Том 5. Критика и публицистика 1856-1864
Шрифт:
…одна принадлежит покойному Белинскому, а другая Валериану Майкову. — Статьи о Кольцове Белинского и Вал. Майкова были напечатаны: первая — в сборнике «Стихотворения Кольцова», изд. Н. Некрасовым и Н. Прокоповичем, СПб. 1846 (перепечатано в рецензируемом Салтыковым издания 1856 г.); вторая — в «Отечественных записках», 1847, №№ 11 и 12 (вошла в сборник — Вал. Майков. Критические опыты. 1845–1847, СПб. 1889 и 1891).
Он сделался чем-то вроде вопроса о трех знаменитых единствах. — Единства «времени», «действия» и «места» были основополагающими требованиями в драматургии классицизма. Вокруг вопроса об этих «единствах» в течение длительного времени сосредоточивались споры с классицистами представителей новых литературных направлений — романтизма и реализма.
В последнее время явилось драматическое представление, в котором изображается господин, помышляющий о введении между русскими крестьянами благотворительных хороводов и тому подобных нелепостей. — Имеется в виду
Вслушайтесь в народную песню — там изображается, например, жена, которую бросил муж… — Эта характеристика относится к цитируемой Т. Филипповым, в названной выше статье его, песне «Взойди, взойди, солнце, не низко, высоко!» («Русская беседа», 1856, № 1, стр. 88).
…наивно мечтаем о возвращении времен Кошихинских— то есть времен допетровской Руси, описанных в известном сочинении XVII в. Григория Котошихина или Кошихина.
…новое слово, которое г. Островский усиливался сказать, новое слово, взятое не из жизни, а выдуманное самим автором. — Писателем, сказавшим в литературе «новое слово», считал Островского Аполлон Григорьев. В соответствии со своим идеалом патриархальной самобытности, критик усматривал это «новое слово» в идеализации писателем русского купечества и его быта. Впервые выражение «новое слово» было употреблено Ан. Григорьевым в стихотворении «Искусство и правда», написанном по случаю представления пьесы Островского «Бедность не порок» и напечатанном в «Москвитянине» (1854, № 4). Но полемика Салтыкова с Ап. Григорьевым ближайшим образом относится к статье критика «О комедиях Островского и их значении в литературе и на сцене» («Москвитянин», 1855, № 3). В борьбе 60-80-х годов с реакционными направлениями «почвенничества», позднего славянофильства и националистическими течениями в официальной идеологии Салтыков часто иронически пользовался выражением «новое слово».
При всем уважении к таланту г. Аксакова, нельзя не сознаться, что его великолепные картины природы как-то подавляют читателя… Это хаос, коли хотите, полный жизни, но все-таки не более как хаос. — Эти слова, относящиеся к «Семейной хронике» и другим сочинениям С. Т. Аксакова, были изъяты самим Салтыковым или редактором Катковым из текста статьи при печатании ее в «Русском вестнике».
Лучшим доказательством служат «Думы» Кольцова: что означают они, кроме немощного желания вывести мысль из той тесной сферы, в которую она заключена обстоятельствами? — Здесь, как и в оценке стихотворения «Размышление поселянина» (см. выше, стр. 20–21), Салтыков существенно (не во всем, однако) разошелся во мнениях с Белинским. Салтыков безоговорочно осуждает кольцовские «думы» за их «несамостоятельность и несостоятельность». Белинский же находил, что «почти во всех его думах есть поэзия и мысли и выражения». В «думах» Кольцова, пишет Белинский, есть две стороны: «вопрос» и «решение». «В первом отношении некоторые думы прекрасны… Но во втором отношении эти думы, естественно, не могут иметь никакого значения». И дальше Белинский приводит для иллюстрации те же стихи из «думы» «Неразгаданная истина», которые приводит и Салтыков. В послесловии к статье Салтыкова Катков, скрыто полемизируя с ним, встал на сторону Белинского в оценке кольцовских «дум» (см. В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IX, М. 1955, стр. 540, 538–539).
Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския Инока Парфения *
Незаконченная статья-рецензия. При жизни Салтыкова не публиковалась. Впервые напечатана В. В. Гиппиусом по автографу в 1937 г., в составе т. 5 Полн. собр. соч., изд. 1933–1941 гг. Рукопись черновая, сильно правленная автором. В ней два слоя, образующих две редакции статьи. Главное отличие их друг от друга в том, что в более поздней редакции значительно шире развернуты критические характеристики «аскетических воззрений древней Руси», что обусловило необходимость дополнительного обращения к материалу древней русской письменности и к определенным фольклорным источникам, а именно к духовным стихам. Соответственно сокращены и ослаблены, по сравнению с первоначальной редакцией, общие одобрительные отзывы о записках Парфения. Другое существенное отличие — отсутствие во второй редакции критики западнического — «раздражительно-желчного» — воззрения на русскую народность, имеющейся в редакции первоначальной. К этому направлению Салтыков склонен был в некоторой мере относить и себя.
В основном корпусе настоящего издания печатается вторая редакция статьи. В разделе Из других редакцийвпервые полностью воспроизводится текст первоначального слоя рукописи. (В публикации 1937 г. приведено лишь несколько важнейших вариантов рукописного текста.)
