Том 4. М-р Маллинер и другие
Шрифт:
— Приходится, в том интервью и состоит.
— На что я вашей газете? Не такая уж я персона.
— И мы не такая уж газета. Есть у вас хорошее хобби? Вы ведь боксер?
— Кто вам сказал?
— Редакторша. Обожает бокс. Она говорит, вы выиграли матч.
— Любительский. В среднем весе.
— Наверное, она видела.
— Странно, что она смотрит бокс. Сама не боксирует?
— С нее станется. Перейдем от боксера к драматургу. Джо заерзал. Ему очень не хотелось говорить об этом неувлекательном созданье.
— Ну, пишу по вечерам, после службы…
— Я тоже. А где вы служите?
— В юридической конторе.
— Да, тоска. Почему вы это
— Я не выбирал. Я хотел стать адвокатом, но денег не хватило, пришлось служить.
Салли помолчала дольше, чем обычно, потом произнесла:
— Какая жалость!
— Да, нелегко.
— Как же вы ходите на репетиции?
— Отпускают.
— А, вон что! Скучаете на службе?
— Вообще-то да. Зарабатывать надо, а то бы все время писал.
— Вот и я так.
— Что вы пишете?
— Это я беру интервью!
— Мне бы хотелось узнать побольше о вас.
— Ну ладно. Родилась в Вустершире, дочь священника. Сбежала из резервации. Служила то там, то сям. Долго была секретаршей у Летиции Карберри. Слышали о ней?
— Вроде бы нет.
— Очень известная дама. Борется против курения.
— Хорошо, что я ее не знаю. Я таких видел. Толстые, склочные…
— А вот и нет! Тоненькая и ласковая. Правда, не слишком умная.
— Конечно, если вас выгнала.
— Почему выгнала?
— Вы же у нее не служите.
— Это очень трудная работа, мужская. Конечно, я могла бы войти в компанию, но Летиция решила поехать в Южную Америку, а мне не хотелось уезжать. Наверное, ей донесли, что там много курят. Расстались мы в самых лучших отношениях, прощались, как мать с дочерью или как тетка с племянницей, хотя не знаю, как прощаются тетки.
— Примерно так же, как дяди с племянниками.
— Потом я нашла нынешнюю работу.
— Счастливый конец?
— Да. Я ее люблю. А теперь, ради Бога, отвечайте вы. Эта пьеса много для вас значит?
— Очень много.
— Что ж, желаю удачи.
— Спасибо. Вы пьес не писали?
— Все, все, все! — сказала Салли. — Спрашиваю я. Вам показалось, что вы пишете мою биографию?
Когда она ушла, на его взгляд — слишком скоро, Джо пришло в голову, что надо помириться с мисс Далримпл. Он перехватил ее у выхода и пригласил в кафе. Она была довольно приветлива, но в кафе шла и так, с мистером Лльюэлином, известным киномагнатом.
ГЛАВА III
Привратник актерского входа сидел в своей клетушке и сильно страдал — не потому, что он хотел курить, а это ему не разрешалось, но потому, что за дверью, слева, кончала свой путь «Кузина Анджела», и это его огорчало.
Лично он, мистер Мак, не имел к ней ни малейшего отношения. Он сам любил подчеркивать, что его не касаются никакие дела за дверью. Что бы там ни творилось; он оставался, как несменяемые чиновники министерства иностранных дел. Но за короткие недели знакомства он привязался к автору и теперь его жалел. Одна только мысль обо всех недоумках, чьи пьесы шли по году с лишним, убеждала в том, что судьба серьезно ошиблась, попустив «Кузине Анджеле» лишь шестнадцать представлений.
Поделиться этой мыслью было не с кем, разве что с солидным мужчиной, стоявшим у стены. Глаза его были закрыты, лицо кое-как освещала сонная улыбка. Нельзя сказать, что голову венчали виноградные листья, но даже менее опытный диагност определил бы, что он, как говорится, выпил. Признав в нем американца, Мак привычно удивился, как это граждане этой страны ухитряются стоять на такой стадии опьянения.
Но
уж обмениваться мыслями или, как сказал бы Шекспир, искусно обручать свой ум с другим, [34] он явно не смог бы, и Мак решил было подумать о скачках, когда с улицы вошел значительно более презентабельный джентльмен. Собственно, мы могли бы назвать его красивым — в эфирном, хрупком духе, вроде Шелли, но такая внешность привлекает скорее женщин, чем мужчин, и Мака она не привлекла.34
искусно обручать свой ум с другим — перифраза строки из 116 сонета У.Шекспира.
— Мистер Пикеринг здесь? — спросил новоприбывший.
Мак ответил: «Да», — и эфирный гость исчез, но тут же, уже из театра, вышел Джо Пикеринг.
— Здравствуйте, мистер Пикеринг, — сказал Мак.
— Здравствуйте, Мак. То есть до свиданья.
— Очень мне жалко, мистер Пикеринг. Нехорошо получилось.
— Да, скорее плохо.
Человек у стены захрипел. Джо поглядел на него.
— Надрался? — тихо сказал он.
— А то!
— Вообще-то он прав. Пойду и я надерусь.
— Ну-ну, мистер Пикеринг!
— Не одобряете эту идею?
— Вы не очень горюйте, мистер Пикеринг, с кем не бывает!
— Я надеялся, что со мной не будет. Рекомендуете презреть? Как тот мотылек?
— Э?
— Жабе, попавшей под борону, [35] трудно это терпеть, хотя мотылек в густой траве советует все презреть. Киплинг. Что вам, мотыльку? Сидите тут, забот не знаете.
— Не так уж тут хорошо, мистер Пикеринг. Когда я отслужил, только эта работа и нашлась. А лучше бы мне маленький кабачок… или там банк возглавить, хо-хо!
35
жабе, попавшей под борону… — строка из стихотворения Р.Киплинга «Педжет, член парламента»
Красноречие его тронуло несчастного автора. Он понимающе кивнул.
— Понятно, Мак. Каюсь. Пить не стану. Не стану и жалеть себя.
— Вот это другое дело. Хвост трубой, мистер Пикеринг. Они задумчиво помолчали.
— Туда пойдете? — спросил наконец привратник, указывая на дверь.
— Нет, незачем. Эту пьесу я видел. А что?
— Там этот сэр Джеклин. Спрашивал вас, не иначе — хочет стрельнуть. Вечно он стреляет, ко мне — и то подбирался, честь какая! Прямо как к лорду, хо-хо!
— Да, Уорнер — не из лучших наших баронетов.
— А то! — подтвердил Мак. — Джек Уорнер! [36] Я так скажу, истинная вошь.
Человек у стены зашевелился, словно спящая принцесса после поцелуя.
— Это как? — осведомился он.
Собеседники удивились, словно с ними заговорил не очень новый труп.
— Дам в рыло, — продолжал тем временем незнакомец. — Дж…э…ык Уорнер мой ддрргг. Три года не разговариваем, а все равно дрыэуг. Кто его тронет, дам в рыло. Да у нас в Глв…э…ы…уде его та-ак по-чи-та-ют!
36
Джек Уорнер — один из владельцев кинокомпании «Братья Уорнер».