Том 5. Дживс и Вустер

— По-моему, нет. Я, конечно, не специалист в области медицины, но, когда я видел его последний раз, вид у него был цветущий и витаминизированный. Глаза блестящие. Румянец во всю щеку. Нет, положительно, Дживс здоров. А помешало его приезду то, что его дядя Чарльз здесь дворецким.

— Как это могло ему помешать?

— Мой дорогой Берти, напряги свои умственные способности, если они у тебя имеются. Дяде Чарли известно, что Дживс присматривает за тобой, Дживс наверняка еженедельно пишет ему письма, извещая о том, как ему хорошо у тебя работается и как он ни за какие коврижки не сменит эт0 место на другое. Ну так подумай, что получится, объявись он вдруг в качестве слуги Гасси Финк-Ноттла? А я тебе объясню, что. У дяди Чарли возникнут подозрения. «Тут что-то не так», — скажет он себе. И не успеешь ты глазом моргнуть, как он бросится отдирать твои накладные бакенбарды и выводить тебя на чистую воду. Ясно, что Дживсу нельзя было приезжать.

Да, в его словах что-то есть, вынужден был признать я. Однако негодование во мне все еще бурлило.

— Что же он меня не предупредил?

— Ему самому это пришло в голову только после твоего отъезда.

— Но почему бы ему не уладить это с Силверсмитом полюбовно?

— Такую возможность мы с ним обсуждали. Но Дживс сказал, что его дядя Чарли из тех, с кем ничего невозможно уладить полюбовно. Это человек твердых принципов.

— Подкупить можно всякого человека.

— Но не Дживсова дядю Чарли. Ты не представляешь, Берти, что это за личность! Когда я приехал и увидел его, у меня поджилки затряслись. Помнишь, какое впечатление произвела на царицу Савскую первая встреча с царем Соломоном? [67] Вот и со мной было примерно то же. «Мне и вполовину не сказано было», — пробормотал я про себя. Если бы не Куини, которая увела меня от его сурового лика и дала подкрепиться рюмочкой кулинарного хереса, я бы, наверно, где стоял, там бы и рухнул в обмороке.

67

Впечатление, произведенное на царицу Савскую встречей с царем Соломоном — «Мне и вполовину не сказано было» — описано в Третьей Книге Царств. Гл. 10, ст. 4–7.

— Кто это Куини?

— Ты еще с ней не знаком? Горничная. Замечательная девушка. Обручена с полицейским по фамилии Доббс. Ты когда-нибудь пробовал кулинарный херес, Берти? Занятная вещица.

Я почувствовал, что мы уклонились от темы, сейчас было не время для легкомысленной болтовни насчет кулинарного хереса.

— Да послушай ты, черт возьми! Ладно, хорошо, я понял, почему Дживс дал задний ход и не приехал. Но ты-то почему здесь очутился? Не понимаю. Он вздернул брови.

— Не понимаешь, почему я здесь?! Не ты ли сам говорил, когда мы обсуждали, брать ли мне на себя роль Гасси, не ты ли доказывал, что мое место — именно здесь? Что мне необходимо быть непосредственно на театре военных действий, постоянно видеться с Гертрудой, уговаривать ее, убеждать, чтобы сломить, в конечном итоге, ее неподатливость? — Он осекся и посмотрел на меня пронзительно. — Ты, может быть, вообще против того, чтобы я находился здесь?

— Д-да н-нет, я…

— Вот именно, — произнес он холодно и твердо, как крутое яйцо на пикнике. — У тебя, оказывается, имеются какие-то сложные соображения против моих планов? Ты не хочешь, чтобы я завоевал сердце девушки, которую люблю?

— Как это — не хочу? Конечно, я хочу, черт подери, чтобы ты его завоевал.

— Ну, не по почте же мне завоевывать.

— Но все-таки находиться в «Деверил-Холле» тебе для этого не обязательно. Мог бы остановиться в доме священника.

— Нельзя требовать от дяди Сиднея, чтобы он разместил у себя одновременно и Тараторку, и меня. Слишком жирно будет.

— Тогда в гостинице.

— Здесь нет гостиницы. Только так называемые «пивные дома».

— Можно снять угол в доме у крестьян.

— И спать вместе с крестьянином? Нет уж, спасибо. Сколько, по-твоему, у них спальных мест?

