Том 2

Позади войска ехал со своей сотней разведчиков мрачный Джебэ-нойон. Он не вез никакой добычи и тянул заунывную, как вой ветра, песню про голубой Керулен, золотой Онон и про широкие степи монгольские…

Монголы направились на северо-восток, к реке Итиль, и далее через южные отроги Урала к равнинам Хорезма. Кипчакская степь освободилась от грозного войска монголов и татар. Они исчезли так же внезапно и непонятно, как пришли. После их ухода некоторые кипчакские племена вернулись в свои разоренные кочевья, другие перекочевали в Угорскую степь и низовья Дуная. Тогда и кипчакские и русские князья думали, что татары никогда больше не вернутся, и проводили день за днем в своих «ссорах и которах», не готовясь к новой войне, и не подозревали, что татары задумали новый, еще более страшный набег на запад…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ КОНЕЦ ЧИНГИСХАНА

Глава первая ЧИНГИСХАН ПРИКАЗАЛ ПОВЕРНУТЬ КОНЕЙ

После смелого бегства султана Джелаль эд-Дина Чингисхан послал испытанных полководцев Бала-нойона и Дурбай-багатура в Индийскую страну в погоню за султаном. Они промчались по разным дорогам, но не нашли его следов. Производя по пути погромы, монголы сожгли города, которыми владели союзники Джелаль эд-Дина, ханы Аграк и Азам-Мелик.

Наделав плотов и нагрузив их катапультами и круглыми камнями, годными для метания, монголы спустили плоты вниз по реке Синду и прибыли к городу Мультану. Там они начали обстреливать этот богатый город из каменных машин. Неприступные стены, постоянно прибывавшие новые индийские войска и невыносимая жара заставили одетых в овчины монголов прекратить осаду и вернуться в горы к Чингисхану.

Великий каган спасся от жары среди высоких горных хребтов в селении, окутанном облаками, и как будто забыл о всех военных делах. На вечерних пирах Чингисхан слушал сказочников и певиц, певших персидские и китайские песни. Новые танцовщицы, только что прибывшие после двух лет пути из китайской столицы, разодетые в золотые шелковые одежды, бегали по темно-лиловым афганским коврам. Они показывали искусство танца, размахивая длинными рукавами, подражая полету ширококрылых птиц, или, свиваясь клубками как змеи, разворачивались и кружились в хороводах.

Здесь заболели маленький сын Чингисхана Кюлькан и его молодая мать Кулан-Хатун; оба лежали на шелковых подушках, покрытые шубами, и жаловались то на озноб, то на жар. Чингисхан каждый день приходил к больным, совал им в рот кусочки сахара, сидел рядом и спрашивал, где сегодня болит.

Кулан-Хатун плакала и жаловалась на боли во всем теле.

— Это духи здешних гор мучают тех, кто остается в этом злом месте, — говорила она. — Ты видел, какие туманы подымаются из глубины ущелий? Это души убитых твоим войском младенцев. Я и маленький Кюлькан умрем здесь. Только вода голубого Керулена вылечит нас. Отпусти нас обратно в родные монгольские степи.

Чингисхан сердился:

— Одна без меня ты никуда не поедешь. А я должен раньше завоевать вторую половину вселенной.

Кулан-Хатун плакала еще сильнее. Чингисхан послал за великим советником, китайцем Елю Чуцаем. Тот пришел немедленно с большой книгой в руках. Увидев его, Кулан-Хатун вскочила, вырвала книгу, бросила на ковер и сама легла на нее.

— Сейчас мы узнаем, что скажет небо! — сказал Чингисхан.

— Я не хочу знать, что будет со мной, — отвечала Кулан. — Будет то, что я захочу. А я хочу вернуться на берега Керулена, и все в нашем войске этого хотят…

Чингисхан подымал и опускал брови, сопел и наконец сказал:

— До сих пор не было таких противников, которых бы я не побеждал. Теперь я хочу покорить смерть. Если ты, беспечная и непокорная Кулан-Хатун, будешь рядом со мной, смерть тебя не коснется. Если же ты от меня уедешь, то тайный яд в угощенье или стрела, ударившая из темноты, унесет тебя за облака… — Затем Чингисхан обратился к Елю Чуцаю, мудрейшему из его советников: — Ты обещал доставить мне шаманов, колдунов, лекарей и мудрецов, знающих изготовление напитка, дающего бессмертие. Почему я до сих пор их не вижу?

