Том 4
Шрифт:
Чья-то нетерпеливая рука трясла Александра за плечо. Подняв голову, он увидел склонившегося к нему встревоженного Семку:
— Княже, мой господине! Очнись! Кто-то нам знаки подает. Глянь-ко на ту сторону озера! Видишь огни?
Александр, сразу очнувшись, вскочил на ноги. Он увидел к западу, в том месте, где находилась богомольная роща, огонек. То полыхая, то чуть мигая, огонь этот как будто настойчиво и тревожно о чем-то предостерегал. Такие же огоньки уходили один за другим вдаль, в сторону Пскова.
— Семка! Чуешь, что значат эти огоньки?
— Невдомек мне, княже!
— А то, что по реке
Семка, изумленный, сказал:
— Коли двинулся ледоход, то, значит…
— Значит, немцам даже соваться на озеро не след.
Александр до боли сжал Семкино плечо и стал ему шептать:
— Надо во что бы то ни стало заманить рыделей на самую середину озера, чтобы им деться некуда было. Беги скорей к Гавриле Олексичу. Скажи, чтобы разослал гонцов ко всем ратникам. Пусть поднимает народ! Всех готовит к бою!
Семка во весь дух, делая огромные прыжки, понесся вдоль берега, где спали русские отряды.
До самого рассвета Александр оставался в тревоге, то греясь у костра, то проезжая по озеру, то снова поднимаясь на берег, где он вступал в беседу с подходившими новгородцами.
Два чудинца, побывавшие на немецкой стороне, рассказывали, что рыдели поют веселые песни, пьют вино, а бискупы с монахами завывают, вознося моленья, предсказывая невиданную победу, после которой начнется дележ захваченных русских и чудинских земель и раздача их немцам-меченосцам.
— Правда ли, что такое дело может случиться? — спрашивали ратники.
— Никогда этому не бывать! — твердо отвечал Александр. — Мы должны не пожалеть жизни нашей, чтобы оберечь родную землю. Еще мой батюшка, князь Ярослав Всеволодович, с детских лет мне говорил: «Кто с мечом войдет в нашу землю, тот от меча и погибнет!» Так и вы запомните: немецкие монахи и рыцари могут завывать и колдовать сколько им вздумается, а эту битву на Чудь-озере решат не их молитвы и проклятья, а наши русские мечи и топоры!
Еще среди ночи Александр поднял своего брата, князя Андрея, и всех самых приближенных дружинников, передав им приказ: обойти костры и рассказать воинам, как русские дружины, собравшись у Вороньего камня, должны растянуться двумя крыльями на льду озера, не выходя на берег, и как должны держаться в бою.
Александр на коне поднялся на вершину каменистого островка. Позади князя стали три конных дружинника. У среднего в руках было знамя с изображением Спаса Нерукотворного. Чуть поодаль Семка держал под уздцы запасного белого коня.
С вершины этого островка князь ясно видел всю гладкую равнину засыпанного снегом озера, низкие берега заросшей камышами восточной, гдовской, стороны и множество черных точек, спешивших оттуда. Это торопились пешие и конные русские ратники, чтобы принять участие в предстоящей битве.
Сперва небо заволокли серые низкие тучи, но вскоре ветер усилился — это «мокрик» подул с юга, со стороны реки Великой. Розовые лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь узкие, длинные малиновые тучи, заиграли на снежных сугробах и протянулись по широкой равнине озера. Все русские дружины были уже наготове, и воины стояли перед Вороньим камнем в ожидании схватки, опираясь на багры, рогатины
и тяжелые топоры-колуны с длинными рукоятками. Люди перекидывались шутками и поглядывали на западный, суболицкий, берег, где начала чернеть громада выползавшего из лесу немецкого войска.Александр давно и не раз слышал от отца про немецкий строй, называемый «свиньей». Немцы считали такой строй несокрушимым, и Александр не сомневался, что и в этот день они построят свои войска именно таким клином — «свиным рылом». Однако князь надеялся, что придуманная им расстановка русских сил в виде двух раздвигающихся и потом охватывающих и сжимающих клещей поможет раздавить вражеский строй. Он говорил ратникам:
— Мы сумеем отстоять свободу земли Русской! Наше дело правое! С нами Бог!
По указанию Александра, все русские рати построились перед Вороньим камнем широкой вогнутой подковой. Все лучшие конники и самые сильные отряды разместились на крыльях. Середину подковы заняла густая рать пеших новгородцев: они стояли плечом к плечу, все земляки, из разных мест Новгородского края.
Во главе новгородцев Александр поставил Гаврилу Олексича:
— Потрудись, друже Гаврила, ради славного дела! Я знаю тебя: ты назад не попятишься и немецкий напор выдержишь. Тебе придется принять на себя самый главный, самый сильный удар немецкой «свиньи». Давно, еще от батюшки моего, не раз я слышал, что немецкие рыдели строят свое войско клином и бросаются в бой, стараясь расколоть противника на две части, а затем поворачиваются и нападают сперва на одну половину расколовшегося войска и ее добивают, а потом бросаются на другую.
— И я слышал о такой «свинье». Пускай попробуют! — ответил спокойно Олексич. — Не испугаюсь, да и люди у меня не такие, чтобы назад пятиться.
— Кому же, как не тебе, можно доверить такое дело! Ты стойко, не дрогнув, встретишь главный удар «свиного рыла». А впереди тебя рассыпятся пращники и лучники. Они будут сбивать скачущих немцев камнями и стрелами… С Богом, друже Гаврила! — сказал Александр и поскакал, огибая холм Вороньего камня.
Там, позади островка, строились, готовясь к бою, еще две другие конные дружины.
Гаврила Олексич объехал ряды расположившихся на льду новгородцев. Всем он указывал, где кому стоять, и объяснял, что у рыцарей будет страшный вид: и рога, и звериные железные морды, но они ничуть не сильнее наших стойких в бою рыбаков, пахарей и лесорубов.
Вслед за Гаврилой ехали на конях его товарищи, уже прославленные в Невской битве: веселый Миша Новгородец, всегда хмурый Збыслав Якунович, и Савва, и Яша Полочанин, и другие. Среди них выделялся знаменитый по кулачным боям Кузьма Шолох. Он вел в поводу коня и шагал, держа на плече шишковатую дубину, огромную, как оглобля.
Все ратники обещали Гавриле Олексичу встретить, не дрогнув, удар вражеского клина и не сдвинуться с места, не щадя своей жизни.
— За родную землю встали, так не побежим! — говорили новгородцы, опираясь на копья, рогатины и длинные рукояти топоров-колунов.
Постепенно все более светало. На обоих крыльях изогнувшегося войска выделялись начальники крыльев со своими знаменосцами, державшими развевающиеся на ветру узкие треугольные стяги. Тут же находились трубачи на белых конях.