Том 5. Книга 1. Автобиографическая проза. Статьи
Шрифт:
(и, пропускаю;)
Теперь бежим сощипывать, Как стон со ста гитар, Омытый мглою липовой Садовый Сен-Готард.Дальше — (руки вправду будут изгрызаны!)
На чашечку с чашечки скатываясь, Скользнула по двум, и в обеих — Огромною каплей агатовою Повисла, сверкает, робеет. Пусть ветер, по таволге веющий, Ту капельку мучит и плющит, Цела, не дробится, — их две еще Целующихся иДальше, начало стихотворения «Весенний дождь»:
Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил Лак экипажей, деревьев трепет…Дальше: («Болезни земли»)
Вот и ливень. Блеск водобоязни, Вихрь, обрывки бешеной слюны…Четверостишие из стихотворения «Наша гроза»:
У кадок пьют еще грозу Из сладких шапок изобилья. И клевер бурен и багров В бордовых брызгах маляров.Через несколько страниц:
Дождь пробьет крыло дробинкой…Дальше: (начало стихотворения «Душная ночь», одного из несказбннейших в книге)
Накрапывало, — но не гнулись И травы в грозовом мешке. Лишь пыль глотала дождь в пилюлях, Железо в тихом порошке. Селенье не ждало целенья, Был мрак, как обморок, глубок…и — давайте уже подряд:
За ними в бегстве слепли следом Косые капли… …Дождик кутал Ниву тихой переступью… Накрапывало. Налегке Шли пыльным рынком тучи… Грянул ливень всем плетнем… Мареной и лимоном Обрызгана листва… …Дождь в мозгу Шумел, не отдаваясь мыслью…(потому-то и дождь (жизнь!), а не размышления по поводу!) и — на последней странице книги:
…в дождь каждый лист Рвется в степь…Господа, вы теперь знаете про Пастернака и дождь. Так же у Пастернака: с росой, с листвой, с зарей, с землей, с травой… — Кстати, попутное наблюдение: разительное отсутствие в кругу пастернаковской природы — животного царства: ни клыка, ни рога. Чешуя лишь проскальзывает. Даже птица редка. Мироздание точно ограничилось для него четвертым днем. — Допонять. Додумать. —
Но вернемся к траве, верней шагнем за поэтом:
…во мрак, за калитку В степь, в запах сонных лекарств…(мяты, ромашки, шалфея)
Шалфея? Да, господа, шалфея. Поэт: как Бог, как ребенок, как нищий, не брезгует ничем. И не их ли это — Бога, ребенка, нищего — ужас:
И через дорогу за тын перейти Нельзя, не топча мирозданья.Ответственность каждого шага, содрогающееся: не нарушить! — и какое огромное — в безысходности своей — сознание власти! — Если бы поэт уже не сказал этого о Боге, я бы сказала это о самом поэте: тот —
…кому ничто не мелко…Земные приметы, его гениальное «Великий Бог Деталей»:
…Ты спросишь, кто велит, Чтоб август был велик, Кому ничто не мелко, Кто погружен в отделку Кленового листа, И с дней Экклезиаста Не покидал поста За теской алебастра? Ты спросишь, кто велит, Чтоб губы астр и далий Сентябрьские — страдали? Чтоб мелкий лист ракит С седых кариатид Слетел на сырость плит Осенних госпиталей? Ты спросишь, кто велит? — Всесильный Бог деталей, Всесильный Бог любви, Ягайлов и Ядвиг…У Пастернака нет вопросов: только ответы. «Если я так ответил, кто-то где-то очевидно об этом спросил, может быть я сам во сне, прошлой ночью, а может быть еще только в завтрашнем сне спрошу…» Вся книга — утверждение, за всех и за всё. Есмь! И — как мало о себе в упор! Себя не помнящий…
О Пастернаке и мысли. Думает? Нет. Есть мысль? Да. Но вне его волевого жеста: это она в нем работает, роет подземные ходы, и вдруг — световым взрывом — наружу. Откровение. Озарение. (Изнутри.)
…Но мы умрем со спертостью Тех розысков в груди…В этом двустишии может быть главная трагедия всей пастернаковской породы: невозможность растратить: приход трагически превышает расход:
И сады, и пруды, и ограды, И кипящее белыми воплями Мирозданье — лишь страсти разряды, Человеческим сердцем накопленной…И, беспомощней и проще:
Куда мне радость деть свою? В стихи? В графленую осьмину?(А еще говорят: нищие духом!)
…Будто в этот час пора Разлететься всем пружинам. Где? В каких местах? В каком Дико мыслящемся крае? Знаю только: в сушь и в гром. Перед грозой, в июле, — знаю.(Не взрыв?)
Как в неге прояснялась мысль! Безукоризненно. Как стон. Как пеной, в полночь, с трех сторон Внезапно озаренный мыс.(Не озарение?)
И — последнее —
Как усыпительна жизнь. Как откровенья бессонны!— Пастернак, когда вы спите?
Кончаю. В отчаянии. Ничего не сказала. Ничего — ни о чем — ибо передо мной: Жизнь, и я таких слов не знаю.
…И только ветру связать, Что ломится в жизнь, и ломается в призме. И радо играть в слезах…Это не отзыв: попытка выхода, чтобы не захлебнуться. Единственный современник, на которого мне не хватило грудной клетки.
Так о современниках не пишут. Каюсь. Исключительно ревность Ремесла, дабы не уступить через какое-нибудь пятидесятилетие первому бойкому перу — этого кровного своего славословья.
Господа, эта книга — для всех. И надо, чтоб ее все знали. Эта книга для душ то, что Маяковский для тел: разряжение в действии. Не только целебна — как те его сонные травы — чудотворна.
Только доверчиво, не сопротивляясь, в полной кротости: или снесет или спасет! Простое чудо доверия: деревом, псом, ребенком в дождь!