Том 6. Осударева дорога. Корабельная чаща

«Настолько все идет „не от себя“, что успех или неуспех вещи моей приходят в полное равновесие. Тревожит меня только таящаяся в недрах души оценка, от которой никуда не уйдешь, если в чем-нибудь сфальшивил».

В своих дневниках автор неоднократно пишет о том, как родилась у него впервые мысль об «Осударевой дороге». Пришвин рассказывает, как в 1905 году он пришел в редакцию журнала «Родник» с предложением написать книгу о мальчике, убежавшем и заблудившемся в северных лесах. Редактор посоветовал ему писать не повесть, а очерки севера. Так появилась книга очерков «В краю непуганых птиц», открывшая автору двери в большую литературу. «А мальчика своего не забывал, – пишет Пришвин в дневнике 1949 года, – и написал теперь отчасти и по тем же очеркам севера.

По-видимому, этот мальчик живет у меня в уме, и скорее всего это я сам и ношу его в себе, как беременная женщина. В этом вынашивании мальчика и есть все, чем я богат».

Нельзя пройти мимо этой большой привязанности автора к образу и теме, секрет которой таится, несомненно, в особенностях творческой личности Пришвина, в неразрывности личного жизненного опыта писателя с его творческим воплощением, во всепоглощающей потребности осмыслить этот свой опыт средствами искусства и сделать его достоянием «неведомых друзей», как называет часто Пришвин своих читателей. Действительно, можно сказать, что все его книги – это одна большая творческая автобиография.

В этом свете понятна дневниковая запись 1948 года: «Я писатель, который пишет свои книги как завещание о душе своей грядущим поколениям, чтобы ему самому непонятное они бы поняли и усвоили себе на пользу».

Внешняя канва романа проста: еще при царе Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря – Белое и Балтийское. Происходит это на севере, среди дремучих лесов Карелии. Как осколки разбитого зеркала, блестят в этих лесах бесчисленные озера и вьются большие и малые реки. Царь приказал прорубить просеку, и потащили волоком посуху за царем его суда. В народе так и осталось с тех пор название – Осударева дорога. Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего первого путешествия по северу в начале века.

Но вот наступило новое время. Пришли сюда новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь. Новые люди встречаются со старожилами края, почти нетронутого ни крепостным правом, ни революцией. Происходит борьба старого с новым. У новых людей также идет борьба между собой. Новое, как всегда, рождается не просто и не сразу.

Во время первых своих путешествий на север Пришвин был поражен и навсегда пленен новым для него суровым величием природы, сохраняющей следы своей «бесчеловечной» жизни: застывшие потоки магмы, каменные нагромождения, цепи озер, как след «божьей колеи», немеряные и нехоженые леса, «нестращеные» звери и птицы. Он был поражен и новым для него миром северных людей, староверов. Суровые, как и эта природа, они тоже как бы застыли в традициях древнего благочестия и в то же время были пламенно непреклонны в борьбе со слабостью «новолюбцев» в быту. Их идеалом была жизнь по уставу, по правилу, а не по слабому человеческому желанию: суровость пустынножителей и странников, подчинение старшему в семье и «большаку» – в общежитии. Здесь Пришвин впервые услышал о фантастической, но тем не менее подлинной истории «Выгореции» – маленького вольного государства в Петровской империи.

Сопоставление борьбы суровых северных людей против слабости «никониан» с идеей личного аскетизма современной Пришвину революционной молодежи углубляет в сознании писателя антитезу долга и желания. Это его вечная спутница – мысль «надо» и «хочется», которая с этих пор и до конца жизни определяет точку зрения Пришвина на все явления в личной и общественной жизни.

Тема эта с течением времени усложняется. У писателя возникает потребность примирить личное «хочется» человека, незаменимого и единственного, с необходимостью его общественного «надо».

Только с новой высоты обогащенного сознания возможно будет найти примирение неразрешимых противоречий.

В дневниковых записях появляется образ Евгения из «Медного всадника», который будет сопровождать писателя на этом пути.

