Том 3

Менгу, не дождавшись возвращения своих послов, понял, что Киев добровольно не сдастся, но, исполняя повеление Бату-хана не осаждать города, решил повернуть обратно.

Постояв на левом берегу и полюбовавшись издали расписными теремами киевской знати и золотыми главами многочисленных церквей — татары были уверены, что это настоящее листовое золото, — Менгу-хан увел свое войско в степь.

Глава вторая В ШАТРЕ ХАНА КОТЯНА

Главный и старейший половецкий хан Котян в своем кочевье в Шарухани [111] пребывал в глубоком и тяжелом раздумье и не находил себе ни в чем утешения. Напрасно приходили к нему его высокие, стройные сыновья и, сняв лисьи шапки, почтительно гладили его руки, украшенные сверкающими перстнями. Котян гладил их по голове и разрешал сесть на цветные подушки, лежавшие вдоль стенки круглого шатра, убранного пестрыми коврами.

111

Шарухань — кочевье половцев, близ нынешнего Харькова.

Они поочередно рассказывали последние новости из жизни степи. Все жаловались на то, что больше совсем не приходят караваны купцов с морского побережья. Некому стало продавать коней, скот, меха, кожи.

— Кто сейчас поедет в нашу степь? Все боятся татар. Их шайки быстро проносятся по всей степи, точно они убегают от кого-то, а на самом деле они рыщут в поисках добычи и высматривают все, что у нас делается. Не раз их уже видели совсем неподалеку от Шарухани.

Котян тяжело вздохнул, покачал головой и посмотрел вверх, на клочок синего неба, видимый в отверстие крыши, сквозь которое выходил дым от костра.

— Сегодня я получил замечательное известие, не знаю — на радость или на горе.

— От Бату-хана?

— Сейчас вы все узнаете. Эй, мальчики! Приведите сюда божьего человека, которого сторожат в соседнем шатре! — Котян несколько раз постучал по медным чашкам с водой. — Скорее!

Два подростка, сидевших близ входа, сорвались с места и убежали. Вскоре они вернулись, поддерживая под локти сухопарого человека, с клочьями седых волос на лице. Голова его была обернута куском пестрой ткани. На поясе висели медные и железные приборы, какие обычно позвякивают у лекарей и коновалов. Лицо его казалось истощенным, со впалыми щеками, но, когда он вскидывал голубые глаза, в них светилась живая наблюдательность. В одной руке он держал небольшую книгу в потертом кожаном переплете, в другой — высокий посох с загнутым концом, каким обычно пастухи ловят убегающих овец.

— Здравствуй на много лет, великий хан великого куманского народа! — приветствовал он Котяна.

Котян сейчас же приказал:

— Эй, мальчики, дайте божьему человеку подстилку и принесите лепешек и кувшин кумыса!

Один из сыновей Котяна взял пеструю ковровую подушку и положил перед странником. Тот уселся на ней и пробормотал молитву.

— А теперь скажи нам свое имя, кто ты и из какой земли? Зачем бродишь по свету, такому тревожному в наши страшные годы?

— Я только слуга Божий, по имени Юлиан. Я скитаюсь по этому грешному свету, излечивая больных и успокаивая душеспасительными молитвами умирающих. Происхожу я из страны мадьяр, из их славной столицы Буды. Господь Бог и добрые люди мне всюду помогают, жалеют и не дают умереть с голода. Сейчас я иду от грозного царя татар Бату-хана.

— Что ж ты хотел мне сказать особенно важное? — спросил хан Котян.

— Если ты не всем здесь доверяешь, зная их болтливость, то прикажи лишним покинуть твой шатер.

— Уйдите все! — приказал, нахмурясь, Котян. — Пусть останутся только два моих старших сына. Толмача мне тоже не надо, ты достаточно хорошо говоришь по-кумански.

Кроме старших сыновей, все сидевшие в юрте встали, прижав руки к груди, склонились и мелкими шажками вышли из шатра.

