Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы
Шрифт:
– Как ты думаешь – расстреляют? – сказал он.
Валька, подумав немного, пожал плечами.
– Может быть, и не расстреляют, – ответил он не очень уверенно.
До вечера Леша Михайлов ходил сам не свой. Прибегали ребята, звали его гулять – он не пошел. Уроков он не учил, отказался от ужина и раньше, чем обычно, улегся спать. Но как ни старался, как ни ворочался с одного бока на другой, заснуть он не мог. Не то чтобы он очень боялся чего-нибудь. Нет, Леша был, как говорится, не из трусливого десятка. Но все-таки, как вы сами понимаете, положение у
«Может быть, и в самом деле лучше убежать? – думал он. – Проберусь как-нибудь на фронт или к партизанам, навру чего-нибудь, скажу, что мне скоро тринадцать лет будет, – может, меня и возьмут. Пойду куда-нибудь в разведку и погибну… как полагается… а после в газетах напишут или, может быть, объявят Героем Советского Союза…»
Но убежать Леша не успел. Перед самым рассветом он забылся и задремал. А в половине восьмого, раньше чем обычно, его разбудила мать.
– Леша! Лешенька! – говорила она испуганным голосом. – Проснись! Сыночек!
– Чего? – забормотал Леша, дрыгая спросонок ногой.
– Вставай скорее. За тобой приехали, тебя спрашивают.
Леша одним махом сбросил с себя одеяло и сел в постели.
– Приехали? Из трибунала? – сказал он.
– Из какого трибунала? Не знаю, военный какой-то приехал. На мотоциклетке.
«Эх, не успел убежать», – подумал Леша.
Застегивая на ходу рубашку и затягивая ремешок на животе, он вышел на кухню.
У печки стоял высокий красноармеец в полушубке и в кожаном шоферском шлеме. Он сушил перед печкой свои меховые рукавицы. От них шел пар.
Увидев Лешу, красноармеец как будто слегка удивился. Наверно, он думал, что Леша немного постарше.
– Михайлов Алексей – это вы будете? – сказал он.
– Я, – сказал Леша.
– Одевайтесь. Я за вами. Вот у меня повестка на вас.
– Ой, батюшки-светы, куда это вы его? – испугалась Лешина мать.
– А это, мамаша, военная тайна, – усмехнулся красноармеец. – Если вызывают, значит, заслужил.
У Леши не попадали в рукава руки, когда он натягивал свое пальтишко. Мать хотела ему помочь. Он отстранил ее.
– Ладно, мама. Оставь. Я сам, – сказал он и почувствовал, что зубы у него все-таки слегка стучат и голос дрожит.
– Взять с собой что-нибудь можно? Или не надо? – спросил он, посмотрев на красноармейца.
Тот опять усмехнулся и ничего не сказал, а только покачал головой.
– Поехали, – сказал он, надевая свои меховые рукавицы.
Леша попрощался с матерью и пошел к выходу.
На улице у ворот стоял ярко-красный трофейный мотоцикл с приставной коляской-лодочкой.
Еще вчера утром с каким удовольствием, с каким фасоном прокатился бы Леша Михайлов на виду у всей деревни в этой шикарной трехколесной машине! А сейчас он с трудом, еле волоча ноги забрался в коляску и сразу же поднял воротник и спрятал лицо: еще, не дай бог, увидит кто-нибудь из соседей…
Красноармеец сел рядом в седло и одним ударом ноги завел мотор. Мотоцикл задрожал, зафукал, застучал и, сорвавшись с места, помчался, взметая снежные хлопья и подпрыгивая на ухабах, по
знакомой деревенской улице.Ехали они очень недолго. Леша и оглянуться не успел, как машина застопорила и остановилась у ворот двухэтажного каменного дома. У ворот стоял часовой.
Леша огляделся и узнал этот дом. Когда-то здесь был детский сад.
«Это на Островах, – сообразил он. – Вот он, оказывается, где трибунал-то помещается…»
– Вылезай, Алексей Михайлов. Пошли, – сказал ему красноармеец.
«Ох, только бы не заплакать», – подумал Леша, вылезая из кабинки и направляясь к воротам.
Часовой попросил у них пропуск.
– К полковнику Шмелеву, – сказал Лешин сопровождающий и показал повестку. Часовой открыл калитку и пропустил их.
В большой накуренной комнате, где когда-то помещалась, наверное, столовая детского сада, было сейчас очень много военных. Были тут и летчики, и зенитчики, и моряки с береговой обороны. Были и красноармейцы, и офицеры. Кто сидел, кто стоял, прислонившись к стене, кто расхаживал по комнате.
– Погоди минутку, я сейчас, – сказал Леше его спутник и скрылся за большой белой дверью. Через минуту он вернулся.
– Посиди, отдохни, тебя вызовут, – сказал он и ушел.
Леша присел на краешке скамейки и стал ждать.
Вдруг белая дверь открылась и из нее вышел Лешин знакомый – тот самый старший лейтенант, командир новодеревенской батареи. Он увидел Лешу, узнал его, но ничего не сказал, нахмурился и пошел к выходу.
А Леша даже привстал от волнения. Он даже не сразу расслышал, что его зовут.
– Михайлов! Михайлов! Кто Михайлов? – говорили вокруг.
– Я Михайлов! – закричал Леша.
– Что же ты не откликаешься? – сердито сказал ему молоденький лейтенант в блестящих, как зеркало, сапогах. Он стоял в дверях с какими-то папками и списками и уже целую минуту выкликал Лешину фамилию.
– Пройдите к полковнику, – сказал он, открывая белую дверь.
«Только бы не заплакать», – еще раз подумал Леша и, стараясь держаться прямо, по-военному, шагнул через порог.
Пожилой, стриженный ежиком полковник сидел за большим столом и перелистывал какие-то бумаги.
– Михайлов? – спросил он, не глядя на Лешу.
– Да, – ответил Леша.
Полковник поднял глаза и тоже как будто удивился, что Леша такой маленький и тщедушный.
– Н-да, – сказал он, разглядывая его из-под густых и мохнатых, как у медведя, бровей. – Вот ты какой, оказывается. А ну-ка подойди ближе.
Леша подошел к столу. Полковник смотрел на него строго, и седые медвежьи брови его все ближе и ближе сдвигались к переносице.
– Так, значит, это ты построил снежную крепость, или блиндаж, или что там… которую давеча разбомбили «мессеры»?
– Да… я, – прохрипел Леша и почувствовал, что еще минута – и слезы помешают ему говорить. – Только ведь мы не нарочно, товарищ полковник, – прибавил он, стараясь глядеть полковнику прямо в глаза. – Мы ведь играли…
– Ах, вот как? Играли?
– Ага, – прошептал Леша.
– Кто это «мы»?
– Ну, кто? Ребята, одним словом.
– А кто зачинщик? Кто выдумал все это? Под чьим руководством строили?