Том 4. История западноевропейской литературы
Шрифт:
Остановлюсь теперь на социальных драмах из римской жизни, и вот почему. Казалось бы, драмы из римской жизни — это исторические драмы о далеком прошлом. Ничего подобного! Для Шекспира под этой римской маской скрывалось совершенно другое. То, чего он не смел сказать в хрониках, то, что он хотел сказать о своих прямых врагах, Елизавете и прочих, он говорит полностью в римских драмах, и тут мы видим, какой это был глубокий и страстный политик, как он знал внутреннюю технику политической борьбы, как он прекрасно понимал борьбу классов. Тут вся глубина Шекспира — социолога и политика перед нами выясняется больше, чем в других пьесах. Было бы интересно разобрать их все, но мы этого сделать не можем. Для того чтобы дать о них представление, я возьму только две политические пьесы, которые считаю наиболее интересными. Это — «Юлий Цезарь» и «Кориолан».
«Юлий Цезарь» был
Дело в том, что в 1602 году созрел заговор для устранения Елизаветы с престола. Во главе заговора стоял Эссекс. Заговор был открыт. Эссекс и его сторонники были казнены. Ретленд был брошен в Тауэр, где провел в заключении несколько лет.
Почему Елизавета не казнила Ретленда, а только отправила его в Тауэр, — неизвестно. Может быть, она его не казнила потому, что знала, что это Шекспир, и ей было жаль такого человека. Один очень образованный путешественник, уезжая из Англии, пишет: «Одним из истинных фениксов Англии является Ретленд» 10 . За что такая похвала? Очевидно, автор знал, что Ретленд есть Шекспир. Это только догадка, об этом нельзя сказать с уверенностью, но факт тот, что «Кориолан» написан после того, как рухнул заговор Эссексов.
Рассмотрим содержание «Кориолана». Исходным пунктом является в нем старый порядок, крепкий порядок, против которого никто не должен возражать. Шекспир был страстным защитником такого порядка. Он мечтал, как всякий интеллигент (хотя он был аристократ, но человек широкой политической мысли), об «идеальном» порядке, и именно старый и мнимо — «справедливый» феодализм был его идеалом. Здесь я вам приведу цитату не из «Кориолана», а из пьесы «Троил и Крессида», потому что там одно из действующих лиц, Улисс, излагает программу, которая была программой Шекспира:
Везде свой строй — и на земле, внизу, И в небесах, среди планет горящих, — Законы первородства всюду есть, Есть первенство во всем, есть соразмерность: В обычаях, в движениях, в пути — Везде порядок строгий, нерушимый. Одно светило — солнце — выше всех. Оно, как на престоле, управляя По-царски сонмом всех других планет, Своим целебным оком исправляет Их вредное воздействие и вид, И злых и добрых равно наставляя. Но стоит раз планетам обойти Порядок свой, — о, сколько бед возникнет Чудовищно мятежных! Сколько бурь, Землетрясений, столкновений грозных И перемен! Смятенье, ужас, мрак Цветущих стран разрушат мир блаженный. Где лестница для величавых дел? Что, кроме смерти, ждет все предприятья? Чем держится порядок стройный школ? Сословья в городах? Торговля? Только Священною охраной прав! Попробуй Ступени эти вырвать или веру Поколебать, и скоро вы разлад Во всем найдете. В мире все к борьбе Настроено. Недвижимые воды Мгновенно возмутятся; затопив Все берега, они и мир затопят, И станет он похож на мокрый хлеб. Насилие порабощает слабость, И изверг-сын отца замучит. Право Заменит сила. А еще верней — Неправда с правдой, посреди которых Есть справедливость, — все сольются вдруг И сгинут скоро даже их названья. Все подпадет под иго грубой силы, Сама ж она — под иго своеволья, А своеволье — раб чревоугодья, Чревоугодье — ненасытный волк, При помощи сподвижников подобных В конце концов пожрет само себя 11 .Вы видите, какими ужасами Шекспир грозит себе и другим, если общество выйдет из орбиты порядка. Предполагается яри этом, что именно такой порядок был в Древнем Риме.
