Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

— Так, значит, у нас все по-прежнему, Шэдрак? Ведь письмо ты послал по ошибке, из-за того что мы не поняли друг друга?

— Все по-прежнему, раз ты так хочешь, — ответил он.

— Да, я так хочу, — проговорила она, и лицо ее приняло жесткое выражение, — она думала в эту минуту об Эмили.

Шэдрак был религиозным и до щепетильности порядочным человеком и слово свое привык держать, чего бы это ему ни стоило. Вскоре его с Джоанной обвенчали, — он постарался как можно мягче сообщить Эмили, что впал в заблуждение, вообразив, что невеста к нему равнодушна.

II

Через месяц после свадьбы умерла мать Джоанны, и молодым пришлось погрузиться в житейские заботы. Теперь, когда у Джоанны не осталось никого из родных, она не допускала и мысли, чтобы муж снова отправился в плавание, но вот вопрос: чем же ему здесь заняться? В конце концов решено было купить на Хай-стрит бакалейную лавку, хозяин которой как раз продавал свое дело вместе с запасами товаров. Шэдрак в торговле ровно ничего не смыслил, немногим больше понимала в этом деле и Джоанна, но они надеялись, что со временем приобретут опыт.

И вот они посвятили лавке все свои силы, много лет подряд держали ее, но без особого успеха. У них родилось двое сыновей, и мать боготворила их, хотя к мужу никогда не испытывала страстной любви; им она отдавала без остатка все свое внимание, все свои заботы. Но торговля шла кое-как, и мечты дать сыновьям образование и вывести их в люди угасали, сталкиваясь с действительностью. Дальше грамоты их учение не пошло, зато, живя с детства у моря, они наловчились во всем, что относилось к мореплаванию, такому привлекательному для мальчиков их возраста.

Наряду с повседневными домашними делами и заботами о своей семье, мысли Джолифа и Джоанны постоянно занимал еще один предмет — семейная жизнь Эмили. По странной прихоти случая, которая заставляет иногда обратить внимание на тех, кто затаился в тихом уголке, и пройти мимо тех, кто на виду, милую девушку заметил и полюбил один преуспевающий купец из местных жителей, вдовый, на несколько лет старше ее, но еще довольно молодой. Сначала Эмили заявила, что никогда ни за кого не выйдет замуж; однако мистер Лестер проявил терпение и настойчивость и добился наконец, что она дала согласие, хотя и с неохотой. Плодом их брака были тоже двое детей; они подрастали, делали успехи, — и Эмили всем говорила, что никогда и не думала найти такое счастье в замужестве.

Дом почтенного купца — одно из тех основательных кирпичных строений, которые в провинциальных городах иной раз вклиниваются среди старинных домиков, — выходил фасадом на Хай-стрит, почти напротив бакалейной лавки Джолифов, и для Джоанны было сущей мукой сознавать, что женщина, чье место она когда-то захватила из одной только зависти, теперь, достигнув благосостояния, каждый день видит из своих окон запыленные сахарные головы, кучки изюма и жестянки с чаем, выставленные в убогой витрине лавки, хозяйничать в которой выпало на долю ей, Джоанне. Так как торговля сильно сократилась, Джоанне приходилось одной управляться со всеми делами, и она прямо-таки умирала от досады и унижения при мысли, что Эмили Лестер, сидя в своей просторной гостиной, могла с той стороны улицы наблюдать, как Джоанна суетится за своим прилавком, угождая покупателям, которые и покупали-то на грош, — но как-никак они поддерживали торговлю, значит, нужно было радушно встречать их и даже на улице проявлять к ним любезность, меж тем как Эмили спокойно шествовала мимо с детьми и гувернанткой, беседуя как равная с самыми именитыми жителями города. Вот что выиграла Джоанна, не позволив Шэдраку Джолифу, который не так уж был ей и дорог, отдать свою любовь другой женщине.

