Том 3. Рассказы 70-х годов
Шрифт:
Это – начало первой главы «Записок». Солодовникову оно понравилось. С прозой он, очевидно, в лучших отношениях. Да, с этого дня, с этого утра время работает на него. На книге, которую он подарит Анне Афанасьевне, он напишет:
«Фоме неверующему – за добро и науку. Автор».
Вот и все. Ну, а теперь – листовое железо!
В сельсовете Солодовникову дали подводу, но того, кто должен был ехать с ним, пока не было.
– Вы, это, заехайте за ним, он живет… вот так вот улица повернет от сельпа в горку, а вы…
Солодовников поехал один в Образцовку. «Черт с ним, с рабочим, один погружу».
Ехать до
На выезде из села, у крайних домов, Солодовников увидел початый стожок сена. Стожок был огорожен пряслом, но к нему вела утоптанная тропка. Солодовников остановил коня и побежал к стожку. Перелез через прясло и уже запустил руки в пахучую хрустящую благодать, стараясь захватить побольше… И тут услышал сзади злой окрик:
– Эт-то что за елкина мать?! Кто разрешил?
Солодовников вздрогнул испуганно и выдернул руки из сена. К нему по тропке быстро шел здоровый молодой мужик в синей рубахе, без шапки. Нес в руках березовый колышек.
– Я хотел под бок себе… – поспешно сказал Солодовников и сам почувствовал, что говорит трусливо и униженно. – Немного – вот столько – под бок хотел положить…
– А по бокам не хотел? Стяжком вот этим вот… Под бок он хотел! Опояшу вот разок-другой…
– Я врач ваш! – совсем испуганно воскликнул Солодовников. – Мне немного надо-то было… Господи, из-за чего шум?
– Врач… – мужик присмотрелся к Солодовникову и, должно быть, узнал врача. – Надо же спросить сперва. Если каждый будет по охапке под бок себе дергать, мне и коровенку докормить нечем будет. Спросить же надо. Тут много всяких ездиют.
Мужик явно теперь узнал врача, но оттого, что он тем не менее отчитал его, как школяра, Солодовников очень обиделся.
– Да не надо мне вашего сена, господи! Я немного и хотел-то… под бок немного. Не надо мне его! – Солодовников повернулся и пошел по целику прямо, проваливаясь по колена в жесткий ноздреватый снег, больно царапая лодыжки. Он понимал, что – со стороны посмотреть – вовсе глупо: шагать целиком, когда есть тропинка. Но на тропинке стоял мужик и его надо было обойти.
– Возьми сена-то! – крикнул мужик. – Чего же пустой пошел?
– Да не надо мне вашего сена! – чуть не со слезами крикнул Солодовников, резко оглянувшись. – Вы же убьете, чего доброго, из-за охапки сена!
Мужик молча глядел на него.
Солодовников дошел до саней, больно стегнул вожжами кобылу и поехал. В какой-то статье он прочитал у какого-то писателя, что «идиотизма деревенской жизни» никогда не было и, конечно же, нет и теперь. «Сам идиот, поэтому и идиотизма нет и не было», – зло подумал он про писателя.
Ноги Солодовников поцарапал сильно, теперь саднило, и он решил вернуться в больницу и на всякий случай обезвредить ссадины. Но остановился, постоял и раздумал, решил, что в совхозе попросит спирту и протрет ноги.
Он потихоньку ехал дальше и успокоился. Вообще неплохое продолжение первой главы «Записок».
Только с юмором надо как-то… осторожнее, что ли. При чем тут юмор и ирония? Это должна быть трезвая, деловая вещь, без всяких этих штучек. В том-то и дело, что не развлекать он собрался, а поведать о трудной, повседневной, нормальной, если хотите, жизни сельского врача. Солодовников совсем успокоился, только очень неуютно, неудобно было в жестких, холодных санях.Николай Васильевич Ненароков, человек нестарый, сорокалетний, но медлительный (нарочно, показалось Солодовникову), рассудительный… Долго беседовал с Солодовниковым, присматривался. Узнал, где учился молодой человек, как попал в эти края (по распределению?), собирается ли оставаться здесь после обязательных трех лет… Солодовникову директор очень не понравился. Под конец он прямо и невежливо спросил:
– Вы дадите железо?
– А как же? Вы что, обиделись, что расспрашиваю вас? Мне просто интересно… У меня сынишка подрастает, тоже хочет в медицинский, вот я и прощупываю, так сказать, почву. Конкурс большой?
– Да, с каждым годом больше.
– Вот, – решил директор. – Нечего и соваться. Есть сельскохозяйственный – прямая дорога. Верно? Специалисты позарез нужны, без работы не будет.
Солодовников пожал плечами:
– Но если человек хочет…
– Мало ли чего мы хочем! Я, может, хочу… – Директор посмотрел на молодого врача, не стал говорить, чего он, «может, хочет». Написал на листке бумаги записку кладовщику, подал Солодовникову: – Вот – на складе Морозову отдайте. Лупоглазый такой, узнаете. Он небось с похмелья.
– Насчет лекции… Анна Афанасьевна просила передать…
Директор махнул рукой:
– Толку-то от этих лекций! Приезжайте, поговорите. Вот картину какую-нибудь интересную привезут, я позвоню – приезжайте.
– Зачем? – не понял Солодовников.
– Ну, лекцию-то читать.
– А при чем тут картина?
– А как людей собрать? Перед картиной и прочитаете. Иначе же их не соберешь. Что?
– Ничего. Я думал, соберутся специально на лекцию.
– Не соберутся, – просто, без всякого выражения сказал директор. – Значит, Морозова спросите, завскладом.
Морозов внимательно прочитал записку директора и вдруг заявил протест:
– Пятнадцать листов?! А где? У меня их нету. – Он вернул записку. И при этом пытливо посмотрел на врача. – Откуда они у меня?
– Как же? – растерялся Солодовников. – Они же договорились…
– Кто?
– Главврач и ваш директор.
– Так вот, если они договорились, пусть они вам и выдают. У меня железа нет. – Морозов сунул руки в карманы и отвернулся. Но не отходил. Чего-то он ждал от врача, а чего, Солодовников никак не мог понять. – А то они шибко скорые: Морозов, выдай, Морозов, отпусти… А у Морозова на складе – шаром покати. Тоже мне, понимаешь…
– Как же быть? – спросил Солодовников.
– Не знаю, не знаю, дорогой товарищ. У меня железо приготовлено для колхоза «Заря», они приедут за ним. – Морозов простуженно, со свистом покашлял в кулак.
И опять глянул на врача.
– Простыл к черту, – доверительно, совсем не сердито сказал он. – Крутишься день-деньской на улице… Впору к вам ехать – лечиться.
Только теперь сообразил Солодовников, что Морозов хочет опохмелиться.
– Нет железа?
– Есть. Для других. Для вас – нету.