Том 6. Драматические произведения 1840-1859

Чтобы избежать композиционной расплывчатости, Некрасов, перерабатывая роман, старался создать комедийную интригу. С этой целью некоторые эпизодические персонажи романа объединяются в одно лицо, действующее на протяжении всей пьесы. Так, поверенный Жиломотова Петигорошкин сочетает в себе чиновника, приехавшего ревизовать Жиломотова, кляузника-помещика, у которого Столбикову пришлось служить, и поверенного Жиломотова. «Объединены» также Дуняша, горничная в доме губернатора, и Авдотья Марковна, ставшая женой Столбикова. В романе они никакого отношения друг к другу по имеют.

Карт. IV наименее связана с романом и благодаря быстро развивающемуся в ней действию и ряду специфических приемов по своему характеру наиболее близка к водевилю. Дядюшка Столбикова сделан в пьесе отцом Катеньки — последней невесты Столбикова, тогда как в романе Катенька, дочь одной вдовы-помещицы, никак с дядюшкой не связана. Совершенно отсутствует в романе подмена невесты в карете. У Квитки к женитьбе героя Петигорошкин не причастен, а в пьесе именно он, подкупленный Авдотьей Марковной, устраивает брак Столбикова.

Куплеты оригинальны. В карт. I, II и IV, уже написанных к тому времени, когда явилась мысль о привлечении других водевилистов, они, по всей вероятности, принадлежат Некрасову.

В карт. II Григорьевым были сделаны многочисленные сокращения и изменения, носящие характер цензурных смягчений. Между тем в цензуре комедия никаких сомнений не вызвала. Докладывая 28 апреля 1842 г. о пей начальнику III Отделения Дубельту, цензор М. Гедеонов писал: «В пьесе нет ничего предосудительного». В тот же день Дубельтом было дано разрешение на постановку пьесы (ЦГИА, ф. 780, оп. 1, 1842, № 18, л. 29). Протокола о цензурных изъятиях из пьесы в архиве но обнаружено (там же, ф. 780, оп. 1, 1840–1851, № 46). Это, а главное содержание исключений и изменений текста, дает основание предполагать, что цензурные смягчения были сделаны самим Григорьевым или Григорьевым по просьбе Квитки. Не исключена также возможность, что внесены они были в цензурованную рукопись, в дальнейшем служившую театральным экземпляром пьесы, не до посылки в цензуру и первой постановки, а уже значительно позже, когда от Квитки был получен посылавшийся ему экземпляр водевиля.

Как известно, Квитка очень боялся, что сатирические картины его романа, особенно изображение чиновничьего произвола и взяточничества, вызовут озлобление против него местных губернских чиновников. В письме к П. А. Плетневу от 28 апреля 1839 г. он писал: «А что касается до губернских чинов, так там беда! Куда ни оборотись, все будут ворчать. Вместо губернского прокурорао экипаже нельзя ли переменить стряпчий верхнего земского суда; советника, к которому явился Пустолобов (в последнем варианте романа — Столбиков) для получения места, нельзя ли переменить на секретаря наместнического правления;, и проч. и проч., всего и не припомню» (Квiтка-Основ'яненко Г. Ф.,Твори, т. VII, с. 642). Под влиянием этого страха он чуть было не остановил вообще издание романа (см.: Твори, т. VII, с. 650–652)?

Правка Григорьева касается именно той картины водевиля, в которой выведены губернские чиновники, и сделана в духе пожеланий Квитки: «директор экономии» заменен «членом по экономической части», общее указание «чиновники» в ремарки явл. 10 заменено указанием «стряпчий, советник и другие», исключены те места в тексте, где наиболее открыто говорится о поголовном и наглом взяточничестве чиновников. В письме к Квитке от 6 ноября 1842 г. Григорьев пишет: «Еще прошу Вас прислать нашу пьесу „Столбикова“ (только с вашими переделками! не иначе), так мы их выучим и будем играть, сверх того, я хота ее напечатать в „Репертуаре“».

Поскольку правка Григорьева ослабляет сатирическое звучание пьесы, которая к тому же в основном принадлежит перу Некрасова, в настоящем издании она не учитывается.

