Том 4. Рассказы для больших

— Ты, Катюша, еще несмышленыш. Где ж тебе понять… А осуждать мамашу грех, она тебя вспоила-вскормила. Может, у нее и взаправду на Монпарнасе дело есть. Скажем, к знакомому французскому ресторатору зайдет, спросит, где для «Ильи Муромца» по сходной цене лафит купить можно… Мы ж ему не конкуренты, версты за три торгуем, да не нужно ли ему каких русских продуктов, у нас же окромя ресторации — лавка. Мамаша свой процент получит, тебе ж в лагерь гостинца пришлет.

— Мне не надо.

— А ты не скворчи. Ишь, зубастая какая. От матери — и не надо…

— Разве она днем не могла к французскому ресторатору поехать?

— Когда ж днем? Видала, какая у нас карусель. Высморкаться, и то некогда.

Девочка вздохнула. Голос у Агафьи Тимофеевны солидный, убедительный, — зачем она врать будет.

— Могла бы и завтра поехать, со мной вместе.

— Стало быть, не могла. Зачем ей выходной день себе портить? С тобой его и проведет. Может, завтра и ресторатору некогда… Тоже они, французы, как блохи, — сегодня здесь, а завтра в своем шате редиску сажает? Дело ведь летнее.

— А этот толстый зачем с ней поехал?

— Толстый ли, худой, тебе-то что? Женщине на Монпарнасе ночью одной раскатывать неудобно. А он человек известный, мебель нам для ресторана делал. Почему ж ему симпатичную русскую дамочку не подвезти? Опять же мамаша туда-сюда зайдет, — она на всех языках строчит… Присмотрится, где какой обиход, может, нам и пригодится…

Кис-Кис прикоснулась к толстому, жаркому телу хозяйки и голой ступней пощекотала коту живот. Нет, не врет. Просто у мамы метье [25] такое скверное, никогда отдыха нет.

25

Ремесло (фр.).

— А вы, Агафья Тимофеевна, по-французски говорите?

— Нужен он мне, как игуменье мотоциклетка. Персонал весь говорит, за то и деньги плачу. А я за кассой. Сдачу и французу дам, ежели понадобится. У нас, милая, в Мценске, француз в семействе одном в гувернерах двадцать лет прожил. Окромя «водки» да «бифштекса» ни полслова по-русски не знал. Однако ж, жил — не жаловался, дай Бог каждому.

Девочка засмотрелась на лампадку: если смотреть не мигая, зеленый язычок все ближе-ближе, — прямо в глаза вонзается.

— А ваш кот пастилу ест?

— Зачем же ему, детка, пастила. Коты более на рыбное налегают. Да у нас его так раскормили, — чистая попадья. От котлеток и то нос воротит… Чего ищешь? Ты за кровать руку-то сунь, там у меня завсегда тряпочка лежит, после пастилы руки вытирать.

Кис один за другим обтерла липкие пальцы, прижалась к горячей, как жаровня с каштанами, спине Агафьи Тимофеевны и прищурила щелочкой глаза, — лучик стал тоненький-тоненький. И пропал. Откуда-то с потолка пахнуло гаврским морским ветром. В окно медленно вплыл с протяжным ревом, высоко вздымая нос, океанский, цвета чайной колбасы, пароход и бросил якорь у самой спины Агафьи Тимофеевны. Столб брызг… Девочка пожевала во тьме губами и затихла.

Хозяйка «Ильи Муромца» осторожно выпрямила закинутые за голову руки Катюши, согнала кота с постели и боком покосилась на нежный детский профиль. История… Почти лет сорок с ребенком не спала, с той поры, как Ильюша ее маленьким был. А теперь у Ильюши — из Праги карточку прислал — борода с проседью.

Врать на старости лет дитяти пришлось, мамашу выгораживать. А что ж скажешь? Не в горелки играть на Монпарнас ездят. Успокоила детское сердце, за грех не зачтется.

Подбила под поясницу подушку, прислонилась и стала в уме прикидывать, во что ей засол огурцов в этом году обойдется. Все равно ведь не скоро заснешь сегодня…

<1932>

КОММЕНТАРИЙ

Настоящий том является наиболее цельным в жанровом отношении в собрании сочинений Саши Черного. В нем представлены беллетристические произведения писателя. Причем впервые под одной обложкой собраны все выявленные на сегодня рассказы Саши Черного. Впрочем, за одним исключением: известно, что в харбинской газете «Заря» 1 января 1929 года был опубликован его рассказ «Три спортсмена». Однако все попытки разыскать этот номер пока не увенчались успехом.

Говоря о жанровой цельности, следует иметь в виду, что Саша Черный не был писателем-прозаиком в привычном, традиционном понимании. Поэтому при формировании корпуса данной книги в ряде случаев существовала дилемма: считать ли данное произведение рассказом или тем, что сам автор именовал «сатирой в прозе». При таком отборе субъективный элемент неизбежен.

И еще одна проблема не могла не возникнуть в связи с двуадресносгью некоторых произведений Саши Черного. Ибо и сам автор зачастую сопровождал свои публикации подзаголовками такого рода: «Рассказ для детей и взрослых» или «Рассказ для больших и маленьких». Все, обращенное к маленьким читателям, составило отдельный том. Поэтому в качестве названия настоящего тома естественно воспользоваться первой половиной авторской формулировки: «Рассказы для больших». Подобный заголовок позволяет обобщить тематическое и стилистическое разнообразие рассказов Саши Черного, создававшихся на протяжении почти всей его творческой жизни — с 1910 по 1932 год.

В основу композиционного расположения материала положен хронологический принцип. Сохранен, так же как в предыдущих томах собрания, принцип некоего цельного ядра авторских книг, состав и построение которых дается в соответствии с авторской волей. Для данного тома таковой является книга, изданная Сашей Черным в 1928 году, — «Несерьезные рассказы».

Остальной свод беллетристических произведений автора дошел до нас в виде «печатного архива», то есть отдельных публикаций, рассеянных в периодической печати дореволюционной России и русского зарубежья. Сама жизненная и творческая судьба писателя предопределила деление их на две части: «Рассказы, написанные в России» и «Эмигрантские рассказы, не собранные в книгу», которые могут рассматриваться в некотором роде как дополнение и продолжение «Несерьезных рассказов». Внутри каждого раздела (за исключением «Несерьезных рассказов») материалы выстроены строго хронологически (в порядке их появления в печати).

В комментарии каждый рассказ снабжен библиографической справкой, в которой сообщаются сведения о первой публикации: для журналов — это год, номер, страница, для газет — год и дата. Место издания отмечается для всех городов, кроме Парижа (ввиду его наибольшей повторяемости в публикациях Саши Черного).

В подавляющем большинстве случаев указывается первая публикация произведения. При этом дата заключена в угловые скобки, что говорит о косвенном способе ее установления.

В комментариях отмечены также факты публичного чтения автором своих произведений, что позволяет отнести время появления рассказа на несколько более ранний срок. Даты и пометы, проставленные самим автором, даны без скобок.

Теперь о собственно самом комментарии. Художественная проза, в отличие от сатиры, публицистики и критики, как правило, не отражает сиюминутные жизненные коллизии, и потому комментарий, казалось бы, может быть сведен к минимуму — к примечаниям, то есть к толкованию специфических и вышедших из употребления слов, разъяснению библейских выражений, исторических и культурных персоналий. Это первый, что называется, традиционный пласт комментирования.

Следует, однако, помнить, что рассказы Саши Черного, отделенные от нас почти вековой дистанцией, были адресованы его современникам. За многими российскими реалиями, за какой-нибудь вплетенной в текст песенной строкой таится огромный устоявшийся мир чувствований, бытований, обычаев целых поколений. Что тогда говорить о конкретике бытия наших соотечественников, осевших после революции за границей, — она всегда оставалась для нас тайной за семью печатями. Здесь как раз и необходим комментарий, восходящий к реалиям и реальности, опирающийся на свидетельства очевидцев, материалы повременной прессы (интервью, хроника, рекламные объявления и т. п.). Можно сказать, что реальный комментарий как бы размыкает пространство в этот исчезнувший мир, способствуя более точному и глубокому прочтению прозы Саши Черного.