Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
Онуфрий.С удовольствием, Гриша. Ты, ей-богу, лучше, чем ты сам об этом думаешь. Колька, иди коньяк пить!
Глуховцев.Где?
Онуфрий.Где? Вот, перед носом. Совсем ты, брат, разлимонился.
Григорий Иванович.Послушайте, коллега, я, ей-богу, не знал.
Онуфрий.Слышишь, Колька? Поди поцелуй его.
Григорий Иванович.Что ж, если от чистого сердца, я готов.
Онуфрий.Еще бы не от чистого! Ах, дети мои! До чего я люблю тишину, спокойствие и порядок. В небесах благоволение и на земле коньяк с сахаром и с лимоном.
Григорий Иванович.Ты поэт, Онуша!
Глуховцев (подходя).Где коньяк?
Онуфрий.Не дам, пока не поцелуешь. Что тебе, губ жалко, что ли?
Глуховцев.Ну ладно! Ты на меня не сердись, товарищ. Мне, ей-богу, нехорошо. Давай поцелуемся.
Григорий Иванович.И ты на меня не сердись.
Целуются.
Онуфрий.Так, так! Действуй, ребята! И до чего приятно выпить теперь коньячку, — так это в романах только бывает. Ну, роман что? Роман беллетристика, а это, Гриша, — святая действительность. Кувырнем.
В двери показывается, прислушиваясь, Ольга Николаевна; Онуфрий машет ей рукой, она скрывается.
К черту! Завтра же беру чемодан и переезжаю в тихое семейство… Вот они, объявления-то, выбирай только. (Тащит из кармана кучу вырезок.)Не знаю, Гриша, на чем только остановиться. Есть тут один учитель с немецким языком… Как ты думаешь, с немецким языком тише будет или нет? Я думаю, что тише. Язык серьезный, ученый…
Григорий Иванович.Так я тебя и отпустил! Мы завтра как умоемся, так сейчас соборы пойдем смотреть… Ты мне будешь показывать.
Онуфрий.Что ж! Можно и соборы.
Григорий Иванович.Нет, черт возьми! Я безумно счастлив! Милые вы мои, давайте говорить о боге.
Онуфрий.Лучше споем, Гриша.
Григорий Иванович.Можно и это! (Запевает, дирижируя руками.)
Быстры, как волны…Глуховцев кладет голову на стол и горько плачет.
Григорий Иванович (размахивая руками над его головой).Все дни нашей жизни…
Глуховцев (с тоскою).Господи, и петь-то как следует не умеешь!
Онуфрий (подхватывает).
Что день, то короче к могиле наш путь…В двери показывается Ольга Николаевна. Бледная, вся вытянувшись вперед, с широко раскрытыми глазами, она смотрит на плачущего Глуховцева.
Григорий Иванович и Онуфрий (вдвоем).
Налей же, товарищ, заздравную чару, Бог знает, что с нами случится впереди. Посуди, посуди, что нам будет впереди.Ольга Николаевна (бросаясь на колени перед Глуховцевым).Голубчик ты мой! Жизнь ты моя! (Бьется в слезах.)
Григорий Иванович (размахивая рукой над их головами).
Умрешь — похоронят, как не жил на свете.Онуфрий.
Уж снова не встанешь к веселью друзей. Налей же, товарищ…Занавес
5 октября 1908 г.
Черные маски
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Лоренцо, герцог ди Спадаро.
Шут Экко.
Донна Франческа, жена герцога Лоренцо.
Синьор Кристофоро, хранитель герцогских вин.
Петруччио, управляющий.
Господа и Дамы из свиты герцога и его супруги.
Маски, которых пригласил герцог Лоренцо.
Черные маски, которых герцог Лоренцо не приглашал.
Принц Ромуальдо.
Музыканты.
Слуги.
Поселяне.
Действие первое
Картина первая
Богатая, заново отделанная зала в старинном рыцарском замке. На стенах фрески, кое-где старые, потемневшие картины, оружие и скульптуры. Все блещет золотом, яркими красками мозаики, нежною прозрачностью цветных стекол. Налево и частью в задней стене три высоких полуготических окна, наполовину задернутых тяжелыми, шитыми золотом завесами; поворачивая под прямым углом, задняя стена уходит в глубину до пересечения с рядом двойных мраморных невысоких колонн, на которых лежит верхняя часть здания. За колоннами очень светлая, просторная прихожая; направо видны огромные входные двери. Там, где задняя стена уходит в глубину, прямо против зрителя, широкая мраморная лестница с массивною скульптурною балюстрадой; на высоте мраморных колонн лестница сворачивает вправо, где находятся другие помещения. В стене над колоннами несколько небольших окон с цветными стеклами, пронизанными каким-то ярким и сильным светом.
Идут последние спешные приготовления к маскараду. Все залито ярким светом многочисленных канделябров и светильников причудливой красивой формы; несколько человек богато, но однообразно одетых слуг перебегают с места на место, то зажигая новые свечи, то отставляя вглубь тяжелые кресла и освобождая место для танцев. Минутами, точно вспомнив о чем-то несделанном, некоторые из них устремляются наверх или же ко входным дверям; сдержанный, но деловитый голос управляющего, синьора Петруччио, усиливает их рвение и торопливость. Но все очень веселы: и сам синьор Петруччио, и слуги, которые на ходу обмениваются шутками и короткими, быстрыми улыбками.
Всех веселее, однако, сам юный Лоренцо, владетельный герцог ди Спадаро; стройный, изящный, немного томный, нежно-внимательный и ласковый со всеми, он легко передвигается по зале и весь горит восторгом предвкушения.
Распоряжаясь и шутя, подгоняя слуг веселым окриком и шутливо-гневным жестом, он на ходу бросает счастливые улыбки красавице Франческе, своей молодой жене, и та отвечает взглядами, полными нежности и любви. Несколько человек дам и господ, составляющих свиту герцога и его супруги, также не остаются без дела: одни, подобно юному герцогу, радостно и беспокойно готовятся к принятию гостей; другие, пользуясь веселой суматохой, обмениваются влюбленными взглядами, осторожными пожатиями рук, быстрым и дерзким шепотом в раскрасневшееся ухо. Где-то наверху готовятся к предстоящему балу музыканты: доносятся отрывки музыкальных арий; вдруг кто-то начинает петь густым, красивым баритоном, но песня почти тотчас же переходит в смех — очевидно, весело и там. На ковре перед пылающим камином растянулась собака герцога, огромный сенбернар, и дремлет в сладкой истоме.