Том 3. Поэмы

3

На корточках ползали слухи,Судили, решали, шепча.И я от моей старухиДостаточно их получал.Однажды, вернувшись с тяги,Я лег подремать на диван.Разносчик болотной влаги,Меня прознобил туман.Трясло меня, как в лихорадке,Бросало то в холод, то в жар.И в этом проклятом припадкеЧетыре я дня пролежал.Мой мельник с ума, знать, спятил.Поехал,Кого-то привез…Я видел лишь белое платьеДа чей-то привздернутый нос.Потом, когда стало легче,Когда прекратилась трясь,На пятые сутки под вечерПростуда моя улеглась.Я встал.И лишь только полаКоснулся дрожащей ногой,Услышал я голос веселый:«А!Здравствуйте, мой дорогой!Давненько я вас не видала…Теперь из ребяческих летЯ важная дама стала,А вы — знаменитый поэт. Ну, сядем.Прошла лихорадка?Какой вы теперь не такой!Я даже вздохнула украдкой,Коснувшись до вас рукой.Да!Не вернуть, что было.Все годы бегут в водоем.Когда-то я очень любилаСидеть у калитки вдвоем.Мы вместе мечтали о славе…И вы угодили в прицел,Меня же про это заставилЗабыть молодой офицер…»

* * *

Я слушал ее и невольноОглядывал стройный лик.Хотелось сказать:«Довольно!Найдемте другой язык!»Но почему-то, не знаю,Смущенно сказал невпопад:«Да… Да…Я сейчас вспоминаю…Садитесь…Я очень рад…Я вам прочитаю немногоСтихиПро кабацкую Русь…Отделано четко и строго.По чувству — цыганская грусть».«Сергей!Вы такой нехороший.Мне жалко,Обидно мне,Что пьяные ваши дебошиИзвестны по всей стране.Скажите:Что с вами случилось?»«Не знаю».«Кому же знать?»«Наверно, в осеннюю сыростьМеня родила моя мать».«Шутник вы…»«Вы тоже, Анна».«Кого-нибудь любите?»«Нет».«Тогда еще более странноГубить себя с этих лет:Пред вами такая дорога…»Сгущалась, туманилась даль.Не знаю, зачем я трогалПерчатки ее и шаль. Луна хохотала, как клоун.И в сердце хоть прежнего нет,По-странному был я полонНаплывом шестнадцати лет.Расстались мы с ней на рассветеС загадкой движений и глаз…Есть что-то прекрасное в лете,А с летом прекрасное в нас.

* * *

Мой мельник…Ох, этот мельник!С ума меня сводит он.Устроил волынку, бездельник,И бегает, как почтальон.Сегодня опять с запиской,Как будто бы кто-то влюблен:«Придите.Вы самый близкий.С любовьюОглоблин Прон».Иду.Прихожу в Криушу.Оглоблин стоит у воротИ спьяну в печенки и в душуКостит обнищалый народ.«Эй, вы!Тараканье отродье!Все к Снегиной…Р-раз — и квас.Даешь, мол, твои угодьяБез всякого выкупа с нас!»И тут же, меня завидя,Снижая сварливую прыть,Сказал в неподдельной обиде:«Крестьян еще нужно варить».«Зачем ты позвал меня, Проша?»«Конечно, ни жать, ни косить.Сейчас я достану лошадьИ к Снегиной… вместе…Просить…»И вот запрягли нам клячу.В оглоблях мосластая шкеть —Таких отдают с придачей,Чтоб только самим не иметь.Мы ехали мелким шагом,И путь нас смешил и злил:В подъемах по всем оврагамТелегу мы сами везли.Приехали.Дом с мезониномНемного присел на фасад.Волнующе пахнет жасминомПлетнёвый его палисад.Слезаем.Подходим к террасеИ, пыль отряхая с плеч,О чьем-то последнем часеИз горницы слышим речь:«Рыдай не рыдай — не помога…Теперь он холодный труп……Там кто-то стучит у порога.Припудрись…Пойду отопру…»Дебелая грустная дамаОткинула добрый засов.И Прон мой ей брякнул прямоПро землю,Без всяких слов.«Отдай!.. —Повторял он глухо. —Не ноги ж тебе целовать!»Как будто без мысли и слухаОна принимала слова.Потом в разговорную очередьСпросила меняСквозь жуть:«А вы, вероятно, к дочери?Присядьте…Сейчас доложу…»Теперь я отчетливо помнюТех дней роковое кольцо.Но было совсем не легко мнеУвидеть ее лицо.Я понял —Случилось горе,И молча хотел помочь.«Убили… Убили Борю…Оставьте.Уйдите прочь.Вы — жалкий и низкий трусишка!Он умер…А вы вот здесь…»Нет, это уж было слишком.Не всякий рожден перенесть.Как язвы, стыдясь оплеухи,Я Прону ответил так:«Сегодня они не в духе…Поедем-ка, Прон, в кабак…»

