Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
2-е действие
Край низкой плетневой огорожи; оголенные колеблемые ветром ветки отощалого дерева; далекий шум Каспийского моря. За плетневой огорожей деревянная пристройка избы — в виде большого крыльца или сеней. Там стоит стол для занятий. Вся эта обстановка занимает правую часть сцены.
Слева видна даль, уходящая в смутное пространство. Спереди левой части стоит столб с советским гербом и надписью: «СССР. С-х пастушья артель 14 Красных избушек. Высота над уровнем моря 19, 27 м. Средн. год. колич. осадков 140 мм. Душ-едоков 34. Председ. С. И. Гармалова».
В средней части сцены стоит чучело, устроенное из
Вечер. Приходят Хоз и Суенита из дальнего пути. Суенита несет те же вещи, что и на вокзале в Москве. Они останавливаются. В колхозе не слышно ни одного человеческого голоса.
Суенита (прислушивается). Не слышно никого. Чучело какое-то поставили — должно быть, людей не хватает!.. (Краткая пауза). Мы дошли, дедушка… Ты видишь — это наш пастуший колхоз. Мы здесь овец кормим и рыбу ловим понемножку. Давай переобуемся в чистое.
(Садятся на землю, Суенита начинает переобуваться).
Хоз. У меня нету ничего чистого. Я так посижу и отдохну от своего умозрения.
Суенита (переобуваясь). Ну, посиди, поскучай, а потом ночевать на печку пойдешь.
Вдалеке, где-то за колхозом, заплакал грудной ребенок; тихо проговорил что-то женский голос.
Хоз. Кто там заплакал у вас, в ваших социальных полях?
Суенита. Это наши дети играют в яслях.
Хоз. А я слышал, что плачут.
Суенита. Напрасно ты слышишь.
Снова слышится далекий плач ребенка.
Хоз. Вот опять тоскует чей-то мелкий голос.
Суенита. Это один мой ребенок плачет — он по мне скучает, он родную мать давно не видел… Отвернись, я соски свои оботру — сейчас пойду кормить его грудью. (Обтирает соски на своих грудях. Хоз глядит на грудь Суениты не отвернувшись). Ты видишь, как молоко скопилось!
Хоз. Вижу.
Суенита. Напрасно ты видишь.
Хоз. Устал я шагать по неопределенной земле! В цветах, в слезах и пыли живут люди, а я, старик, нахожусь при них свидетелем. Чем же это все кончится, бедные мои?
Суенита. Ну что, дедушка, понравился тебе наш эсесер? У нас ведь все может случиться, чего только захочет наше сердце!.. Что ты говоришь — кончится?
Хоз. Да, мне ваш эсесер понравился: кругом противоречия, а внутри неясность… Я говорю: когда же кончится наше дыхание в этом пространстве и мы обнимемся в общей могиле! Когда же, девочка?
Суенита. Мы — никогда, а ты скоро: ты же дедушка — старичок, ты сохнешь уж! (Переобувшись, вставая). Ну — обутка готова… (Кричит в колхоз)Антошка! Ксюша! Дядя Филя… Мы пришли! Ксюша, неси мне моего мальчика скорей! (Более тихо). Я соскучилась вся… (К Хозу). Дедушка, ступай на колхоз, там на печку ляжешь, у кого топилась, и там накормят тебя. Когда я приберу горницу, я тебя позову.
Хоз.
Кормиться я не люблю. У вас есть что-нибудь химическое?Суенита. У нас колхозная аптека в ящике есть. Съешь порошок.
Хоз. Пойду съем. (Уходит).
Суенита входит на крыльцо избы и складывает там свои грузы.
Суенита (разбирая принесенные книги). Скорей бы только его увидеть. Маленькое, теплое тело, и всегда оно пахнет вкусным чем-то… Почему так тихо стало в колхозе!.. (Зовет). Ксюша, Ксюша! Неси мне моего мальчика! (Всюду тихо. Краткая пауза). Скоро я еще рожать буду — мне так нравится, когда из меня выходит что-то горячее, жалкое и плачущее такое, бедный комок моей жизни. (Зовет). Ксюша!.. Где же кто-нибудь! Где мой ребенок и весь колхоз?
Тихо является Филипп Вершков.
Вершков. Здравствуй, товарищ председательница! С прибытием тебя, с достижением здоровья и с прочими делами успеха! (Подает руку Суените). Видела в центрах-городах хороших наших людей, передала им наше почтение или промолчала?
Суенита. Передала.
Вершков. А как их здоровье?
Суенита (во время диалога постепенно переодевается в другое чистое платье, исчезая на момент в избу и возвращаясь оттуда). Ничего. Они велели тебе сказать — пусть побольше трудится, поменьше брешет на руку врагу.
Вершков. Да неужели же, Суенита Ивановна? Иль им и про меня донесли сводку настроения? Ну, теперь я громыхну! Теперь я вполне — всеми костями своими!
Суенита. Дядя Филя! А в колхозе что — траву всю собрали? Я шла — стогов не видела! Свезли нашу заготовку в Союзмясо?
Вершков (смущенно). Не управились еще, Суенита Ивановна!
Суенита. Что же вы, черти! Я же вам наказывала! Ты чего глядел? На что мы тогда государству нужны? Пусть лучше тут море будет, а не люди: в море — рыба…
Вершков. Море?! Вопрос этот интересный, Суенита Ивановна… Каких-то ты жизненных книжек нам привезла?.. Когда будешь население знакомить?
Суенита. Где Антошка? Ксюша куда девалась?
Вершков. А они побираться по морю пошли — мертвую рыбу по берегу искать, а Антошка даже лопух приступал жарить и лепешки печет из овечьего желудочного добра. Нам харчиться нечем стало: баранины нету.
Суенита. А овцы наши колхозные?! Дядя Филя!! Ход диалога начинает ускоряться и ускоряется все более.
Вершков (поспешно, задыхаясь горлом). Ты слушай меня, Суенита Ивановна… Я как общественность, я от лица всех самых ударных и сознательных… Ты только слушай меня: я тебе наговорю реально, убедительно в высшей степени — тут бантик был…
Суенита. Какой бантик такой? Говори мне скоро!
Вершков. Я тебе говорю сокращенно, арифметически, вроде Совнаркома и Цекубу: бе-а-не-те-ке — белогвардеец-антиколхозник! Федор Кирилыч Ашурков — бантик! Ты его еще раскулачивала перед второй большевистской, и он теперь явился…