Я растерялся и смолк. Впрочем, каяться и отрекаться от своих слов в таких случаях не имеет смысла. Когда я снова заговорил, Китекэт, я думаю, не уловил в моем голосе дрожи. Мы, Вустеры, — такой народ. В минуту душевных терзаний мы похожи на индейцев, которые, даже когда их поджаривают на костре, все равно остаются душой общества.

— Ты ее уже видел? — спросил я.

— Гертруду? Да, как раз перед тем, как идти к тебе. Я был в холле, и она вдруг выходит из гостиной.

— То-то она, должно быть, удивилась?

— Не то слово. Она пошатнулась и едва не упала. Куини говорит: «Ой, мисс, вам плохо?» — И убежала за нюхательной солью.

— Так там была еще и Куини?

— Да, и Куини со спущенной косой. Она как раз закончила делиться со мной своим беспокойством по поводу душевного состояния своего жениха. Он у нее атеист.

— Тараторка мне рассказывала.

— И каждый раз, как она пытается наставить его на путь истинный, он крутит ус и шпарит ей в ответ по Ингерсолу. [68] Бедную девушку это очень расстраивает.

— А она довольно хорошенькая.

— Исключительно хорошенькая. Такой красивой горничной я в жизни не встречал.

— Гертруда, а не Куини.

— А-а, Гертруда. Этого, по-моему, ты мог бы мне не говорить. Гертруда — высший класс. Идет непосредственно за Еленой Прекрасной.

68

Ингерсол Р.Г. (1833–1899) — американский публицист и политический деятель, занимался критикой библейских текстов.

— Удалось тебе с ней потолковать?

— К сожалению, нет. Из гостиной вышли несколько теток, и мне пришлось исчезнуть. В этом отрицательная сторона лакейской должности — затрудняется общение. Да, между прочим, Берти, мне удалось узнать нечто крайне важное. Пикник под «Обрывом влюбленных» назначен на следующий четверг. Мне Куини сказала. Ей поручено наготовить сэндвичей. Надеюсь, ты не дрогнул со вчерашнего дня? По-прежнему полон решимости и мужества? И я могу быть спокоен, что ты не допустишь продолжения подлых происков этого болвана Эсмонда Хаддока?

— Эсмонд Хаддок мне нравится.

— В таком случае стыд тебе и позор. Я снисходительно улыбнулся.

— На его счет можешь не кипятиться, Китекэт. Спусти пары. Гертруда Винкворт Эсмонда Хаддока нисколько не интересует. И он вовсе не ее благосклонности добивается своим ухаживанием.

— Не будь ослом, Берти. А «Обрыв влюбленных»? А сэндвичи?

— Все это исключительно для того, чтобы возбудить ревность Тараторы.

— Что-о?

— Он надеется таким способом вернуть ее любовь. Понимаешь, на самом деле это не он ей дал отставку. Ты перепутал. Это Тараторка дала ему от ворот поворот, потому что они разошлись во мнениях по одному политическому вопросу. Но она все равно осталась путеводной звездой его жизни. Я слышал это из его собственных уст. Мы с ним сдружились за портвейном. И можешь больше» е опасаться угрозы с его стороны.

Китекэт вылупил на меня глаза. В их глубине зарделась заря надежды.

— Это серьезно?

— Вполне.

— Ты говоришь, Тараторка — путеводная звезда его жизни?

— Его личные слова.

— И все его знаки внимания Гертруде — просто уловка?

— Именно.

Китекэт испустил глубокий вздох, как Умирающий Гусь.

— Уф-ф! Ты снял у меня с души тяжелый груз, Берти.

— Я так и думал, что тебя это обрадует.

— Еще бы не обрадовать. Ну, ладно, спокойной ночи.

— Ты уходишь?

— Да, Берти, как мне ни приятно твое общество, я вынужден тебя оставить, потому что у меня полно дел в другом месте. Из разговора с Куини я выяснил, что она знает, где у дяди Чарли хранятся ключи от погреба. Так что пока. Надеюсь, еще увидимся.

— Постой минутку. Ты будешь разговаривать с Тараторой?

— Завтра же утром. Надо ей сообщить, что я здесь, и вообще ввести ее в курс, чтобы не наделала промахов. А что?

— Передай ей от меня, что придется ей найти на роль Пата другого исполнителя.