Том 6. Отечник

Тем не менее в письмах архимандрита Игнатия отцу Макарию нет и намека на то, чтобы он посылал в Оптину свои труды. Вообще создается впечатление, что тема писем раз и навсегда определена и другие темы в них почти не вторгаются. Например, о сопереживании архимандритом Игнатием перипетий Крымской и Кавказской войн можно судить по его письмам П. С. Нахимову и особенно Н. Н. Муравьеву-Карскому [2049]. Старец Макарий тоже был «патриот в душе» и в событиях войны принимал «самое страдательное участие». Однако в их переписке эта тема прозвучала только два раза: 20 июля 1855 г. архимандрит Игнатий рассказывает об уходе англо-французского флота от Кронштадта, а 17 сентября этого же года он пишет: «Молитесь милосердному Господу, чтоб помог нашему любезному отечеству против врагов его. Испания присоединилась к Англии и Франции для действий против России; да имеются еще и другие державы, нам недоброжелательствующие».

И только с 1855 г. в письмах появляется новая тема. На протяжении всех лет служения в Сергиевой пустыни архимандрита Игнатия преследовала мысль «оставить многосуетную… настоятельскую должность и сколько-нибудь подготовиться покаянием в согрешениях к переходу в будущую жизнь». В конце 1855 г. он снова начал хлопотать об увольнении и одновременно начал переговоры о своем перемещении в «благословенную Оптину Пустынь». «Соображая потребность души моей и моего тела, я избрал [Оптинский] скит местом для окончания дней моих в безмолвии», — писал он брату Петру Александровичу. {стр. 527} Он даже начал переговоры о строительстве новых келлий, где было бы удобно поместиться не только ему, но и его другу Михаилу Чихачеву и его келейнику Иоанну. 14 января 1856 г. он писал отцу Макарию: «Прошу Ваших Святых молитв, чтоб милосердый Господь даровал и мне исторгнуться из челюстей мира и присоединиться к Вашему Богоспасаемому Стаду, если есть на то Его Святая Воля». В мае этого же года, получив отпуск, он отправился в путь, чтобы «соглядать собственными очами Оптину Пустынь, которая в настоящее время есть, бесспорно, лучший монастырь в России, особливо Скит ее».

О своих впечатлениях архимандрит Игнатий подробно писал Н. Н. Муравьеву-Карскому в письме от 12 июня 1856 г.: «Оптина Пустынь есть один из многолюднейших Российских монастырей по количеству братии и, конечно, первый монастырь в России по нравственному качеству братии; особливо это достоинство принадлежит Скиту ее, в котором живет много дворян. Некоторые из них очень образованы, знакомы с новейшими и древнейшими языками, занимаются духовною литературою, преимущественно же переводами самых глубоких сочинений святых Отцов.

Духовным назиданием братства занимается, так именуемый Старец их, иеромонах Макарий, 68-ми лет, из дворян, с юности монах, обогащенный духовным чтением и духовными опытами, он живет в Скиту, ему обязана Оптина Пустынь своим нравственным благосостоянием. Много монахов из других монастырей, много монахинь, множество мирских людей, удрученных скорбями и нуждающихся в наставлении, стекается в Оптину Пустыню к Отцу Макарию за спасительным советом и словом утешения. Его непринужденность, простота, откровенность совсем противоположны той натянутой и жесткой святости, за которою ухаживают различные Графини и Княгини.

Скитская семья иноков подобна, в религиозном отношении, корням дерева, трудящимся в мраке неизвестности и добывающим, однако, для дерева необходимые жизненные соки. На заглавных листах трудов скитян нет имени автора; оно заменено скромною строкою: издание Оптиной Пустыни. В самом монастыре устав общежительный, то есть общая трапеза, общая одежда, общая библиотека, церковная служба ежедневная и продолжительная, общие и специальные труды. В Скиту служба церковная отправляется дважды в неделю, в субботу и {стр. 528} воскресение; в прочие дни недели производится денно-нощное чтение псалтыри братиею поочередно; трудятся братия по келлиям, но труды их преимущественно умственные. Женскому полу воспрещен вход в Скит; да и из Скитской братии кто нуждается выдти из Скита, каждый раз должен просить на то благословения у Старца; монастырской братии предоставлен вход в Скит во всякое время дня для удовлетворения их духовных нужд. Трапеза в Скиту самая постная.

Из этого описания Вы можете видеть, как близок мне Скит! Тщательное чтение и изучение самых глубоких Писаний святых Отцов привело меня в монастырь, поддерживало, питало в нем. В Скиту я нахожу свой род занятий, свой род мыслей; в Скиту я вижу людей, живущих в точном смысле для человечества в духовном, высоком его назначении; вижу людей, с которыми могу делиться мыслями, ощущениями, пред которыми могу изливать свою душу.