Образ Медного всадника – есть образ необходимости общественного «надо», через который должен пройти каждый человек и сама стихия. Медный всадник – образ надличный; он прав в своем движении, и он не будет мириться, а с ним будет мириться «стихия» путем рождения Личности. Примирение состоит в том, что Личность приносит с собой новое измерение всех ценностей, создаваемых Медным всадником.

Пришвин настойчиво разграничивает понятие личности как творческой силы в обществе и индивидуальности как рядовой составной его единицы.

Пришвин вводит новое понятие – Начальника как синонима Личности. Если человек обретет в себе такую силу своего внутреннего «начальника», ничто не может отнять у него достоинства и свободы – ни люди, ни обстоятельства. Свобода – это результат внутреннего усилия.

Все эти размышления Пришвин пытается вложить в свой роман, в его центральный образ наивного чистого мальчика, в историю его внутренней борьбы с самоволием за истинную свободу – за поиски своего внутреннего «начальника» и подчинения ему. Жизнь в ее начале и есть чистое желание каждой твари, ее «хочу». Жизнь права в своем желании, но правота ее, не окрашенная подвигом, прекрасна только в ее простоте, в самом начале всех начал – в «без-мысленном» младенце. Задача человека и состоит в том, чтобы в результате своего жизненного подвига родился внутренний «ребенок» – жизнь личности в высшем ее качестве.

Характерны два эпиграфа, намеченные автором к «Осударевой дороге»: первый – «Ужо тебе, Строитель!» и сменивший его второй – «Да умирится же с тобой и побежденная стихия» («Медный всадник»). Вся дальнейшая история создания романа есть, по существу, борьба этих сменявших друг друга эпиграфов. «Эта работа моя, – писал Пришвин в дневнике 14 мая 1948 года, – является и проверкой мне самому, и покажет она, кто я такой, дерзнувший без Вергилия странствовать по аду.

Если только выйдет из этой работы книга, остающаяся надолго, как остался мой „Колобок“ или „Жень-шень“, то я завещаю в посмертное издание к „Осударевой дороге“: „Аще сниду во ад – и Ты тамо еси“.

Пусть эти слова и будут вести меня вместо Вергилия, вести и охранять. Я буду повторять их, пока не кончу работу».

Было бы ошибкой предполагать, что Пришвину свойственна отвлеченная морализация, упрощение всей сложности общественного исторического процесса. И в начале своего литературного пути он понимал и предчувствовал неминуемость таких столкновений в поисках общественной правды, которые потребуют самоотвержения со стороны человеческого «хочется».

Поединок Робинзона с «бесчеловечной» природой интересен писателю главным образом в свете той цели, во имя которой он ведется – во имя возвращения в человеческое общество: «борьба с природой как дорога к другу».

В поисках новых материалов для воплощения своей идеи Пришвин едет в 1933 году снова на север, на места своих первых путешествий, в край непуганых птиц. Это возвращение писателя на свою духовную родину можно считать вторым крупным рубежом в его писательской жизни. И если первая поездка на север в 1906 году была источником творчества Пришвина до 30-х годов, то поездка 1933 года имела не меньшее значение для всего его последующего творчества.

В эту поездку на север Пришвин уже не нашел прежнего «края непуганых птиц». Край этот остался только в его книгах. Все здесь сместилось и пришло в движение – и люди и природа. На месте прежней петровской Осударевой дороги, следы которой еще застал Пришвин в 1906 году, идет строительство канала. Старый мир сталкивается с миром людей-преобразователей, и понять большой смысл этого столкновения – становится задачей Пришвина.

В 1934 году Пришвин публикует две книги очерков о севере под прежними названиями: «В краю непуганых птиц» и «Колобок». По существу, это новые книги, в которых рядом с очерками о поездке па Беломорский канал, названными автором «Отцы и дети», вмонтированы для противопоставления старого с новым некоторые главы из его книг о севере 1906–1908 годов.

В очерках уже намечаются образы главных героев и других действующих лиц, существенные детали будущего романа «Осударева дорога».

Отсюда начинается наметка романа. Не хватает еще лесных материалов, и Пришвин в 1935 году едет по реке Пинеге в «немеряные леса». Очерки «Берендеева чаща» – это лишь попутная работа при собирании материалов для будущего романа, писать который автор начинает в 1937 году.