Том 4. М-р Маллинер и другие

Его проводило тяжкое молчание.

— Видите? — сказал наконец мистер Лльюэлин.

— Вижу, как не видеть, — серьезно отвечал мистер Траут. — Редко встречал такие безошибочные симптомы. Ведет в ресторан.

— То-то и оно!

— Сперва идет к парикмахеру.

— Это опасно?

— Еще бы! Самый явный симптом. Парикмахер? Значит, дело серьезно. Перед рестораном, заметьте. Конечно, главную роль играет обед.

— Помню, делал я предложение Грейс… — сказал Лльюэлин, мрачнея от одного воспоминания. — По-моему, главное, что свет притушен.

— А музыка?

— Да, и еще шампанское. Непременно закажет, гад!

— Надо его остановить. Созовем срочное собрание…

— Они же все в Калифорнии.

— Да, забыл.

— Поговорите с ним сами.

— Это уже не то. Тут нужно массовое воздействие. Ах, если бы наши люди были здесь!

— Что поделаешь! Он же ведет ее к «Баррибо».

— Ну и что?

— Там этот чертов скрипач! Подойдет к столику, и пилит, и пилит. Под такую музыку девушка согласится выйти хоть за графин.

Траут резко поднял голову.

— Что ж, дело ясно! — сказал он. — Остается метод Б.

— Метод Б?

— Я его не очень люблю, но в особенно сложных, хирургических случаях — приходится. Наркоз, только наркоз. Мы дадим ему снотворное.

Мистер Лльюэлин одобрил этот метод. Он вообще легко радовался.

— Правильно, — одобрил он. — Помню, один тип в баре подсыпал мне снотворного. Отключился на несколько часов, да и потом не мигнул бы, пройди передо мной все нью-йоркские красотки. Как-то не до них.

Тут лицо его померкло.

— Но снотворного у нас нет.

— Почему? — возразил Траут, извлекая из жилетного кармана белый пакетик. — Мы без него и не выходим. Мало ли что… Только метод Б удержал юного Бьюстриджа от парикмахера и ресторана. Сурово, но мы, члены АХ, ставим долг превыше всего. Точнее, священную миссию.

Вернувшись, Джо сообщил, что заодно вымыл голову и сделал маникюр.

— Я говорил, — прибавил он, — о том, что этот мир прекрасен. Мало того, он кишит превосходнейшими людьми. Куда ни пойди, какие-то ангелы. Возьмем парикмахера. Казалось бы, с чужим человеком можно быть сдержанным, сухим, а он — сама приветливость. Рассказал мне замечательный фильм — не из ваших, а? Там такое дело…

— Выпейте сперва, — предложил Лльюэлин.

— Хорошая мысль, — обрадовался Джо.

Сейчас смешаю коктейль, — сказал мистер Траут.

3

Салли сидела в вестибюле и очень страдала. Миллионеры и магараджи не замечали ничего, держалась она стойко, но чувствовала себя так, словно выпила что-то очень тошнотворное, а извергнуть — не смеет. Теперь она видела Пикеринга таким, каким он был, а это приведет в отчаяние любую девушку, тем более ту, которая имела неосторожность его полюбить.

Пришла она ровно в половине восьмого и немного удивилась, что его еще нет, но не испугалась. Мало ли что может задержать человека! Через двадцать минут она стала думать о несчастном случае. Много позже какой-то бес наконец шепнул ей страшную правду: это — месть.

Трудно поверить в такую низость, но что же еще. Вот, смотрите: если он задержался, мог позвонить; если он в больнице, позвонила бы сестра. Словом, он мстит. Именно тогда, когда тошнота сменилась яростью, Салли услышала: «Салли!», — подняла взор и увидела Джеклина.

Баронет часто заглядывал в этот вестибюль, поскольку сюда неуклонно ходили его знакомые, преуспевшие больше, чем он. Надеялся он и сейчас, что, умягчившись от коктейлей, кто-нибудь его угостит, — но никого не было. Зато была Салли, и он устремился к ней, естественно интересуясь ее реакцией на пресловутое письмо.

— Салли! — сказал он. — Привет. Ты одна?

— Привет, — безжизненно откликнулась Салли. — Да, одна.

— Понимаешь, вышел без денег…

— Я не хочу есть. Проводи меня домой. Я переехала, живу на Фаунтин-корт.

— Да, мне кто-то говорил.

— Вместе с одной девушкой.

— Так мне и сказали. Ты не ее ждешь?

— Нет. Она пошла к каким-то школьным подругам. Джеклину стало легче. Все ж неприятно оказаться сразу с двумя девушками, которым ты сделал предложение. Сперва они шли молча, потом он произнес:

— Салли.

— Да?

— Э-э-э…

Ему не очень понравилось, как она на него посмотрела. Как будто взвесила, что ли; а приятно ли, когда тебя взвешивают?

Он не ошибся; слово «э…» она прекрасно поняла, и вывела отсюда, что может перевести стрелку до старых, сельских времен. Случись это раньше, чем Джо Пикеринг явил себя во всей своей низости, она без малейших колебаний остудила бы его порыв; раньше… а теперь?

— Я получила письмо, Джеклин, — сказала она.

— Э?

— Я согласна. Если хочешь, мы поженимся.

— Если!.. — вскричал он и стал подыскивать фразу. Песенка слишком популярна, нельзя просто сказать: «Я дам тебе только любовь».

— Мы будем очень бедны, — сказал он, — но что с того? Бедность — большое благо. Когда ты беден, все становится приключением. Разве знает богатый жертвы, планы, мечты? Разве знает он блаженную жизнь на чердаке, где у кровати горит свеча, и ты можешь думать, что потолок расписан купидонами, а на окнах — изысканные занавеси?

Он прикинул, не перейти ли к корочке хлеба, но решил, что это слишком, тем более что Салли и так слушала без особого пыла.

— Такое блаженство нас не ждет, — сказала она со свойственной ей прозаичностью. — У меня есть двадцать пять тысяч. И квартира.

Джеклин застыл на месте, он был буквально потрясен; но сказал так:

— Что такое деньги в конце концов? Любовь, вот что главное.

4

Дафна Долби пришла в очень хорошем настроении.

— Где вы учились, Салли? — спросила она.

— Дома.

— Когда-то я пожалела бы, что мне меньше повезло, а теперь не знаю. Самые грымзы — совсем не такие страшные, остальные — просто душечки. Завтра веду их в ресторан. Пойдете с нами?

— Очень жаль, но я не могу. Должна поехать к няне.

— Да, это не подарок. Моя, слава Богу, живет в Эдинбурге. Она… Эй! Вы курили?

— Не я. Мой жених.

— У вас есть жених?

— Да.

— Однако и скрытная вы! С каких же пор?

— Часов с восьми.

— Кто это?

— Такой Джеклин Уорнер. Дафна немного помолчала.