— За ними посланы надежные люди, и все они должны скоро сюда явиться. Но ты идешь с войском так быстро и так далеко, что все эти знающие люди не могут поспеть за тобой…

Чингисхан видел, что Кулан-Хатун продолжает все сильнее хворать, и быстро исчезает ее цветущая красота. Маленький сын ее Кюлькан тоже по-прежнему лежал с матерью, исхудавший и побледневший. Тогда каган стал проявлять беспокойство и ни в чем не находил утешения. Он часто говорил о смерти и спрашивал у лекарей средство для продолжения жизни. Многие предлагали чудодейственные напитки. Чингисхан приказывал этим лекарям самим принимать их лекарства, а затем рубил им головы, наблюдая, не останутся ли они живы.

Особую удрученность каган стал выказывать после сражения монголов у крепости Балтан, когда неприятельская катапульта попала стрелой, большой, как копье, в Мутугана, любимого внука, сына Джагатаева. Ему предстояло стать главным ханом мусульманских земель, а от случайной стрелы Мутуган скончался.

Тогда Чингисхан убедился, что смерть наносит удары, точно слепая верблюдица бьет ногами: в одного попадает — и он дух испустит, другого минует — и будет жить он до старости.

Чингисхан так рассвирепел из-за кончины внука, что приказал взять Балтан немедленно. Войско, проломав стену, ворвалось в город и все предало мечу. Чингисхан повелел, чтобы воины никого в плен не брали; всю местность превратил в пустыню, чтобы ни одно творение там не жило. Имя этому месту дали «Мау-курган», что значит «Холм печали». С тех пор никто там больше не селится, и земля осталась необработанной.

Целыми днями Чингисхан сидел около своего желтого шатра, поставленного на вершине горы над обрывом. Под ногами темнели ущелья, казалось, не имевшие дна. Он видел угрюмые хребты и снежные вершины, уходившие в туманную даль, иногда требовал к себе опытных проводников и расспрашивал их о самых кратких путях через Индию в Тибет в монгольские степи.

В лагере воины, обремененные богатой добычей, говорили только о возвращении в родные кочевья. Но никто не решался заявить об этом грозному кагану. Никто не знал его истинных дум, никто не мог предвидеть, какой завтра будет его приказ: повернет ли он войско в обратный путь, или же двинется снова в поход, и не придется ли еще много лет скитаться по разным странам, в дымке пожаров истребляя встречные народы.

В войсках уже слышался ропот из-за долгой стоянки в теснинах афганских гор, где мало корму лошадям. Тогда Кулан-Хатун, желая убедить кагана, что пора возвращаться на родину, пошептались с великим советником, китайцем Елю Чуцаем, придумала сказку. Елю Чуцай научил двух смелых нукеров рассказать ее Чингисхану. Эти два монгола явились в ставку и потребовали свидания с Чингисханом, говоря, что имеют сообщить ему нечто важное и чудесное.

Елю Чуцай провел их к Чингисхану, и они рассказали:

— Заблудившись в горах, мы увидели одного зверя, который имел подобие оленя, зеленый цвет, конский хвост и один рог. Этот зверь прокричал нам по-монгольски: «Вашему хану надо вовремя возвратиться в родную землю».

Чингисхан выслушал сказку спокойно, но приподнял одну бровь и стал пристально рассматривать стоявших перед ним на коленях багатуров.

— В тот день, когда вам показался чудесный зверь, много ли вы пили кумысу?

Багатуры поклялись, что они были бы рады выпить, но в этих голых скалах не только кобылье, но даже козье молоко достать трудно, и в доказательство верности слов подымали большой палец.