4

Все лето провел я в охоте.Забыл ее имя и лик.Обиду моюНа болотеОплакал рыдальщик-кулик.Бедна наша родина кроткаяВ древесную цветень и сочь^*,И лето такое короткое,Как майская теплая ночь.Заря холодней и багровей.Туман припадает ниц.Уже в облетевшей дубровеРазносится звон синиц.Мой мельник вовсю улыбается,Какая-то веселость в нем.«Теперь мы, Сергуха, по зайцамЗа милую душу пальнем!»Я рад и охоте,Коль нечемРазвеять тоску и сон.Сегодня ко мне под вечер,Как месяц, вкатился Прон.«Дружище!С великим счастьем,Настал ожидаемый час!Приветствую с новой властью,Теперь мы всех р-раз — и квас!Без всякого выкупа с летаМы пашни берем и леса.В России теперь СоветыИ Ленин — старшой комиссар.Дружище!Вот это номер!Вот это почин так почин.Я с радости чуть не помер,А брат мой в штаны намочил.Едри ж твою в бабушку плюнуть.Гляди, голубарь, веселей.Я первый сейчас же коммунуУстрою в своем селе!»У Прона был брат Лабутя,Мужик — что твой пятый туз^*:При всякой опасной минутеХвальбишка и дьявольский трус.Таких вы, конечно, видали.Их рок болтовней наградил.Носил он две белых медалиС японской войны на груди.^*И голосом хриплым и пьянымТянул, заходя в кабак:«Прославленному под ЛяояномСсудите на четвертак…»Потом, насосавшись до дури,Взволнованно и горячоО сдавшемся Порт-АртуреСоседу слезил на плечо.^*«Голубчик! —Кричал он. —Петя!Мне больно… Не думай, что пьян.Отвагу мою на светеЛишь знает один Ляоян^*».Такие всегда на примете.Живут, не мозоля рук.И вот он, конечно, в Совете,Медали запрятал в сундук.Но с тою же важной осанкой,Как некий седой ветеран,Хрипел под сивушной банкойПро Нерчинск^* и Турухан^*:«Да, братец!Мы горе видали,Но нас не запугивал страх…» Медали, медали, медалиЗвенели в его словах.Он Прону вытягивал нервы,И Прон материл не судом.Но все ж тот поехал первыйОписывать снегинский дом.В захвате всегда есть скорость:— Даешь! Разберем потом!Весь хутор забрали в волостьС хозяйками и со скотом.А мельник… Мой старый мельникХозяек привез к себе,Заставил меня, бездельник,В чужой ковыряться судьбе.И снова нахлынуло что-то,Когда я всю ночь напролетСмотрел на скривленный заботойКрасивый и чувственный рот.Я помню —Она говорила:«Простите… Была не права…Я мужа безумно любила.Как вспомню… болит голова…Но васОскорбила случайно…Жестокость была мой суд…Была в том печальная тайна,Что страстью преступной зовут.^*Конечно,До этой осениЯ знала б счастливую быль…Потом бы меня вы бросили,Как выпитую бутыль…Поэтому было не надо…Ни встреч… ни вобще продолжать…Тем более с старыми взглядамиМогла я обидеть мать».Но я перевел на другое,Уставясь в ее глаза.И тело ее тугоеНемного качнулось назад.«Скажите,Вам больно, Анна,За ваш хуторской разор?»Но как-то печально и странноОна опустила свой взор. «Смотрите…Уже светает.Заря как пожар на снегу…Мне что-то напоминает…Но что?..Я понять не могу…Ах!.. Да…Это было в детстве…Другой… Не осенний рассвет…Мы с вами сидели вместе…Нам по шестнадцать лет…»Потом, оглядев меня нежноИ лебедя выгнув рукой,Сказала как будто небрежно:«Ну, ладно…Пора на покой…» Под вечер они уехали.Куда?Я не знаю куда.В равнине, проложенной вехами,Дорогу найдешь без труда.Не помню тогдашних событий,Не знаю, что сделал Прон.Я быстро умчался в ПитерРазвеять тоску и сон.

