любите?
— У меня нет матери и отца нет… Я круглая сирота, — грустно ответила Нюра.
— Бедная! — тихо произнес Алеша. — А эта квартира, скажите, принадлежит вашему дяде, да?
Нюра закусила губы и, запинаясь, не сразу сказала:
— Дмитрий Васильевич Марин, хозяин этой квартиры, мне, собственно, не дядя, а какой-то дальний родственник моей покойной мамы, который взял меня из приюта… Я его называю дядей и уже третий год у него живу, хотя…
Она недосказала и спросила:
Позвольте вас спросить, как вас звать?
— Меня зовут Алексеем… Алексеем Ивановичем. Но я не привык, чтобы меня так называли, да и привыкать не хочется. Мама называла меня всегда Алексеем или Алешей и я бы хотел, чтобы и вы, Нюра, меня так называли.
— Хорошо! Хорошо! — радостно ответила девушка. — А только я с вами заболталась. Дворник уже давно вещи принес.
Она побежала в прихожую. Оттуда через несколько минут послышался ее звонкий голосок:
— Я вам вещи тащу, Алеша!
И вскоре сама она, раскрасневшаяся, втащила чемодан нового жильца.