Том 4. Стихотворения, не вошедшие в Собрание сочинений

«Форма», видимо, соотносится с размышлениями Есенина о своеобразии поэтических произведений различных жанров, о взаимосвязи со смыслом, содержанием стихов — их ритма, песенности, звукописи и т. д.

Помета «Свое» над первым стихотворением указывает на то, что оно полностью написано поэтом.

В подзаголовке второго произведения обращают на себя внимание слова «Подражание песенке матери». Тут вспоминается история стихотворения «Ты поила коня из горстей в поводу…», готовившегося для трехтомного Собр. ст. (в 1925 году). Тогда стихотворению, опубликованному ранее без названия, Есенин дал заглавие: «Подражанье песне» Этим поэт как бы подчеркнул внутреннюю связь своего оригинального произведения с народной песней.

Иное произошло со вторым стихотворением «Формы». Здесь отдельные строки заимствованы из фольклорного источника, имевшего многочисленные варианты. Так, в Рязанской губернии бытовала песня:

Едет Ваня до Рязани,Изрисованные сани.Дуга плисовая,Вся исписанная.На главе его папахаИ горохом вся рубаха,Подпоясан кушакомИ с набитым кошельком,Нос большущий, вверх загнутый,Табачищем натянутый.Едет Ваня из Рязани,Полтораста рублев сани,Ноги длинные, кривые,Портки синие худыеИ обувка не ахти —На ногах его лапти.Едет Ваня на пегане,Леденцы в его кармане.С опустевшим кошелькомИ, конечно, под хмельком.Девки все за то любили,Кашей масленой кормили,Каша масленая,Ложка крашеная.Едет Ваня из Рязани,Изрисованные сани,Дуга плисовая,Вся исписанная.

(Записана Л. А. Архиповой в селе Константинове (август 1993 г.) от Н. И. Харламова, 1932 г. рожд., слышавшего песню от своей матери Татьяны Ивановны Харламовой (1882–1961).

В Рязанской губернии была известна и частушка:

Ехал Ваня из Рязани,Полтораста рублей сани,С колокольчиком дуга,Ему Аннушка люба.

(Панфилов Анатолий. Константиновский меридиан. Ч. 2. М., 1992, с. 41).

В Московской губернии имела хождение песенка:

Едет Ваня из РязаниПолтораста рублей сани,Семисотенный конь,С позолоченной дугой!..Кабы мне таку дугу,Да купить-то невмогу…

(Шмелев И. С. Лето господне. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. М., 1989, с. 197–198).

Как и под стихотворением «Цветы на подоконнике…», под текстом «Народная. Подражание песенке матери» стоит подпись поэта: С. Е. Этим Есенин отметил свою творческую причастность ко второму произведению «Формы».

О песне «Чтой-то солнышко не светит…» писали Е. А. Устинова и В. И. Эрлих.

Устинова вспоминала о пребывании Есенина в Ленинграде в ноябре 1925 года:

«Есенин ‹…› к нам в номер гостиницы «Англетер» ‹…› пришел не один — с поэтом Н. П. Савкиным. Читал свои последние произведения. В этот его приезд мы виделись два раза. В день отъезда он пел хрипловатым приглушенным голосом вместе с Савкиным рязанские частушки: «Что-то солнышко не светит… ‹далее следуют семь строк песни с некоторыми разночтениями›» (Восп., 2, 354).

В воспоминаниях «Четыре дня», написанных 28 января 1926 года, Эрлих привел один куплет и припев из нее, заметив, что это была у Есенина «любимая в последнее время песня» (сб. «Памяти Есенина». М., 1926, с. 95, 97).

Песня, несколько строф из которой Есенин привел как пример в листках «Формы» и о которой вспоминают Устинова и Эрлих, родилась среди тамбовских повстанцев — участников крестьянского мятежа под руководством Александра Степановича Антонова (1888–1922).

Приводим (в сокращении) один из вариантов этой песни, записанной литератором Р. М. Акульшиным (псевдоним — Родион Березов) от бывшего красноармейца Федора Давыдова, участвовавшего в подавлении восстания:

Что-то солнышко не светит,Над головушкой туман.Ай уж пуля в сердце метит,Ай уж близок трибунал. Ах, доля-неволя, Глухая тюрьма! Долина, осина. Могила темна.Где-то черный ворон вьется,Где-то совушки кричат…Не хотелось, а придетсяЗемлю кровью орошать! Эх, доля-неволя ‹и т. д.›Поведут нас всех под стражей,Коммунист взведет курок.На тропинке, на овражьейУкокошат под шумок. Эх, доля-неволя, Глухая тюрьма! Долина, осина, Могила темна. ‹…›

«В литературных кругах Москвы в продолжение многих лет песня «антоновцев» была весьма популярной. На каждой вечеринке меня просили:

— Родион, спой «антоновцев»!» (Березов Родион. Последняя песня «антоновцев». — Газ. «Новое русское слово», Нью-Йорк, 1950, 18 июня).

По рассказам некоторых современников (Н. Л. Брауна, А. А. Прокофьева), они слышали песню тамбовских повстанцев от Николая Клюева.

Памяти Брюсова (с. 194). — Газ. «Заря Востока», Тифлис, 1924, 11 окт., № 700. С пометой: «Тифлис».

Печатается и датируется по первой публикации.

Автограф неизвестен.

В начале 20-х годов Сергей Есенин и Валерий Брюсов (1873–1924) не раз встречались на литературных вечерах в Москве. Известны отзывы Брюсова в печати о творчестве Есенина, в частности, рецензия на сборник «Голубень» (1920), суждения в статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» (1922).

Н. П. Стор, сотрудник газеты «Заря Востока», вспоминал:

«В. Я. Брюсов умер неожиданно от крупозного воспаления легких 9 октября 1924 года.

Весть о его смерти пришла в редакцию на следующий день. Есенин не находил себе места, ходил мрачный, какой-то потерянный.

Среди дня он зашел ко мне в кабинет и протянул листки бумаги, написанные карандашом. То была его заметка «В. Я. Брюсов»…

Статья мне понравилась. Я тут же пошел к редактору Михаилу Осиповичу Лифшицу. Тот прочитал статью и, отложив листки в сторону, сказал:

— Все хорошо, но он ведь поэт. Пусть напишет стихи. Они пойдут в завтрашний номер. Место я придержу.

Я вернулся в кабинет и сообщил Есенину, что от него требуют стихов. Поэт был явно рассержен этим сообщением.

— Что я им — машина какая-то! Они думают, что стихи пишут просто так!

Но все же, взяв у меня бумагу, пошел в свободную комнату. Часа через два он пришел и показал мне стихотворение «Памяти Брюсова», которое тут же отнес редактору, и оно вышло, как уже говорилось, на следующий день, 11 октября» (Стор Н. П. ‹Воспоминания о Сергее Есенине›. Машинопись. Частное собрание. Москва).