Том 5. Критика и публицистика 1856-1864
Шрифт:
Салтыков разоблачает реакционно-охранительную суть «нового рода сочинительства, который все более и более ищет утвердиться» в русской литературе. «Сочинительство» это иронически определяется как «хорошее направление» и как «львовская школа» — по имени ее родоначальника либерально-обличительного драматурга Н. М. Львова, популярного в пору общественного подъема конца 50-х годов. Позднее, в упомянутой выше рецензии на пьесу Н. М. Чернявского «Гражданский брак», Салтыков назовет «львовскую школу» «необулгаринской» и скажет, что она «поставила целью своих усилий утверждать утвержденное, защищать защищенное и ограждать огражденное», то есть стоять на защите существовавшего «порядка вещей». Вместе с тем критика «львовской школы» — явления, казалось бы, уже устаревшего для 1864 г., — заключала в себе, в несколько замаскированном виде, отповедь Салтыкова Писареву, объявившему в «Цветах невинного юмора» автора «Губернских очерков» одним из основоположников либерально-благонамеренного направления в обличительной литературе и в этом качестве
Затрагивают Писарева и те места рецензии, где речь идет о занятиях «скромной наукой». В годы спада демократического движения литература «благонамеренных усилий» особенно старалась пропагандировать привлекательных для молодого поколения положительных героев, находящих свое призвание вне сферы прямых политических интересов, в том числе и особенно, в науке. Салтыков считал, что естественнонаучная пропаганда и культурничество в статьях Писарева 1863–1864 гг. являлись, объективно, выражением его наметившегося отхода от общественной борьбы. Поэтому он вкладывает в уста либерально-благонамеренного Устрялова такое сближение группы Писарева — Зайцева с группой Каткова: «…нет, мы не отрицатели и не разрушатели, но скромные созидатели, действующие иногда по рецепту «Русского слова», а иногда по рецептам «Русского вестника».
…не умеет отличить прогресса истинного от прогресса преувеличенного… — Ирония для обозначения: в первом случае — половинчатости, куцести реальных итогов реформы 1861 г., крепостнической по своему характеру и не осуществившей ни одной из надежд на политическую демократизацию режима; во втором случае — тех требований радикальных общественных преобразований в интересах народных масс, с которыми выступали революционные демократы и которые были направлены против существовавшего порядка.
…и если деятель продолжает не видеть, то без церемоний отметает его от общения с жизнью и от участия в ее увеселениях— намек на расправу самодержавия с Чернышевским [187] и с другими революционерами — М. Михайловым, В. Обручевым, Н. Серно-Соловьевичем, отметенными «от общения с жизнью» каторжными приговорами правительства.
Он первый указал, что и в становом приставе есть нечто положительное… — Такой «положительный» пристав выведен Н. М. Львовым в пьесе 1858 г. «Предубеждение, или Не место красит человека…»
187
Обряд гражданской казни над ним был совершен 19 мая 1864 г., а № 5 «Современника», из которого был изъят комментируемый текст, цензурован 10 июня и вышел в свет 14 июня.
Ролла. Поэма Альфреда Мюссе. Перевод Н. П. Грекова. Москва. 1864 *
«Совр.», 1864, № 8, отд II, стр. 201–207.
Эту рецензию не следует рассматривать как критический разбор собственно творчества Альфреда Мюссе, хотя она и отражает, притом в самой резкой форме, неприятие Салтыковым эстетики и мировоззрения французского поэта-романтика, в особенности его философии социального пессимизма. Русским изданием поэмы «Ролла» (1833), в очень плохом переводе Грекова, Салтыков воспользовался, в своей постоянной борьбе за реализм и общественную содержательность искусства, как убедительным, в его представлении, материалом для очередной атаки на романтическую эстетику, на эстетику «искусства для искусства» и на присущие им теории «вдохновенно-бессознательного» творчества.
Примечательны в рецензии отзывы о «царе поэтов» Шекспире, у которого «всякое слово проникнуто дельностью», и высокая оценка «поэтической прелести» прозы Тургенева, данная в момент, когда Салтыков остро полемизировал с ним в своей публицистике, как с автором «Отцов и детей».
С природой одною он жизнию жил. /Он чувствовал трав прозябанье— неточная цитата из стихотворения Баратынского «На смерть Гёте» (1832).
И не знаю я, что буду /Петь, но только песня зреет— неточная цитата из стихотворения Фета «Я пришел к тебе с приветом…» (1843).
Спит с Фетидой Феб влюбленный… /С ярким факелом бежит— неточная цитата из стихотворения Фета «Ночь весенней негой дышит» (1854).
