Том 30. Письма 1904. Надписи

Не собираетесь ли Вы на войну? — На это Куприн отвечал: «На войну меня взять не могут, я в отставке, но корреспондентом, тысячи на полторы в месяц, я бы сейчас же поехал».

4422. П. И. КУРКИНУ

6 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Неизд. письма, стр. 108.

Открытка.

…я приехал в Москву. Нездоров, сижу дома. — И. Н. Альтшуллер вспоминал: «В конце апреля в довольно скверном общем состоянии он <Чехов>, как и было условлено, уехал в Москву, куда должен был вернуться из Петербурга и Художественный театр. В дороге простудился, получил резкое обострение, плеврит с необычно высокой для него температурой, и немедленно по приезде слег и не вставал до самой поездки в Баденвейлер, куда направил пользовавший его в это время в Москве д-р Таубе, врач семьи Книппер. Ни один из знавших и лечивших его раньше врачей не был привлечен, ни д-р Щуровский, ни проф. Остроумов. Последний ведь еще раньше решительно высказался против всяких заграничных поездок» («Еще о Чехове». — ЛН, т. 68, стр. 699).

4423. В. С. МИРОЛЮБОВУ

6 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ИРЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XX, стр. 281.

Открытка.

В. С. Миролюбов ответил 9 мая 1904 г. ( ГБЛ).

…приехал сюда совершенно развинченный. — Миролюбов в ответ писал: «Что же это Вы с дороги или еще и простудились? И зачем мы едем на этот благословенный Сев<ер>? Всегда говорят на юге, что в Пет<ербурге> чудная погода, а в Ялте — с климатом дрянь дело. Приедешь в мае, и тебя встречают на вокзале с шубой. Сейчас на град<уснике> указуется цифра 3, и порет 2-й день непрекращающийся дождь…»

Триста рублей получил… — Вероятно, часть гонорара за рассказ «Невеста», напечатанный в «Журнале для всех» (1903, № 12). В декабре 1903 г. А. А. Брянцев прислал Чехову расчет гонорара за рассказ «Невеста». В нем сообщалось: «В № 12 „Невеста“ 910 стр.x50 коп. = 455 руб. 27 апрл. с. г. послано марками в счет гонорара 17 руб. 50 коп. Остальные 437 руб. 50 коп. высылаются переводом чрез Волжско-Камский коммерческий банк».

4424. В. А. ГОЛЬЦЕВУ

10 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: памяти Гольцева, стр. 212.

Открытка.

…каждый день ходит доктор… — Ю. Р. Таубе.

Побывай у меня… — Гольцев навестил Чехова 21 мая (см. письмо 4431 и примечания ^* к нему).

…я не скоро соберусь в «Русскую мысль». — Из-за болезни Чехов так и не смог побывать в редакции журнала.

4425. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ

13 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 130.

…не был же у Вас потому, что нездоров… — Чехов намеревался быть у В. М. Соболевского около 5 мая (см. письмо 4411).

…у меня катар кишок, плеврит… — См. примечания к письму 4422 ^* .

4426. В. С. МИРОЛЮБОВУ

16 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ИРЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XX, стр. 282.

Открытка. Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 16 V.04.

Ответ на письмо В. С. Миролюбова от 9 мая 1904 г. ( ГБЛ).

Я болен ~ доктор у меня немец… — Ю. Р. Таубе. О последней встрече с Чеховым В. А. Гиляровский вспоминал: «В последний раз я видел Чехова почти накануне его отъезда за границу. Я вернулся с юга, и дома мне сказали, что Антон Павлович очень плох, хотел меня видеть и что доктора его увозят из России. Переодевшись, я тотчас отправился к нему, на четвертый этаж дома Полякова, № 22, по Леонтьевскому переулку. Только я протянул руку к звонку, как дверь сама навстречу мне отворилась и вышел доктор Ю. Р. Таубе.