Статья о «Сказании… инока Парфения» отражает один из начальных этапов работы Салтыкова по «исследованию» духовной жизни русского народа — его мировоззрения и психологии. Для характеристики идейных позиций писателя периода его вхождения в «большую литературу», периода «Губернских очерков», это такой же важный документ, как и несколько более ранняя статья «Стихотворения Кольцова» (см. выше).
«Сказание… инока Парфения», напечатанное в четырех книгах-частях в Москве первым изданием в 1855 г. и вторым в 1856 г., принадлежало
к числу «обличительных» сочинений против «раскола». Автор «Сказания…», сын русских старообрядцев за границей, занимавший видное место в старообрядчестве, потом вышел из «раскола», через несколько лет постригся в монахи в одном из православных монастырей на Афоне, а затем перешел на постоянное жительство в Россию, где принял активное участие, в том числе и пером литератора, в борьбе с вероучением, которого прежде придерживался.Принадлежа к числу «обличительных», «Сказание…» сильно, однако, отличалось от многих полемических сочинений против «раскола», написанных в грубо-осуждающей манере и узкобогословских по своему содержанию. Автор претендовал не только на углубленное объяснение «раскольничьих заблуждений», но в известной мере и на уяснение характера религиозных настроений народа (крестьянства). Освещение догматических вопросов заняло в «Сказании…» ограниченное место. Напротив того, автор пространно описывал духовные искания и быт, идейные искания и брожения как в среде православных крестьян, так и, особенно, в среде живших за границей и внутри России старообрядцев, то есть в той части русского народа, к которой в середине XIX в. проявлялся повышенный интерес у представителей различных течений общественной мысли, включая революционно-демократические круги.
Выход в свет «Сказания…» оказался заметным фактом в литературной жизни 50-х годов. Журнальные рецензии на сочинение опубликовали Н. Г. Чернышевский, С. М. Соловьев и Н. П. Гиляров-Платонов [117] . Интерес к «Сказанию…» сохранялся и в последующие годы. Записки инока Парфения привлекли, в частности, внимание Л. Н. Толстого и не только произвели большое впечатление на Ф. М. Достоевского, но и заняли определенное место в творческой истории его крупнейшего романа «Братья Карамазовы» [118] .
117
Рецензии помещены: Н. Г. Чернышевского — в «Современнике», 1855, № 10 (без подписи); С. М. Соловьева — в «Русском вестнике», 1856, т. III, № 5 (май), кн. 1, «Современная летопись», стр. 17–28; Н. П. Гилярова-Платонова — в «Русской беседе», 1856, кн. III (за подписью: «Н. Г.»).
118
Ф. М. Достоевский. Письма. Под ред. А. С. Долинина, М. —Л. 1928, т. I, стр. 32, и т. II, стр. 264 и 476.
В 1856–1857 гг. о записках Парфения подготавливала большое выступление «Библиотека для чтения». С историей этого неосуществившегося редакционного замысла и связана, по-видимому, неоконченная статья Салтыкова. Тогдашний редактор журнала А. В. Дружинин отнесся к «Сказанию…» как к одному из примечательнейших явлений времени. Рекомендуя сочинение вниманию И. С. Тургенева, он писал ему: «Или я жестоко ошибаюсь, или на Руси мы еще не видали такого высокого таланта со времен Гоголя, хотя и род, и направление, и язык совершенно несходны. Таких книг между делом читать нельзя, — а если Вы еще проживаете в деревне, то засядьте на неделю и погрузитесь в эту великую поэтическую фантасмагорию, переданную оригинальнейшим художником на оригинальнейшем языке» [119] .
119
«Тургенев и круг «Современника», цит. изд., стр. 217 и 330 (письмо от 19 сентября 1858 г.).
В ответном письме Тургенев, уже знакомый, как оказалось, со «Сказанием…», дал ему и его автору не менее высокую оценку. «Парфения, — писал он Дружинину, — я читал… и нахожу Ваше мнение о нем совершенно справедливым; это великая книга, о которой можно и должно написать хорошую статью… Парфений — великий русский художник и русская душа» [120] .
Однако старания Дружинина получить статью о записках Парфения не увенчались успехом. Статья была заказана весной 1856 г. Аполлону Григорьеву. Спустя полгода он извещал Дружинина о ходе работы: «Статья об о. Парфении представляет страшные трудности: об этой книге можно написать или гладенькую пристойную статью, каковых я писать не умею, или статью живую, выношенную в сердце: откровенно скажу Вам, что и она уже написана, но я ею недоволен. Потерпите — довольны будете!» [121] Но выработка удовлетворявшей автора редакции не давалась, и в январе 1857 г. Ап. Григорьев в ответ на неизвестное нам письмо Дружинина вынужден был согласиться уступить статью о «Сказании…» в «Библиотеке…» другому автору. Он писал Дружинину: «Если нельзя журналу до весны обойтись без статьи об отце Парфении — и если есть дельная и серьезная <статья>— катайте!» [122]
120
И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в двадцати восьми томах. Письма, т. III, изд. АН СССР, М. —Л. 1961, стр. 242.
121
«Письма к А. В. Дружинину», цит. изд., стр. 101 (письмо от 19 сентября 1856 г.).
122
Там же, стр. 104 (письмо от 5 января 1857 г.). Подчеркнуто нами. — С. М.