5

Суровые, грозные годы!Ну разве всего описать?Слыхали дворцовые сводыСолдатскую крепкую «мать».Эх, удаль!Цветение в далях!Недаром чумазый сброд^*Играл по дворам на рояляхКоровам тамбовский фокстрот.За хлеб, за овес, за картошкуМужик залучил граммофон, —Слюнявя козлиную ножку^*,Танго себе слушает он.Сжимая от прибыли руки,Ругаясь на всякий налог,Он мыслит до дури о штуке,Катающейся между ног.^*Шли годыРазмашисто, пылко.Удел хлебороба гас.Немало попрело в бутылках«Керенок^*» и «ходей^*» у нас.Фефела^*! Кормилец! Касатик!Владелец землей и скотом,За пару измызганных «катек^*»Он даст себя выдрать кнутом.Ну, ладно.Довольно стонов,Ненужных насмешек и слов.Сегодня про участь ПронаМне мельник прислал письмо:«Сергуха! За милую душу!Привет тебе, братец! Привет!Ты что-то опять в КриушуНе кажешься целых шесть лет.Утешь!Соберись на милость!Прижваривай по весне!У нас здесь такое случилось,Чего не расскажешь в письме.Теперь стал спокой в народе,И буря пришла в угомон.Узнай, что в двадцатом годеРасстрелян Оглоблин Прон.Расея!..Дуровая зыкь^* она.Хошь верь, хошь не верь ушам —Однажды отряд ДеникинаНагрянул на криушан.Вот тут и пошла потеха…С потехи такой — околеть!Со скрежетом и со смехомГульнула казацкая плеть.Тогда вот и чикнули Проню…Лабутя ж в солому залезИ вылез,Лишь только кониКазацкие скрылись в лес.Теперь он по пьяной мордеЕще не устал голосить:«Мне нужно бы красный орденЗа храбрость мою носить…»Совсем прокатились тучи…И хоть мы живем не в раю,Ты все ж приезжай, голубчик,Утешить судьбину мою…»