— Ну вот и хорошо, Владимир Алексеевич, что вы приехали. Антон Павлович вспоминал вас, обрадуется.

— Каков он?

— Слаб. Послезавтра за границу <…>

Сквозь полуотворенную дверь я увидал Антона Павловича. Он сидел на турецком диване с ногами. Лицо у него было осунувшееся, восковое… и руки тоже. Услышав шаги, он поднял голову… Один момент — и три выражения: суровое, усталое, удивленное — и веселые глаза. Радостная Антошина улыбка, которой я давно не видел у него.

— Гиляй, милый, садись на диван! — И он отодвинул ноги вглубь <…>

Я долго ему рассказывал о табунах, о калмыцком хуруле, о каторжной работе табунщиков зимой в голодовку да в шурганы, когда по суткам с коня не слезаешь, чтоб табун головой против ветра держать… а он слушал, слушал, сначала все крутил ус, а потом рука опустилась, глаза устремились куда-то вдаль… задумчивые, радостные… Думаю, степь увидал <…>

— Кланяйся Марии Ивановне да скажи, что приеду обязательно ее наливки пить <…> И Антон Павлович с блаженной улыбкой закрыл глаза и опустил голову на подушку.

— Я так, минутку… не уходи, пей… И задремал. За все время нашей беседы он ни разу не кашлянул. Я смотрел на осунувшееся милое лицо, спокойное-спокойное, на неподвижно лежавшие желтые руки с синими жилками и думал: „Нет, Антоша, не пивать тебе больше сливянки, не видать тебе своих донских степей, целинных, платовских, так прекрасно тобой описанных…“» («Жизнерадостные люди». — Чехов в воспоминаниях, стр. 132–133).

Статью Волжского читал. — Статья А. С. Глинки (псевд. — Волжский) «Литературные отголоски. „Вишневый сад“ Чехова в Художественном театре», опубликованная в «Журнале для всех», 1904, № 5, стр. 297–304.

4427. М. П. ЧЕХОВОЙ

16 мая 1904 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, т. VI, стр. 380.

Год устанавливается по содержанию: пребывание в Москве, болезнь (см. письмо от 18 мая К. П. Пятницкому) и по связи с письмом к ней же от 19 мая.

М. П. Чехова ответила 20 мая 1904 г. ( Письма М. Чеховой, стр. 226–227).

Мои растения ~ как я говорил Арсению. — Мария Павловна отвечала: «Сад наш великолепен, тенист и обилен плодами. „Пиона расцвелась“, цветы розовые — как розы, очень красивые. Розы тоже хорошо цветут. Два дня шел обильный дождь, промочил землю глубоко. Влаги надолго хватит. Вся Ялта утопает в пышной зелени!»

Будь здорова… — «Я чувствую себя прекрасно и очень довольна, что приехала домой, — писала Мария Павловна. — Дай бог, чтобы ты скорее выздоровел и был совершенно здоров, счастлив и весел. Очень благодарна за письмо».

…думай поменьше, ложись попозже и читай побольше. — Эти советы были вызваны размолвкой между Марией Павловной и Ольгой Леонардовной, которая впоследствии вспоминала: «Мы с ней <Марией Павловной> нехорошо расстались в мае, когда она уезжала, но я дала ей слово писать каждый день и писала, а потом перестала <…> Ведь все это была ревность, и больше ничего. Ведь любили мы друг друга очень. А ей все казалось, что я отняла у нее все <…>, и держала себя какой-то жертвой. Сначала я все объяснялась с ней, говорила много, горячо убеждала, умоляла; сколько мы слез пролили <…> Но все не ладилось, и в конце концов я махнула рукой <…> Ведь я же не высказывала никаких хозяйских прав или наклонностей, всегда считала Ялту ее домом, и мне так больно было слышать, когда она говорила, что у нее теперь нет ни дома, ни угла, ни сада. Боже мой, зачем это все так сложилось!» ( Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 380).