Том 3. Дьяволиада
Шрифт:
— В геенне,— поправил отец настоятель.
— Один черт,— отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь,— одолел меня бес!
— Много вы пьете,— осторожно намекнул отец настоятель,— оттого вам и мерещится.
— А это мерещится? — злобно вопросил отец дьякон.
— Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.
— Эх,— вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!
— Пролетарию нечего терять, кроме его оков!
— Всегда, ныне и присно и во веки веков,— подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.
— Аминь! —
Урок политграмоты кончился мощным пением «Интернационала» и ектений:
— Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.
— Замучили, долгогривые,— захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка,— я — слово, а они — десять!
— Я их перешибу,— похвастался учитель языка и приказал: — Читай, Клюкин, басню.
Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:
Попрыгунья стрекоза Лето красное пропела, Оглянуться не успела…— Яко Спаса родила!! — грянул хор в церкви.
В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.
Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.
— Ну их в болото,— ошеломленно хихикая, молвил учитель,— довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.
Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:
— Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.
Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:
— Благочестив… самодержавнейшему государю наше… замучили, проклятые!..
— Тиш-ша вы,— шипел отец настоятель,— услышит кто-нибудь, беда будет…
— Плевать…— бормотал дьякон,— мне нечего терять… ик… кроме оков.
— Аминь! — спел хор.
Примечание «Гудка»:В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?
М. Б.
Брачная катастрофа *
Следующие договоры признаются обеими сторонами, как потерявшие силу: 1) договор: бракосочетания Е. К. В. герцога Эдинбургского.
С.-Петербург, 22 января 1874 г.
Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
Через три дня по опубликовании в газете «Руль» * появилось сообщение:
«Нам сообщают из Москвы, что расторжение договора о браке его королевского высочества вызвало грандиозное возмущение среди московских рабочих и в особенности транспортников. Последние всецело на стороне симпатичного молодожена. Они проклинают Раковского, лишившего герцога Эдинбургского возможности продолжать нести сладкие цепи Гименея, возложенные на его высочество в г. С.-Петербурге 50
лет тому назад. По слухам, в Москве произошли беспорядки, во время которых убито 7000 человек, в том числе редактор газеты „Гудок“ и фельетонист, автор фельетона „Брачная катастрофа“, напечатанного в № 1277 „Гудка“».Письмо, адресованное Понсонби:
«Свинья ты, а не Понсонби!
Какого же черта лишил ты меня супруги? Со стороны Раковского это понятно — он большевик, а большевика хлебом не корми, только дай ему возможность устроить какую-нибудь гадость герцогу. Но ты?!
Вызываю тебя на дуэль.
Любящий герцог Эдинбургский».
Разговор в спальне герцога Эдинбургского:
Супруга. А, наконец-то ты вернулся, цыпочка. Иди сюда, я тебя поцелую, помпончик.
Герцог (крайне расстроен).Уйди с глаз моих.
Супруга. Герцог, опомнитесь! С кем вы говорите? Боже, от кого я слышу эти грубые слова? От своего мужа…
Герцог. Фигу ты имеешь, а не мужа…
Супруга. Как?!
Герцог. А вот так. (Показывает ей договор.)
Супруга. Ах! (Падает в обморок.)
Герцог (звонит лакею).Убрать ее с ковра.
(Занавес.)
Игра природы *
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель…
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый…»
— А вам чего, товарищ? — спросил он.
— В союз желаю записаться,— ответил визитер.
— Тэк-с… А вы где работаете?
— Да я только что приехал,— пояснил гость,— весовщиком сюды назначили.
— Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
— Да фамилия, конечно…— заговорил он,— фамилия у меня… Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
— А имя и, извините, отчество? — спросил странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
— Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
— А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что в предместкоме шевельнулись волосы, и молвил: