Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

И сразу в возникающем рыжем рассвете, в небе над океаном мелькнул альбатрос или какая-то другая морская птица.

Ростислав Алексеевич, полчаса назад изображавший так гениально обезьяну, забрался к себе в койку и тихо сказал (уже мне одному):

— Мы думаем, морские птицы только орут, молчат, кричат или дерутся… А они поют… Когда одни, без нас. Мы этого никогда не слышим. Потому что никогда с ними не летали. И не полетим. А они поют, когда летят одни.

Когда я разделся, он уже храпел и, может быть, видел свои Синие ветры.

В каюте опять было как в купе.

Не засыпалось. Думалось о том, что во всем оставаться в жизни дилетантом — это тоже профессия. И отчаянно сложная.

Всплыло воспоминание: еду в поезде, остановка на полустанке — бог знает где это было, точно одно — было в молодости. Я лежал на полке, смотрел в окно. Вдоль

состава кто-то шел в шинели без хлястика, на тонких в обмотках ногах. В купе было сине, тихо — слышно было, как смазчики простукивали буксы. И чувствовалось, что на воле мороз сильный. Сороки качались на самых верхушках снегозадерживающих елей, кокетливо подергивая длинными хвостами. Ощущение спокойной дороги. Кажется, больше никогда я не ощущал в дороге спокойствия… Да, навстречу прошел товарный состав с углем. И я отметил про уголь, что он жмурится на солнечный яркий свет, отвыкнув от него за миллионы лет сна в подземельях, — я тогда начинал писать рассказы и старательно набивал голову подобными отметками, запоминанием мелочей, мгновенной фотографией виденного; скоро утомился и бросил этим заниматься. И зря — вспомнился же нынче человек в шинели без хлястика, идущий вдоль состава на тонких в обмотках ногах, и сороки, и ощущение спокойствия в дороге.

Глава девятая

03.04

Когда я назвал одну из прошлых книг «За доброй надеждой», то и не предполагал, что меня опять занесет к мысу Доброй Надежды и я обогну его в четвертый раз. Как интересно устроен человек. Огибаешь Надежду впервые, и кажется, что нет уже на планете точки более далекой от родного Васильевского острова. Но вот выходишь к Надежде от Мирного, из Антарктики, и далекий мыс ощущаешь уже как преддверие к дому.

Миновали Добрую Надежду в шести милях. Едва заметный ветерок. Солнце. Тепло.

Вот Кейптаун — рукой подать, — и сразу у нас фирменные стекла в разбитых каютах, полные танки хорошей воды, цыплята и ананасы, но… не дали «добро» на заход. Прошлый раз ребятам повезло: у кого-то случился острый аппендицит, и заход к бурам получился. Великолепная штука аппендикс! Сколько закрытых портов он открывает морякам!

Немного истории. Первым обогнул южную оконечность Африки португалец Диаш. Он был честным простым мореходом. И когда на стыке Атлантического и Индийского океанов ему влепило в мордотык на полную катушку, то он без всякой политики влепил на карту название: «Мыс Бурь». Но тогдашний португальский король был тонким политиком. Он не утвердил название. Оно могло бы отпугивать колонистов-предпринимателей. И, чтобы не подрывать колонизаторскую политику, король обозвал мыс нынешним названием. Ведь и близко тут не был, а свою подлую политическую лапку наложил и на века вечные политической лжи поставил памятник. А куда без нее, без лжи?

Наш знаменитый земляк — мореплаватель, ученый, писатель Василий Михайлович Головнин — здесь попал в переплет. После одиннадцатимесячного плавания завел «Диану» на перекур в бухту Симонстаун Капской колонии. Он и знать не знал, что пока «Диана» штормовала в океанах, Россия с Англией поссорились. Более года «Диана» простояла тут, окруженная боевыми английскими кораблями в плену. Шестнадцатого мая сто семьдесят лет назад в черную штормовую ночь Василий Михайлович велел вирать якоря и выскочил в океан, натянув англичанам нос. Воображаю физиономию их адмирала! И как потом драли его лорды Адмиралтейства! Тю-тю этому растяпистому адмиралу карьера…

Я над англичанами злорадствую еще и потому, что сыны Альбиона массу русских имен постирали с карт морей и океанов, присвоили свои названия, английский язык официально морской, и потому абсолютное большинство их переименований оказались принятыми и усвоенными морскими нациями. Иногда так обидно бывает, что кулаки сжимаются…

Ну а в результате марш-броска Головнина из Симонстауна у нас в России появилась деревня Мыс Доброй Надежды. Так назвали родовое селение наследники Василия Михайловича. Ранее оно называлось Гулынки, Пронского уезда, Рязанской губернии (ныне Старожиловского района, Рязанской области). Есть на Рязанщине и колхоз «Добрая Надежда», — очень уж занятно, что есть у нас колхоз с таким экзотическим названием! Сюда уж британцы не доберутся, чтобы его переименовать, — тут уж своих собственных переименовщиков больше опасаться надо.

