Том 3. Алый меч

Свобода

Я не могу покоряться людям. Можно ли рабства хотеть? Целую жизнь мы друг друга судим, – Чтобы затем – умереть. Я не могу покоряться Богу, Если я Бога люблю. Он указал мне мою дорогу, Как от нее отступлю? Я разрываю людские сети – Счастье, унынье и сон. Мы не рабы, – но мы Божьи дети, Дети свободны, как Он. Только взываю, именем Сына, К Богу, Творцу Бытия: Отче, вовек да будут едино Воля Твоя и моя!

1904

Всё кругом

Страшное, грубое, липкое, грязное, Жестко-тупое, всегда безобразное, Медленно рвущее, мелко-нечестное, Скользкое, стыдное, низкое, тесное, Явно довольное, тайно-блудливое, Плоско-смешное и тошно-трусливое, Вязко, болотно и тинно застойное, Жизни и смерти равно недостойное, Рабское, хамское, гнойное, черное, Изредка серое, в сером упорное, Вечно лежачее, дьявольски косное, Глупое, сохлое, сонное, злостное, Трупно-холодное, жалко-ничтожное, Непереносное, ложное, ложное! Но жалоб не надо; что радости в плаче? Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.

1904

СПБ

Не здесь ли?

Я к монастырскому житью Имею тайное пристрастие. Не здесь ли бурную ладью Ждет успокоенное счастие? В полночь – служенье в алтаре, Напевы медленно-тоскливые… Бредут, как тени, на заре По кельям братья молчаливые. А утром – звонкую бадью Спускаю я в колодезь каменный, И рясу черную мою Ласкает первый отсвет пламенный. Весь день – работаю без дум, С однообразной неизменностью, И убиваю гордый ум Тупой и ласковой смиренностью. Я на молитву становлюсь В часы вечерние, обычные, И говорю, когда молюсь, Слова чужие и привычные. Так жизнь проходит и пройдет, Благим сияньем озаренная, И ничего уже не ждет Моя душа невозмущенная. Неразличима смена дней, Живу без мысли и без боли я, Без упований и скорбей, В одной блаженности – безволия.

1904

Победы

Звезды люблю я и листья весенние, – Темную землю и алую кровь. Чем сочетанья во мне совершеннее, Тем горячее и тем неизменнее Жадного сердца живая любовь. Шорохи теплые, прикосновения Хаоса черного, – вас ли губить? О, не пред образом мрака и тления, Не пред угрозою всеразрушения Может живая любовь отступить! Темные шорохи, слепорожденные, Я ли закрою пред вами лицо? Безблагодатные и беззаконные, Вас я хочу разбудить, мои сонные, Вас заключить в световое кольцо. Небо от крови закатной червоннее… Мне ль по мостам золотым не идти? С каждым мгновеньем люблю неуклоннее, С каждым мгновеньем любовь озареннее, Ближе воскресная смерть на пути!

1906

Успокойся?

Своей рукою Вседержитель К спасенью хочет привести. И уготована обитель, И предназначены пути. Всё решено от Духа Свята, Он держит всех судеб ключи, Он всех спасет. Не трогай брата, Не убеждай… Оставь. Молчи. Но если всем своя дорога, И есть завет: не прекословь, – Зачем же нам, по воле Бога, Дана – бездейственно – Любовь?

1904

Дождичек

О, веселый дождь осенний, Вечный – завтра и вчера! Всё беспечней, совершенней Однозвучная игра. Тучны, грязны и слезливы, Оседают небеса. Веселы и шепотливы Дождевые голоса. О гниеньи, разложеньи Всё твердят – не устают, О всеобщем разрушеньи, Умирании поют. О болезни одинокой, О позоре и скорбях Жизни нашей темноокой, Где один властитель – Страх. И, пророчествам внимая, Тупо, медленно живу, Равнодушно ожидая Их свершенья наяву. Помню, было слово: крылья… Или брежу? Всё равно! Без борьбы и без усилья Опускаюсь я на дно.

1904

Они

Звенят, поют, проходят мимо, Их не постичь, их не догнать, Во мглу скользят неуловимо – И возвращаются опять… Игра и дымность в их привете, Отсветы мыслей, тени слов… Они – таинственные дети Еще несознанных миров. Не жизнь они – но жажда жизни, Не звуки – только дрожь струны. Своей мерцающей отчизне Они, крылатые, верны. А я, разумный и безвластный, Заворожить их не могу, Остановить их лет неясный, Зажечь на этом берегу. Я только слышу – вьются, вьются, Беззвонный трепет я ловлю. Играют, плачут и смеются, А я, безвластный, – их люблю.

1904

Коростель

А. К.

«Горяча моя постель… Думка белая измята… Где-то плачет коростель, Ночь дневная пахнет мятой. Утомленная луна Закатилась за сирени… Кто-то бродит у окна, Чьи-то жалобные тени. Не меня – ее, ее Любит он! Но не ревную, Счастье ведаю мое И, страдая, – торжествую. Шорох, шепот я ловлю… Обнял он ее, голубит… Я одна – но я люблю! Он – лишь думает, что любит. Нет любви для двух сердец. Там, где двое, – разрушенье. Где начало – там конец. Где слова – там отреченье. Посветлеет дым ночной, Встанет солнце над сиренью, Он уйдет к любви иной… Было тенью – будет тенью… Горяча моя постель, Светел дух мой окрыленный… Плачет нежный коростель, Одинокий и влюбленный».

1904

Между

Д. В. Ф.

«На лунном небе чернеют ветки… Внизу чуть слышно шуршит поток. А я качаюсь в воздушной сетке, Земле и небу равно далек. Внизу – страданье, вверху – забавы. И боль, и радость – мне тяжелы. Как дети, тучки тонки, кудрявы… Как звери, люди жалки и злы. Людей мне жалко, детей мне стыдно, Здесь – не поверят, там – не поймут, Внизу мне горько, вверху – обидно… И вот я в сетке – ни там, ни тут. Живите, люди! Играйте, детки! На всё, качаясь, твержу я „нет“… Одно мне страшно: качаясь в сетке, Как встречу теплый, земной рассвет? А пар рассветный, живой и редкий, Внизу рождаясь, встает, встает… Ужель до солнца останусь в сетке? Я знаю, солнце – меня сожжет».

1905

Дома

Зеленые, лиловые, Серебряные, алые… Друзья мои суровые, Цветы мои усталые… Вы – дни мои напрасные, Часы мои несмелые, О, желтые и красные, Лиловые и белые! Затихшие и черные, Склоненные и ждущие… Жестокие, покорные, Молчаньем Смерть зовущие… – Зовут, неумолимые, И зов их всё победнее… Цветы мои, цветы мои, Друзья мои последние!

1908

Париж

Нелюбовь

З. В.

Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни, Как ветер черный, поешь: ты мой! Я древний хаос, я друг твой давний, Твой друг единый, – открой, открой! Держу я ставни, открыть не смею, Держусь за ставни и страх таю. Храню, лелею, храню, жалею Мой луч последний – любовь мою. Смеется хаос, зовет безокий: Умрешь в оковах, – порви, порви! Ты знаешь счастье, ты одинокий, В свободе счастье – и в Нелюбви. Охладевая, творю молитву, Любви молитву едва творю… Слабеют руки, кончаю битву, Слабеют руки… Я отворю!