Комедия была впервые поставлена в Петербурге, на сцене Александрийского театра, 4 мая 1842 г. в бенефис П. И. Григорьева.

Особенного успеха она не имела. После трех представления (4, 7 и 17 мая 1842 г.) «Столбиков» был снят с репертуара и в Петербурге более не шел, но в том же году ставился в Харькове.

Еще перед спектаклем «Литературная газета» объявила, что от соединения имен таких трех водевилистов, как Перепельский Федоров и Григорьев, можно «ожидать чего-нибудь замечательного» (ЛГ, 1842, 26 апр., № 16, с. 333). Однако после первой постановки газета была вынуждена признать, что «растянутость четвертого акта и некоторая сухость второго много повредили успеху комедии, которая изобилует многими смешными и оригинальным сценами. Г. Мартынов неподражаемо хорош в роли Столбикова. Г. Григорьев (Петигорошкин) и г-жа Гусева (служанка) много принесли пользы этой пиесе своей оригинальной, одушевленной игрой» (ЛГ, 1842, 10 мая, № 18, с. 371).

«Северная пчела» прямо заявила, что «ни заманчивое заглавие, ни компанство трех водевилистов, ни особенное название прилепленное к каждому акту, ни предварительные возгласы в приятельской газете, ни наши искренние желания, ни даже игра г. Мартынова не могли спасти комедии этой от торжественного падения!!..» (СП, 1842, 18 мая, № 109, с. 435). Ей вторил «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров», где в эту пору также хозяйничали Булгарин и Межевич: «Комедия <…> не имела ни малейшего успеха. Это была первая попытка написать пьесу втроем по парижскому обычаю, и попытка не удалась вовсе» (РиП, 1842, т. I, № 1, с. 219).

Суровым был и отзыв «Отечественных записок». В. Г. Белинский, который еще ранее критиковал самый роман за нечеткость общественной позиции автора и его попытку затушевать истинные причины уродств русской жизни, теперь писал: «Эта комедия, с куплетами и с подьяческим заглавием, заимствована из романа г. Основьяненко, вышедшего в конце прошлого года. Читателям известно наше мнение об этом романе, впрочем, весьма почтенного писателя, равно как и самый роман. Комедия — как надо быть комедии, выкроенной из неудавшегося юмористического романа нашими доморощенными водевилистами: тут и преувеличенные против образца фарсы, и потребное количество двусмыслиц, и куплеты — главное куплеты — в которых остроумию составителей обыкновенно бывает полный простор. Столбиков комедии не похож на Столбикова романа: у г. Основьяненко он — то несбыточный пошлый идиот, то очень умный и нравственный человек, которому автор сильно сочувствует, в комедии он лубочно-смешной и круглый дурак, который, при такой же неестественности, по крайней мере одинаков» (ОЗ, 1842, № 6, с. 108).

…в желтых китайчатых брюках… — Китайчатые — т. е. из китайки, бумажного материала мутно-желтого цвета, первоначально привозившегося из Китая.

…вон красный отчет, вон белый!.. вон и синий… — Имеются в виду денежные ассигнации конца XVIII в.: красная — 10 руб., белая — 25, 50, 100 руб., синяя — 5 руб.

…хватай мушкет по темпам!.. — Речь идет о выполнении ружейных приемов по счету.

Вьется… как калашник… — т. е. мелкий торговец калачами, который сам и печет калачи, сам и торгует ими вразнос.

Кникса— книксен, поклон с приседанием.

(Ей.) Апропо!.. — Апропо (от франц.a propos) — кстати.

Нижняя расправа— полиция или суд нижней степени, сельский.

…не уронил реноме фамилии нашей… — Реноме (от франц.renomme) — честь.

Вот я тебе экспликую… — Экспликую (от франц.ехpliquer) — объясняю.

Экуте, на дружеское слово… — Экуте (от франц.eceuter) — послушайте.

…мы не женируемся… — Не женируемся (от франц.gener) — не стесняемся.

Нет никакой консолации. — Консолация (от франц.consolation) — утешение.