12.04

Идем за водой в Конго на Пуэнт-Нуар вдоль берегов Юго-Западной Африки, все еще оккупированной Южно-Африканской Республикой.

…Пустыня

Намиб, мыс Пеликан, бухта Уолфиш-Бей, полицейский пост у Анихаба, и недалеко от поста груда белых китовых костей за полосой прибоя у подножия дюн… Здесь ровно десять лет назад мы гнались за грузинским танкером «Аксай», чтобы взять с него топливо. А он уходил к бухте Мосамедиш, к Анголе, где была менее крутая и менее тяжелая зыбь. После бункеровки долго и монотонно дрейфовали, ожидая запуска очередного космического объекта. От монотонности ко мне привязалась строка: «Скелет кита на берегу Анголы…» Она звучала во мне балладно, запевно. К ней хотелось, мучительно-болезненно даже хотелось, пристроить следующую строку.

«Скелет кита» разделил со мной не одну вахту, доводя до бешенства, но дальше никакая баллада не шла и не пошла, хотя уже и на сухопутье чепуховая строчка преследовала. Она ерундовская еще и потому, что кости кита были отмечены на карте возле Анихаба, то есть за сотни миль от Анголы. Киты же — вполне возможно — никогда так близко к экватору не поднимаются: они не любят теплой воды. И все равно строка мучила. Закончилось это наваждение, когда я начал получать от читателей стихи.

Профессиональный стихотворец Сергей Алиханов:

Скелет кита на берегу Анголы, Заметный, белый, высохший, тяжелый. А мимо проплывают корабли. Взлетает пыль прибоя, И небо океана роковое Вновь осеняет кроткий лик земли…

Любитель из Тулы Алексей Родионов прислал весьма даже умелую издевку под едким названием «Мини-баллада о скелете кита, „Невеле“ и секонде-философе»:

Скелет кита на берегу Анголы Белел в ночи загадочной грядой, И рядом я стоял. Таинственный и голый Мне берег виделся под чуждою луной. И думал я: как призрачно все в мире, Который, как всегда, куда-то катит вдаль… Вдруг стало ясно мне, как дважды два четыре, Что все бессмысленно… и даже стало жаль Себя за гордое и давнее желание Понять вокруг все сущее… Затем В груди моей возникло ожидание Чего-то важного и нужного нам всем… Но тут пришел вельбот! Нарушив тишину, Матросская братва от дальнего причала Мне долго и сочувственно кричала: «Довольно, Викторыч, глядеть вам на луну — Пора на „Невель“! Чиф уж кроет матом Всех литераторов! Такой там поднял вой!..» Ну что бы подождать еще чуть-чуть ребятам… Так хорошо побыть наедине с собой!

Нынче ни в натуре, ни на карте скелета кита я уже не обнаружил.

Рассказал Вите Мышкееву все предыдущее. Он подумал и решил, что скелет кита растащили на сувениры, экономя валюту, туристы.

Милях в десяти от Пуэнт-Нуара легли в дрейф. Над Африкой самую чуть рассветало. С правого борта на горизонте горели газовые факелы — где только нынче они не горят. Было влажно и душно. Бесшумно полыхали в тучах над океаном зарницы обессиливающихся гроз. Только изредка стукали в сталь две-три капли дождя. Темнел спящим ящером мыс Мваса. Возле него на карте почему-то написано «Ложный Пуэнт-Нуар».

Четыре градуса сорок минут к югу от экватора.

В шестнадцати милях ниже нас — Конго. На морской карте она не кажется той огромной рекой, которая обласкивает половину Африки. Мысы Ма-Капа и Мойта-Сена с одноименными маяками охраняют ее устье. Плавает вокруг много разной дряни. И еще вокруг судна было много разной задумчивости. И все на мостике это чувствовали.

Есть ли еще во мне лиризм? Способен ли я и сегодня, попав в Ниццу, без всякого дела встать в пять утра и пойти к Лигурийскому морю, чтобы поздороваться с ним за руку? В сорок лет я еще ощущал тихие накаты лирического в самые неожиданные моменты.

Поделиться с друзьями: