Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913
Шрифт:
Сторицын.Саввич? Нет, нет, пожалуйста, Лена: извинись и, вообще помягче, скажи, что я немного утомлен.
Елена Петровна.И княжна пришла.
Сторицын (медленно). Людмила Павловна?
Елена Петровна.Да, и непременно хочет видеть тебя. Я уже говорила ей, что ты не совсем здоров, но она такая назойливая…
Сторицын.Назойливая?
Елена Петровна.Не придирайся к словам, пожалуйста, у меня и так нервы расстроены. Если хочешь, я пришлю ее сюда, она тебя развлечет. О тех не беспокойся,
Сторицын (целуя руку). Но, пожалуйста, извинись, Лена, вообще помягче.
Елена Петровна.Ах, Валентинчик, я сегодня весь день плачу! Нет, не беспокойся, это я так, у меня ужаснейшие нервы. Будь умницей и не волнуйся, а я сейчас приведу ее. Кажется, девочка не на шутку влюблена в тебя, пожалей ее. Je ne suis pas jalouse…
Сторицын(укоризненно и резко). Елена!
Но Елена Петровна уже уходит.
Модест Петрович.Людмила Павловна очень гордый человек. Прекрасная девушка!
Сторицын (сухо). Да? Где мой галстук, ты не видал, Модест? Дай скорей, голубчик! Если тебе когда-нибудь захочется сказать настоящую пошлость, то говори по-французски — удивительно удобный язык. И если тебе случится когда-нибудь захворать, Модест, то скрывай это так, как будто ты убийца и кого-нибудь зарезал…
У дверей Елена Петровна и княжна.
Елена Петровна (церемонно). Пожалуйте, княжна. Вот он, мой больной, развлеките его, он, бедненький, скучает. Un moment! Venez ici, Modeste!
Модест Петрович (торопливо). Иду, сестра, иду.
Поздоровавшись с княжной, уходит. Сторицын и княжна одни.
Сторицын.Людмила Павловна, я очень рад… Простите великодушно, здесь такой ужасный беспорядок. Этот поднос я уберу, эти бумаги я отложу, эти гранки — так; теперь садитесь, пожалуйста, Людмила Павловна.
Людмила Павловна.Вы нездоровы, Валентин Николаевич?
Сторицын.Пустяки, о которых чем меньше говорить, тем приятнее.
Людмила Павловна.Хорошо. Ваш кабинет теперь не такой, чем днем.
Сторицын.Лучше?
Людмила Павловна.Да. Я вам не мешаю?
Сторицын.Нет, Людмила Павловна, вы были больны?
Людмила Павловна.Нет, я была здорова. Я теперь каждый день езжу верхом на острова.
Сторицын.На острова? Да, конечно. Но я успел немного привыкнуть, чтобы мы вместе возвращались с курсов, и эти две недели…
Людмила Павловна.Вы привыкли, чтобы я вас провожала? Я не хотела.
Сторицын.Да, конечно. Не прикажете ли чаю, княжна?
Людмила Павловна.Нет, благодарю вас, я в это время не пью. У вас в столовой сидит Саввич? Он всегда там сидит?
Сторицын.Да, почти всегда. Во всяком случае — пять лет.
Людмила Павловна.И в кабинет вы его также пускаете?
Сторицын.Оставим Саввича. Вы и у нас долго не были, отчего?
Людмила Павловна.Тоже не хотела. Мне очень не нравится ваш дом. Вы ничего не имеете против, чтобы я так говорила? — я могу иначе.
Молчание. Сторицын тихо и нехотя смеется.
Сторицын.Я смотрю на ваши длинные перчатки и чувствую себя, как студент, который на балу случайно познакомился с великосветской барышней и не знает, о чем с ней говорить. На вас особенное платье — обыкновенно я не вижу, как одеваются женщины, но на вас особенное платье, и от этого я просто не узнаю своего кабинета. Интересно было бы видеть вас в амазонке. Впрочем, все это пустяки… и вы хорошо делаете, что молчите. Скажите, Людмила Павловна, вы прочли книги, которые я вам рекомендовал?
Людмила Павловна.Нет.
Сторицын (сухо). Вероятно, не было времени?
Людмила Павловна.Да. Я все думала, и мне некогда было читать.
Сторицын.О чем же?
Людмила Павловна.О жизни думала. И о вас думала.
Молчание. Сторицын быстро ходит.
Сторицын.Вы знаете, о чем я всегда мечтал?..
Людмила Павловна.Ваша жена сказала, что вам вредно волноваться.
Сторицын.Оставьте!.. Я мечтал о красоте. Как это ни странно, но я, книжник, профессор в калошах, ученый обыватель, трамвайный путешественник, — я всегда мечтал о красоте. Я не помню, когда я был на выставке, я почти совсем лишен величайшего наслаждения — музыки, мне некогда прочесть стихи; наконец, мой дом… Вы слушаете?
Людмила Павловна.Да.
Сторицын.Но не в картинах дело, да и не в музыке. Вот говорят, что жить надо так и этак… много говорят, как, когда-нибудь вы все это узнаете, — я же знаю одно: жить надо красиво. Вы слушаете? Надо красиво мыслить, надо красиво чувствовать; конечно, и говорить надо красиво. Это пустяки, когда человек заявляет: у меня некрасивое лицо, у меня безобразный нос. Каждый человек — вы слушаете? — должен и может иметь красивое лицо.
Людмила Павловна.Как у вас?
Сторицын.Я вам очень благодарен, что вы мое лицо считаете красивым: я сам его сделал таким. Но это я, — а как же другие? Объясните мне эту загадку… эту печальнейшую загадку моей жизни: почему вокруг меня так мало красоты? Я надеюсь, я верю, что кто-нибудь из моих слушателей, которого я не знаю, которого я никогда не видел близко, унес с собой мой завет о красивой жизни и уже взрастил целый сад красоты, — но почему же вокруг меня такая… Аравийская пустыня? Или мне суждено только искать и говорить, а делать, а пользоваться должны другие? Но это тяжело, это очень тяжело, Людмила Павловна.
Людмила Павловна.Наш дом очень красив, но от этого он еще хуже. Кто вам поставил розочку?
Сторицын.Модест. Это значит: или ваш дом в действительности некрасив, или же не так плох, как вы думаете.
Людмила Павловна.Нет, очень плох, я знаю.
Сторицын.Но ведь вы же из этого дома? Простите, княжна.
Людмила Павловна.Я не люблю, когда вы называете меня: княжна. И вы искренно думаете, профессор, что я красивая?