Начальник Оптиной Пустыни и главные иноки оной знакомы со мною около 30-ти лет; а с о. Макарием я нахожусь, смею сказать, в самых дружеских отношениях. Наконец — здешний климат благодетелен для моего здоровья. Все причины, вне и внутри меня соединяются для того, чтоб заставить меня употребить все усилия к перемещению моему в Скит. Чтоб хотя конец моей жизни провести на правах человека и для человечества в духовном и обширном смысле этого слова. — Напротив того, все причины, внутри и вне меня, заставляют меня употребить все усилия, чтоб вырваться из Петербурга и Сергиевой Пустыни» [2050].

Пребывание архимандрита Игнатия в Оптиной Пустыни оставило след в оптинских хрониках: «26 мая 1856 г. Во время благовеста к вечерне прибыл в Обитель Архимандрит Троицко-Сергиевой, что близ Стрельны, Пустыни о. Игнатий Брянчанинов, намеревается погостить в Обители до 20-го июня и пользоваться минеральною водою из Пафнутьева колодца, которую доктор его по разложении признал полезною от геморроя, золотухи и ревматизма.

Приятно встретились с ним Старцы наши: Батюшка о. Макарий у перевоза, а о. Архимандрит на монастырском дворе у Церкви. Поместился в Монастыре, в Корпусе, занимаемом {стр. 529} о. Игуменом Антонием. Привез Старцам в подарок на ряски камлота, похожего видом на мухояр.

31 мая 1856 г. Старцы наши и о. Ювеналий Половцев с приезжим о. Архимандритом ездили на обед в Козельск к Почетному Гражданину Дмитрию Брюзгину.

22 июня 1856 г. Поутру в 9 часов проводили в обратный путь нашего гостя о. Архимандрита Игнатия. О. Архимандрит поехал с ним до Калуги, дабы вместе быть у Преосвященного [2051] и изложить пред ним просьбу о. Игнатия о построении для него в Скиту корпуса келлий, а Старцы — о. Игумен Антоний и Батюшка о. Макарий — провожали его до Прысковской церкви и, по взаимном пожелании всего благого, возвратились домой. В Калуге Пр<еосвященный> Григорий принял просьбу о. Архимандрита Игнатия холодно и с возражениями, что Скит не для этого основан и т. п. Что воспоследствует из сего — неизвестно» [2052].

В другом варианте летописи за 22 июня 1856 г. записано следующее: «В 5 часов утра от нас отправились в Калугу к Преосвященному Григорию отец Архимандрит Игнатий Брянчанинов, гостивший в нашей обители с 26-го мая, и с ним настоятель наш о. Архимандрит Моисей. Добрую оставил по себе у нас память Архимандрит Игнатий: смиренный муж и духовный. Из многих духовных бесед его с нашими старцами записываю от многого малое, но, на мой взгляд, глубоко знаменательное: «В ямщицком селе Тосне, под Петербургом, в 1817 г. произошел такой случай, о котором, — так сказывал о. Игнатий, — я узнал со слов лица, заслуживающего всякого доверия. В этом селе жил богобоязненный ямщик Феодор Казакин, женатый, но бездетный, неграмотный, кроткий и поведения во всех отношениях примерного. Был он уже человек лет пожилых, к себе внимательный, не только на выдумку, но и на какую-либо неправду, по простодушию своему, неспособный. Занимаясь кузнечным мастерством, он сам для дела своего выжигал уголья в лесу, версты за три от села, на правом берегу реки Тосны, в местности, называемой Дубок. Однажды Казакин работал один около своей угольной ямы и внезапно, среди бела дня, увидел множество бесов в образе людей обоего пола. Бесы в странных одеждах и в колпаках сидели на высоких деревьях, играли на каких-то невиданных музыкальных инструментах и припевали:

{стр. 530}

— Наши годы! наша воля!

Они и еще что-то пели, но Казакин с испугу не мог вслушаться. Казакин стал креститься и молиться, но видение не исчезало. Страшно испуганный Казакин бросился бежать домой. Дорога к дому шла по берегу реки, а на берегу росли большие развесистые березы. И на всех березах этих во множестве сидели бесы, играли на инструментах и с торжеством бесчинно припевали:

— Наши годы — наша воля! Наши годы — наша воля!..

С версту от места работы, где впервые увидел Казакин бесов, он их увидел в третий раз: они сидели на деревьях и пели ту же песню:

— Наши годы — наша воля!

До полусмерти испуганный Казакин добежал до села, от которого его отделяла река, и, пока ему подавали с другой стороны реки плот для переправы, он присел отдохнуть и в это время увидел страшного змия, который явился у ног его и хотел уязвить; но Казакин отскочил от змия».

Отец Архимандрит слышал этот рассказ от причетника села Тосны, Ивана Андреева, принявшего монашество в Сергиевой пустыни, где настоятельствует теперь сам Архимандрит Игнатий.

Сказывал нам о. Архимандрит Игнатий еще и о благодатных видениях Валаамского схимника Кириака. Боже мой, Боже мой! От чего, от какой благодати и истины отпадает бедная несчастная, израненная духовным врагом своим, святая моя Родина!» [2053].