Том 6. Флаги на башнях
Шрифт:
Прямо все хлопали и хлопали!
— А солдаты что?
— Солдаты больше всех хлопали. А он еще про одного говорил: Ленин, есть такой, и тогда здорово хлопали.
— И ты хлопал?
— Ага.
— А чего ж тебе хлопать, спросить?
— А как же? А я что ж? Тоже… что ж… работаю.
— Да ведь ты Ленина не видел? Какой это такой, скажи пожалуйста, Ленин, тебе какое дело?
Гришка похлопал рукой по подушке, а на лице все о же довольное выражение.
— Ленин за всех трудящихся.
— Дурак ты, Гришка! Он за тебя беспокоится? Где
Гришка поднял глаза на Пивоварова. В серых его зрачках отразились вербы, какая-то радость и какое-то удивление.
— Спасибо вам, это я не говорю. А только он за всех.
— Вот тебе и спасибо. А ему за что спасибо сказать?
— А тот у Богодухова все объяснил: вся власть Советам! Буржуев по шапке, сами будете жить, без буржуев. А там в Петрограде сидит самый главный Керенский по фамилии, ой и вредный. ему все воевать и воевать… Кровь проливать.
— Значит, ты мой магазин заберешь? Хозяином станешь?
Гришка удивленно воззрился на хозяина:
— Да что вы, Илья Иванович! Зачем ваш магазин. Это против буржуев. Где Ленин, а где магазин.
Гришкины глаза погасли, он сердито глянул на жеребца: с какой стати шагом плетется и голову даже повесил!
— Но! Задумался!
Ехали молча до второго поста. И тут Гришка спросил:
— А вы видали большевиков? Хоть одного видали?
Пивоваров ответил неохотно:
— Вот добра нашел смотреть! Большевики!
— Интересно посмотреть, какие.
— Подумаешь!
Гришка почуял что-то неприятное в ответах Пивоварова. И вообще с некоторого времени хозяин ему меньше нравился: не такой веселый и все больше спрашивает, а сам мало говорит. Но сегодня, пожалуй, он и повеселится. У Гришки приготовлены для него городские новости. Может это и не такие важные вещи, как политика, а все-таки интересно.
— А вчера Воротиловка горела! Куда тебе зарево! Ни одной звезды не видно!
— Воротиловка? — быстро спросил Пивоваров.
— Всю ночь горела! Ой и здорово ж горела!
— Воротиловка?
— Ага. Мы с Гаврюшкой бегали.
— Много хат сгорело?
— Зачем хаты? Хаты все целые. Панский дом горел.
— Подожди. Шагом. Как ты говоришь?
— Я говорю: панский дом. Хорошо горел!
— Да что такое?
— И солома, и конюшни, и клуни. Все начисто!
— Ай-ай-ай! — задохнулся Пивоваров. — Лошади там какие замечательные! Сгорели?
— Нет! Зачем? Лошади — нет! Лошадей мужики развели. Лошади у мужиков теперь. И машины. И так еще… Организованно! Все в порядке. Ха! Наша пожарная приехала, а они говорят: «Чего приехали? Пускай горит!»
— Ай-ай-ай!
— А чего? — оглянулся Гришка. — Мужики сказали: «Удрали в город, пускай там и сидят, и им спокойнее, и нам без хлопот». Так они и поехали обратно. Не тушили.
— Куда ж они поехали?
— А в свою пожарную и поехали. Куда ж?
— Да нет! Восковы!
—
А, господа? Господа в город поехали. Куда ж им ехать? Ха! Да они и не поехали вовсе…— Что ты говоришь?
— Куда там ехать? Сам Восков, говорят, в одной рубашке удрал. Ребята воротиловские говорят: он всегда без подштанников спать ложился, у панов будто всегда так. Правда это?
— Что?
— Да вот, что паны без подштанников спать идут? Другое бы дело от бедности, а то чего?
— Да брось ты… подштанники… А Ирина Павловна?
— Эта барыня? Все целы! Они, как выскочили, так прямо в жито. А потом и пошли. Пешком.
Пивоваров почему-то до самого дома не сказал больше ни слова. Гришка чмокал, чмокал на жеребца, то натягивал вожжи, то отпускал, несколько раз оглянулся, непривычно для него было это молчание. Расстроился хозяин, видно, а может, что-нибудь другое.
— А лошади не сгорели, — сказал Гришка, рассматривая придорожные плетни. — Все в порядке. Коровы, лошади — все как следует…
Но Пивоваров и на это ничего не сказал. Гришка тоже заскучал. А потом сказал нехотя:
— И барыня, и дочка. Все в порядке.
На вербах уже ничего не осталось, а на замостье серая жижа закрылась и булыжники и ямы. Жеребец шел злой, шатался на ямах, спотыкался.
В городе возле управы стояла полусотня солдат. Откуда они взялись и для чего торчали в городе, никто не знал. Говорили, что из этой полусотни будет сделан новый какой-то полк. Правда или неправда это, никто не знал, а казаки гуляли по улицам, ухаживали за девчатами, о войне у них и разговору не было. Едучи на станцию, Гришка думал о казаках, он не прочь был тоже сесть на коня и надеть черкеску. Но это было не самое главное. Самое главное было другое: в Петрограде Ленин выгнал Керенского, довольно ему воевать. Пивоваров как услышал об этом, так и полетел в губернию. А чего ему лететь, если и так все напечатано в газетах подробно?
На станционной площади насчитал человек двадцать из команды выздоравливающих. Они гуляли по площади, заглядывали на пути, собирались по три, по четыре, болтали. С ними было несколько своих парней — миропольских. Гришка часа четыре ожидал хозяина, привязал жеребца к столбику, прислушивался и присматривался к солдатам. Все понимали, что сейчас должны приехать большевики.
Самый знакомый — Власов. Подбородок у него маленький, тонкий, а скулы широкие, усики. Власов гуляет в старенькой шинельке, руки греет в карманах и посматривает на город:
— Вот постой, привезут мне сейчас того-сего. Хоть и не мой город, а поддам кой-кому коленом.
— А чего привезут? Чего привезут? — пристал к нему Гришка.
Власов задвинул руки в карманы по самые локти и смеется:
— Чего привезут? Пуки-туки-буки! Образца девяносто пятого года.
— Это ружья?
— Не ружья, деточка, не ружья — винтовки! Да ты помалкивай.
— Большевики привезут?
— Вот любопытный! — а кто ж, меньшевики, что ли? Догадываться надо.