* * *

И вот я опять в дороге.Ночная июньская хмарь.Бегут говорливые дрогиНи шатко ни валко, как встарь.Дорога довольно хорошая,Равнинная тихая звень.Луна золотою порошеюОсыпала даль деревень.Мелькают часовни, колодцы,Околицы и плетни.И сердце по-старому бьется,Как билось в далекие дни.Я снова на мельнице…ЕльникУсыпан свечьми светляков.По-старому старый мельникНе может связать двух слов:«Голубчик! Вот радость! Сергуха?!Озяб, чай? Поди, продрог?Да ставь ты скорее, старуха,На стол самовар и пирог.Сергунь! Золотой! Послушай! И ты уж старик по годам…Сейчас я за милую душуПодарок тебе передам».«Подарок?»«Нет…Просто письмишко…Да ты не спеши, голубок!Почти что два месяца с лишкомЯ с почты его приволок».Вскрываю… читаю… Конечно!..Откуда же больше и ждать?И почерк такой беспечный,И лондонская печать.«Вы живы?.. Я очень рада…Я тоже, как вы, жива.Так часто мне снится ограда,Калитка и ваши слова.Теперь я от вас далеко…В России теперь апрель.И синею заволокойПокрыта береза и ель.Сейчас вот, когда бумагеВверяю я грусть моих слов,Вы с мельником, может, на тягеПодслушиваете тетеревов.Я часто хожу на пристаньИ, то ли на радость, то ль в страх,Гляжу средь судов все пристальнейНа красный советский флаг.Теперь там достигли силы.Дорога моя ясна…Но вы мне по-прежнему милы,Как родина и как весна»… Письмо как письмо.Беспричинно.Я в жисть бы таких не писал…По-прежнему с шубой овчиннойИду я на свой сеновал.Иду я разросшимся садом,Лицо задевает сирень.Так мил моим вспыхнувшим взглядамПогорбившийся плетень.Когда-то у той вон калиткиМне было шестнадцать лет.И девушка в белой накидкеСказала мне ласково: «Нет!»Далекие милые были!..Тот образ во мне не угас.Мы все в эти годы любили,Но, значит,Любили и нас.

Январь 1925

Батум

Черный человек *

<*>^*

Друг мой, друг мой,^*Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль.То ли ветер свиститНад пустым и безлюдным полем,То ль, как рощу в сентябрь,Осыпает мозги алкоголь.Голова моя машет ушами,Как крыльями птица,Ей на шее ногиМаячить больше невмочь.^*Черный человек,Черный, черный,Черный человекНа кровать ко мне садится,Черный человекСпать не дает мне всю ночь.Черный человекВодит пальцем по мерзкой книге^*И, гнусавя надо мной,Как над усопшим монах,Читает мне жизньКакого-то прохвоста и забулдыги,Нагоняя на душу тоску и страх.Черный человек,Черный, черный…«Слушай, слушай, —Бормочет он мне, —В книге много прекраснейшихМыслей и планов.Этот человекПроживал в странеСамых отвратительныхГромил и шарлатанов.^*В декабре в той странеСнег до дьявола чист,И метели заводятВеселые прялки.^*Был человек тот авантюрист,Но самой высокойИ лучшей марки.Был он изящен,К тому ж поэт,Хоть с небольшой,Но ухватистой силою,И какую-то женщину,Сорока с лишним лет,Называл скверной девочкойИ своею милою».«Счастье, — говорил он, —Есть ловкость ума и рук.Все неловкие душиЗа несчастных всегда известны.Это ничего,Что много мукПриносят изломанныеИ лживые жесты.^*В грозы, в бури,В житейскую стынь,При тяжелых утратахИ когда тебе грустно,Казаться улыбчивым и простым —Самое высшее в мире искусство».^*«Черный человек!Ты не смеешь этого!Ты ведь не на службеЖивешь водолазовой.^*Что мне до жизниСкандального поэта.Пожалуйста, другимЧитай и рассказывай».Черный человекГлядит на меня в упор.И глаза покрываютсяГолубой блевотой.Словно хочет сказать мне,Что я жулик и вор,Так бесстыдно и наглоОбокравший кого-то. Друг мой, друг мой,Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль.То ли ветер свиститНад пустым и безлюдным полем,То ль, как рощу в сентябрь,Осыпает мозги алкоголь.Ночь морозная…Тих покой перекрестка^*.Я один у окошка,Ни гостя, ни друга не жду.Вся равнина покрытаСыпучей и мягкой известкой,^*И деревья, как всадники,Съехались в нашем саду.^*Где-то плачетНочная зловещая птица,Деревянные всадникиСеют копытливый стук.Вот опять этот черныйНа кресло мое садится,Приподняв свой цилиндрИ откинув небрежно сюртук.«Слушай, слушай! —Хрипит он, смотря мне в лицо.Сам все ближеИ ближе клонится. —Я не видел, чтоб кто-нибудьИз подлецовТак ненужно и глупоСтрадал бессонницей.Ах, положим, ошибся!Ведь нынче луна.Что же нужно ещеНапоенному дремой мирику?^*Может, с толстыми ляжкамиТайно придет «она»,И ты будешь читатьСвою дохлую томную лирику?Ах, люблю я поэтов!Забавный народ!В них всегда нахожу яИсторию, сердцу знакомую,Как прыщавой курсисткеДлинноволосый уродГоворит о мирах,Половой истекая истомою.Не знаю, не помню,В одном селе,Может, в Калуге,А может, в Рязани,Жил мальчикВ простой крестьянской семье,Желтоволосый,С голубыми глазами…И вот стал он взрослым,К тому ж поэт,Хоть с небольшой,Но ухватистой силою,И какую-то женщину,Сорока с лишним лет,Называл скверной девочкойИ своею милою».«Черный человек!Ты — прескверный гость!Эта слава давноПро тебя разносится».Я взбешен, разъярен,И летит моя трость^*Прямо к морде его,В переносицу… …Месяц умер,Синеет в окошко рассвет.Ах, ты, ночь!Что ты, ночь, наковеркала!Я в цилиндре стою.Никого со мной нет.Я один…И — разбитое зеркало…^*