Был порядок, были добрые нравы. Против них начинает подниматься демократия. Как же Шекспир относится к толпе, к ее трибунам, к революционной силе, которая потрясает основы старого порядка? С одной стороны, он изображает самих трибунов как демагогов, которые играют на слабых струнах толпы; их только презрительно терпят аристократы; но они люди умные, добиваются своего и своим людям они все-таки верны.
А толпа? Вот что, например, один гражданин говорит, характеризуя, что такое эта толпа:
Многие называют нас многоголовой толпой. И не за то, что у нас головы у иных черны, у иных белобрысы, у иных плешивы, а за то, что умы у нас чересчур разноцветны. Я сам думаю, что если бы нашим умам пришлось выбраться из черепа — они разом разлетелись бы во все стороны света 12 .
Шекспиру кажется, что толпа — это хаос, беспорядок, и, нечего греха таить, в то время приблизительно такой народная масса и была. Такого организованного класса, как пролетариат, еще не было. Выступления масс носили характер разинщины, пугачевщины, очень жестокого бунта, в котором люди распылялись и между собой грызлись. Один гражданин говорит толпе:
Одно слово, честные граждане…
Ему отвечает другой:
Какие тебе честные граждане! Бедняков не зовут честными, патриции одни честные. У них всего по горло, а мы нуждаемся. Пусть бы отдали нам хотя часть своего избытка вовремя. Мы бы им спасибо сказали. Но это им слишком разорительно. Им любо глядеть на нашу худобу и горе. Свой достаток кажется слаще. Мщение, граждане! Пока еще осталась у вас сила в руках, хватайте колья. Богов призываю я в свидетели — не от злобы, а от голода говорю это я 13 .
Но автор идет еще дальше. Этот же гражданин говорит:
Называют себя отцами нашими! Хорошо заботятся о нас наши отцы! Мы голодны, а у них амбары ломятся от хлеба. Их законы поддерживают одних ростовщиков. Всякий день отменяется какой-нибудь закон, неприятный богатым, и всякий день выдумывается другой закон, беднякам на угнетение. Если война нас не губит, они нас губят хуже всякой войны. Вот как нас любят отцы отечества 14 .
Не правда ли, это прямая революционная прокламация? И Шекспир ничего на это не возражает; он в этом отношении зорок и справедлив.
Так вот эта самая толпа идет ломать старые устои. Но это еще не такая большая беда, по мнению Шекспира. Беда в том, что аристократия разложилась; она пошла на уступки этой толпе, она ее боится, чувствует, что не в силах сдержать ее, и, останавливая выборные должности, аристократы стараются, путем подачек, лести и дипломатии, быть выбранными толпой на? государственные должности, крутят лисьим хвостом, хотя и видны их волчьи зубы, подличают.
И вот, подлинный герой, Кориолан, с этим мириться не хочет. Это — солдатская кость, победоносный полководец. Это — барин и в высокой степени дикий, который, что ему по нраву, то и делает. И он до тех пор держался со своим классом, пока класс был ему опорой, а как только опора начала гнуться, он от своего класса отходит.
Агриппа уговаривает Кориолана быть уступчивым, служить и нашим и вашим. Но грубый рубака заявляет: я с такой политикой не согласен, я желаю отнять права у народов силой мечей моих легионеров. Однако аристократия боится таких мер, и от ее лица выступает мать Кориолана Волумния, которая говорит: как ты смеешь, мой сын, идти против своего класса? Разве ты не понимаешь, что мы сильны уступками перед демократией? Правда, ты защитник старых устоев, это хорошо; но ты хочешь гражданской войны, а класс твой хочет компромисса, потому что знает, что он слаб. Что тебе стоит, в конце концов, поклониться сапожникам? Что тебе стоит пойти на собрание и немножко улыбнуться этакой собачьей улыбкой, сделать уступку ради твоего класса и родины, которую мы любим?