Шэдрак был добрый, порядочный человек, он хранил верность жене и в поступках своих и в помышлениях. Время подрезало крылья его чувствам, и былая любовь к Эмили уступила место привязанности к матери его сыновей; он забыл уже давнюю мечту своего сердца, Эмили вызывала в нем только чисто дружеское чувство. Так же относилась к нему теперь и Эмили. Будь у Джоанны хоть какой-нибудь повод к ревности, это, возможно, принесло бы ей некоторое удовлетворение. Но и Эмили и Шэдрак совершенно примирились со всем, что она сама для них подстроила, и именно это особенно разжигало в ней досаду.

У Шэдрака совсем не было той мелочной расчетливости, которая необходима розничному торговцу, всегда имеющему дело с многочисленными конкурентами. Спросит какой-нибудь покупатель, действительно ли бакалейщик может рекомендовать тот чудесный заменитель яиц, что был навязан лавке настойчивым коммивояжером, — а Шэдрак ответит, что «коли не положишь в пудинг яиц, так нечего удивляться, что он яйцами и не пахнет»; а спросят его о «настоящем кофе-мокка» — в самом ли деле это настоящий мокка, — и он угрюмо ответит: «Такой же настоящий, как во всех мелочных лавках».

Однажды в знойный летний день муж с женой были в лавке одни. Солнце отражалось от большого кирпичного дома напротив, и от этого в лавке было особенно жарко и душно. Джоанна посмотрела на парадную дверь Эмили, где остановилась нарядная карета. В последнее время эта Эмили стала говорить с ней каким-то покровительственным тоном.

— Шэдрак, вся беда в том, что ты не деловой человек, — с грустью сказала жена. — Да и торговле ты не обучен, а невозможно разбогатеть на таком деле, за которое взялся случайно.

Джолиф согласился с ней — он всегда и во всем с ней соглашался.

— Ну, и наплевать мне на богатство, — беззаботно ответил он. — Мне и так хорошо, как-нибудь проживем.

Сквозь ряды банок с маринадами она опять посмотрела на дом по ту сторону улицы.

— Да, как-нибудь… — повторила она с горечью. — Но вот повезло же Эмили Лестер, а ведь в какой бедности раньше жила! Ее мальчики поступят в колледж — а нашим-то, подумай, дальше приходской школы дороги нет.

— Да, ты оказала Эмили большую услугу, лучше никто бы не сумел, заметил он добродушно, — ведь ты сама отстранила ее от меня и положила конец этой сентиментальной чепухе между нами, вот она и могла дать согласие Лестеру, когда он посватался.

Джоанна прямо вскипела от досады.

— Не поминай старого! — взмолилась она. — Лучше подумай ради наших мальчиков, ради меня, если не ради себя самого, как нам разбогатеть.

— Ну вот, — сказал он уже серьезно, — по правде говоря, я сам всегда чувствовал, что не гожусь для мелкой торговли, только не хотелось спорить с тобой. Мне, должно быть, побольше места нужно, чтоб я развернуться мог; ширь нужна, чтоб свой курс держать, — не то что здесь, среди знакомых да соседей. Я мог бы разбогатеть не хуже других, возьмись я за свое дело.

— Хорошо, кабы мог! А какое же это твое дело?

— Вот пойти бы снова в плаванье.

В свое время именно она заставила его осесть в городе, потому что не хотела вести жизнь соломенной вдовы, как все жены моряков. Но теперь честолюбие подавило в ней все прочие соображения, и она сказала:

— Ты считаешь, что только так можешь чего-нибудь добиться?

— Только так, это уж я верно знаю.

— А ты хотел бы опять уйти в море, Шэдрак?

— Не то чтобы хотел — удовольствие в том небольшое. Сидеть здесь, в нашей комнатке за лавкой, куда приятнее. Говоря по правде, я не люблю моря. Никогда его особенно не любил. Но если речь о том идет, чтоб добыть богатство для тебя и для наших мальчиков, тогда другое дело. Только этим путем и может добыть его такой бывалый моряк, как я.