‹1923 —› 14 ноября 1925

Комментарии

Список условных сокращений

Аф. I, II, III — Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. В 3 т. М., Индрик, 1994 (репринт издания 1865–1869 гг.).

Бак. раб. — газета «Бакинский рабочий», Баку, 1906–1995; 1997.

Восп., 1, 2 — сб. «С. А. Есенин в воспоминаниях современников». В 2 т. М., Худож. лит., 1986.

Воспоминания-95 — сб. «Сергей Есенин в стихах и жизни. Воспоминания современников», М., Республика, 1995.

ВЛ — журн. «Вопросы литературы», М., с 1957 г.

ВТ — журн. «Вестник театра», М., 1919–1921.

Гранат — Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. В 58 т. 7-е изд. М.: Изд-во т-ва Бр. А. и И. Гранат и K°.

Грот — Грот Я. К. Труды. В 5 т. Т. 4. Из русской истории / Материалы для истории Пугачевского бунта. СПб.: Тип. Мин-ва путей сообщения, 1901.

Даль — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М., Гос. Изд-во иностранных и национальных словарей, 1955 (репринт издания 1880–1882 гг.)

Дмитриев-Мамонов — Дмитриев-Мамонов А. И. Пугачевщина в Сибири: Очерк по документам экспедиции генерала Деколонга. М., Университет. тип., 1898.

Дубровин — Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники. Эпизод из истории царствования императрицы Екатерины II. 1773–1774. По неизданным источникам. В 3 т. СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1884.

Есенин III (1978) — С. А. Есенин. Собрание сочинений. Том III. Поэмы. М., Худож. лит., 1978.

З. Вост. — газ. «Заря Востока», Тифлис — Тбилиси, 1922–1991. С 10 апреля 1991 г. выходит под названием «Свободная Грузия».

Комментарий — Комментарий к Собранию сочинений С. А. Есенина / Сост. Толстая-Есенина С. А. и Чеботаревская Е. Н. 1940 г. (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, № 227/1-3, 278).

Кр. нива — журн. «Красная нива», М., 1923–1931.

Кр. новь — журнал «Красная новь», М., 1921–1942.

Лимонов и др. — Лимонов Ю. А., Мавродин В. В., Ганеях В. М. Пугачев и пугачевцы. Л., Наука, 1974.

Мавродин — Мавродин В. В. Под знаменем Крестьянской войны. 1773–1775. М., Мысль, 1974.

Материалы — сб. «С. А. Есенин: Материалы к биографии», М., Историческое наследие, 1993 (на тит. л. ошибочно: 1992).