Юлиан начал вполголоса:

— Не смотри на то, что я одет нищим. В моих руках находится письмо самого великого хана татарского Бату к мадьярскому королю Беле, которое я получил из собственных рук монгольского владыки для того, чтобы показать его тебе.

Котян вздрогнул и сразу выпрямился.

— И ты можешь мне его прочесть? Письмо Бату-хана?

— Вот для этого я и пришел к тебе, доблестный хан Котян, пройдя очень тяжелый и опасный путь.

Юлиан порылся за пазухой и достал небольшой свиток. Он разгладил его на колене и вопросительно взглянул на Котяна.

— Ну, читай!

— Это письмо, — начал Юлиан, — написано уйгурскими буквами, но на монгольском, то есть на татарском языке. Бату-хан повелел передать его мадьярскому королю Беле. Но так как я знал, что при дворе этого короля не нашлось бы мудреца, который мог бы прочесть и объяснить такое письмо, то я упросил одного ученого язычника перевести это загадочное письмо на куманский язык.

— Что же это было за письмо?

— Высокомерное послание Бату-хана, более похожее на приказанье. В нем говорилось от его имени так. — И старик стал читать: — «Я — великий хан, посланный Небесным Владыкой, который дал мне право возвышать тех, кто преклоняется передо мной, и поражать гневом тех, кто противится мне. Я удивлен, что ты, маленький король мадьяр, до сих пор не ответил ни на одно из посланных мною тебе тридцати писем. Я узнал, что ты, король Бела, намерен принять к себе весь народ куманов, моих рабов. И я тебе приказываю не принимать их в твоем королевстве. Им, при их жизни в шатрах, легко и возможно будет убежать от меня, но как ускользнешь от меня ты, когда ты имеешь дома, дворцы и целые города? Поэтому я, великий хан татарский, которому вестник небесного царства дал высшую власть над Вселенной, право оказывать милость мне покоряющимся и душить моих противников, я удивляюсь тебе, маленький король мадьяр».

Юлиан обвел всех спокойным взглядом, тщательно свернул письмо и заговорил снова:

— Я для того и совершил этот путь к тебе и разыскал тебя в степи, чтобы предостеречь. Несомненно, Бату-хан скоро двинется со всем своим войском на западные страны и нападет прежде всего на ваши куманские кочевья. Раз ты не пошел с ним, он тебя не пощадит, а будет мстить за то, что потерял в твоем народе сильного союзника. Поэтому я советую тебе: уходи скорей к мадьярам. Король Бела примет тебя, как брата. Торопись!

Котян сидел, опустив голову. Руки его дрожали. Потом он повел широкими плечами, точно стряхнул с себя неудобный груз, и повернулся к сыновьям. Они сидели, видимо потрясенные, впиваясь взглядом в отца.

— Что вы мне скажете на это письмо? Говори ты, младший, Кучум!

— Что сказать? Бату-хан говорит, что он написал королю Беле тридцать писем и не получил от него ответа. Напишет он еще тридцать первое, чтобы испугать Белу, а сам не двинется с места из своей новой столицы, где ему живется спокойно и хорошо. Он ведь потерял много своих воинов во время похода на русские княжества. Он даже не мог дойти до самого богатого города Новгорода и вернулся обратно. Где ему думать о походе на Мадьярское королевство! Он пугал, чтобы все трусливые ему покорились.

— А ты мне что скажешь, что посоветуешь, мой старший сын Мучуган?

— Меня встревожило, очень встревожило это письмо. Спасибо божьему человеку, что он принес его нам и предупредил об опасности. Мне ясно, что Бату-хан, покорив и разорив столько городов, может считать, что его войска самые сильные в мире. Он уже попробовал крови и опьянел от своих успехов. Сейчас его войска отдохнули, и он хочет идти покорять все народы, всю Вселенную. Ведь он и раньше не раз требовал, чтобы мы, куманы, двинулись вместе с ним, под его начальством, на «вечерние страны».