«Солнце село… навстречу вашему выстрелу». — Описание взято из рассказа И. С. Тургенева «Ермолай и мельничиха» («Записки охотника»).
Здравствуй!.. Серебром окаймленная! — начало стихотворения Фета «Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!..» (1842).
…если бы, вместо истории Роллы, рассказать историю какого-нибудь Катилины… возможно ли было бы обвинить по поводу его Вольтера и страсть к анализу? — В поэме «Ролла» впервые у Мюссе получает сильное развитие тема «трагедии века». В трагедии этой Мюссе готов винить материалистическую философию Вольтера, будто бы отнявшую у людей утешительную силу веры. Отсутствие веры — по мысли Мюссе — и мешает его герою, кутиле и картежнику Ролле, встать на путь добродетельной жизни. Комментируемое здесь ироническое замечание направлено на то, чтобы развенчать устанавливаемую Мюссе зависимость легковерия и пессимизма Роллы от учения и взглядов Вольтера.
В своем краю. Роман в двух частях. К. Н. Леонтьева. С.-Петербург. 1864 *
«Совр.», 1864, № 10, отд. II, стр. 177–183.
Рецензия-памфлет Салтыкова, дискредитировавшая подражательную книгу К. Н. Леонтьева «В своем краю» определением « роман-хрестоматия», непосредственно содействовала прекращению дальнейшей художественно-беллетристической деятельности автора, известного впоследствии публициста и критика правого лагеря, призывавшего опереться на «византизм» и «подморозить» Россию, то есть задержать прогрессивное развитие страны [188] .
188
К. Леонтьев. Моя литературная судьба. — «Литературное наследство», т. 22–24, М. 1935.
Авторство Салтыкова впервые было указано самим К. Н. Леонтьевым (а не А. Н. Пыпиным, как до сих пор считалось). Во второй части воспоминаний «Мои дела с Тургеневым…», написанных в 80-е годы, но опубликованных посмертно в 1914 г., читаем: «Ловкие консульские дела гораздо больше меня радовали, чем признание моего таланта в разговорах, на словах(я не говорю о статьях, которых никогда никто обо мне не писал, кроме Щедрина)». «Библиография Современника» 62–63 [189] о романе «В своем краю) (К. Леонтьев. Собр. соч., т. 9, СПб. 1914, стр. 134). А в заметке «Где разыскать мои сочинения после моей смерти» К. Леонтьев писал: «Есть очень злая критика, видимо, Щедрина по манере, в «Современнике». Роман очень язвительно сравнен с хрестоматией, в том смысле, что он будто бы весь слит из кусков Тургенева, Л. Толстого, Писемского и Григоровича… Критика очень хороша, и роман за грубостьнекоторых приемов заслуживает строгого разбора… По мысли, конечно, он самобытен» («Русское обозрение», 1894, № 8, стр. 814).
189
Ошибка памяти. Правильная дата: 1864.
В 1863 г. в «Голосе» К. Леонтьев поместил три фельетона под общим названием «Наше общество и наша изящная литература». В двух из них — последних (№№ 63 и 67) значительное место уделено Салтыкову. Положительные отзывы о «Невинных рассказах», о лиризме сатирика, перемежались с обвинениями в однообразии его произведения [190] .
Татьяна Борисовна… — героиня рассказа Тургенева «Татьяна Борисовна и ее племянник» («Записки охотника»).
190
Фельетоны подписаны инициалами К. Л., которыми он подписывался также в «Отечественных записках», «Московских ведомостях» и «Русском вестнике». Кроме того, принадлежность их именно Константину Леонтьеву устанавливается на основании цитированной выше статьи его «Где разыскать мои сочинения после моей смерти», стр. 815.
…молодой цыган — шалопай… — помещик Веретьев из повести Тургенева «Затишье».
…цыганка — любовница Чертопханова… — Маша из рассказа Тургенева «Чертопханов и Недопюскин» («Записки охотника»).
…старик-полковник… — Степан Петрович Барсуков из повести Тургенева «Два приятеля». Салтыков ошибается, называя его полковником.
…вот дети гр. Л. Н. Толстого, которых без всякого законного акта усыновляет г. Леонтьев… — В романе Леонтьева повествовалось об усыновлении мальчика Юшки — сына горничной и бывшего мужа Катерины Николаевны Новосильской. Этот эпизод лишь отчасти восходит к судьбе осиротевшей Любоньки и ее братьев — падчерицы и пасынков молодой жены их отца («Детство, отрочество и юность» Л. Н. Толстого).