Том 7 (доп). Это было

– С этим надо спешить, господин полковник! – повторил я.

Полковник меня не слушал.

– Успеете! Не перебивайте меня!.. Вы должны все узнать и получить инструкции. Не перебивайте же мои мысли! Достаточно того, что здесь… – показал он на ухо, – они перехватывают мои планы! Вы еще не знаете всей гнусности, на какую способен человек, потерявший душу! Я один, один я борюсь за всех и принимаю страдания! Так вот… Они поставили дьявольской силы двигатель, радиодвигатель, работающий кровью! Кровью – это последнее слово их техники, их науки. Вы увидите чертежи… Два гигантских стальных цилиндра, две страшных башни – наполненные кровью! Кровь накачивают в них под страшным давлением! Свежую, горячую кровь, в которой еще плавают темные мысли и чувства… жгучие, человечьи, чувства! Страстные чувства плоти! Не человеческие, а человечьи! Не смешивать! Эту кровь они насыщают радием… понимаете, этой звериной силой, в которой сплотилась, слеглась от мириадов веков вся земнородная сила, духу враждебная! И вот начинает кипеть «радиокровь», черная сила, звероэнергия… Ее черные волны – они поглощают свет! – они бросают на нас и… – полковник ударил в грудь, – убивают ду-ши! Души мертвеют! Все светлое… – его голос дрогнул, – все ценнейшее, что есть в человеке, гаснет… Умирает божественное начало! Но еще остается спасение: лунный свет… тихий, кроткий небесный свет ночного стража земли! Друг поэтов – душ чутких! друг страдальцев, кому нестерпимо – волнующее страсти солнце! Когда месяц в небе, я ему тихо-тихо шепчу: «гуляй, тихий… гуляй, ночной…» Его ультразеленые волны – они еще неизвестны физикам, этим самоуверенным, узким матерьялистам, их отрицающим, – вдребезги разбивают, проглатывают волны черной «радиокрови»! Я создаю новую физику, – «психофизику»!.. Но последние дни они усилили опыты, и луна стала блекнуть! Они стали ее вы-са-сывать!! Волны невероятной силы! Нам грозило превратиться в машины, в покорнейшее орудие их воли! в двуногих зверей земли! Шла гибель! Во имя высокого назначения человека, во имя Бога, в человеке живущего, я взял на себя этот тяжкий подвиг. Свыше мне предуказано – спасти мир! И я принял. Я взял этот крест, на котором, начертано: «Сим победиши!» И я… я побеждаю! – крикнул полковник сдавленным голосом, приближая ко мне обезумевшее лицо. – Смерть человекоубийцам! смерть! смерть!! Крови у них довольно, но они… га! они таки напор-ролись на контрсистему полковника Бабукина!..

Взгляд полковника вливался в мой мозг и связывал мысли. Наплывало оцепенение, и гасла воля. Но я боролся. Я хватался за слово – бензин! Это был, как будто, устой в водовороте спутанных мыслей. И я крикнул, словно боялся пропасть, истаять:

– Дайте же нам бензину! бензину дайте!!

Полковник пожал плечами.

– А-а… пустяки вы болтаете! Бензин – бензин! Весь бензин приказал я вылить в канаву! Его нет ни капли. Бен-зин! Этот подлец-бензин отравлял!

Странно – меня это нисколько не удручило. Но казначей завозился и крепко сдавил мне ногу.

– Да выручай же… – прохрипел он.

Сашка заерзал скулами и сказал в пространство:

– Хоть бы керосину дали…

– Но как же нам быть, полковник?

– Подчиняться распоряжениям!

Тут я сделал попытку:

– Ну, а если немцы прорвали фронт, и нам надо спасать себя и… – вашу идею… вашу великую идею, полковник?

– Не забывайте, что я на посту, капитан! Только теперь и здесь идея моя в движении и творит! – раздраженно крикнул полковник, – Не болтайте же глупости и не бабьтесь! Им совсем не до этого, не до фронтов! Фронт – для отвода глаз! Им нужно порабощенье духа! Я знаю их со-ци-альные вертушки! их прикрышки! В основе-то шахер-махер! Законопатить душу и ездить на рабьих спинах! Не понимаете?.. Теперь они сбиты с толку! Их аппарат опытов стал шалить! Понимаете?! Они все ищут мою контрсистему, но… это не-уло-вимо! – хитровато подмигнул он. – Мы теперь в безопасности, и система в полном ходу. Самое вредное обезврежено! Оно – там! – указал полковник на службы, перед которыми висели простыни на веревках. – Удивлены? Га!! Дельце таки обделано. Они всюду имели шпионов! Здесь, понятно, особенно. Чуяли, где собака! И наш якобы доктор, якобы Михайла Семеныч, – Ми-ха-ил! Михайла!! – Богоносное, русское имя – святонародное имя! – на самом деле, это их берлинский агент Сименс-Гальске. Происками меня сняли с фронта и посадили в этот дом сумасшедших, где обманно томилось много невинных жертв, не желавших звериной жизни. Я посылал доклады – шпион перехватывал их. Я умолял, бился головой о стены… – шпион пожимал плечами! Я пытался покончить с собой – негодяй грозил запереть меня в изолятор! в и-зо-лятор!! Вы пони-ма-ете?! Тогда все пропало!., гибель грозила России! человечеству!! А мне требовался пустяк… щиты! Волны «радиокрови» они концентрировали на мне, чтобы поразить главный центр! У меня был один только щит – моя простыня!.. Я мог только спасти себя… И вот… они таки напо-ролись!..

У меня рябило в глазах от напряженного взгляда полковника. Его неподвижные, расширенные зрачки, в матово-жирном блеске кровянистых выкаченных белков, связывали мысли, усыпляли.

– Я решил действовать, – продолжал полковник, приближая лицо и фиксируя меня взглядом. – У меня были люди, люди – тончайшей душевной организации, готовые идти за мною на все! Когда я открыл им тайну грозящей гибели – их охватил ужас! Самый пылкий из них, самый нежный, величайший из математиков духа, – он создал систему, в сравнении с которой Коперник показался бы бездарью… таблицы духовных координат! – это капитан Токарёв! Он не вынес этого ужаса и перерезал жестянкой горло… Но будем смотреть спокойно… подвиг требует жертв! И вот… мои друзья – поручик Куроедов, этот скромный серый герой Прохоров, – показал наганом полковник на адъютанта, отвернувшегося стыдливо, – се че-ло-век! – еще… капитан Корин… сейчас он занят в комиссии… и трое еще… мы совершили!.. Мы свершили!! Мы взяли власть! Я разработал план. Ночью порвали телефон, захватили двух сторожей, сняли дежурных… – без капли крови! и вот… схватили шпиона в постели… и с ним… сестру! У негодяя хватало и на любовные мерзости! Каков мерзавец! Кто бы мог думать, что милая Аничка… Теперь все они обезврежены и изолированы вполне. Они – там!

Полковник наганом показал к службам.

– Пока. Комиссия спешно ведет работу.

– Что вы с ними хотите делать? – спросил я, стараясь казаться равнодушным.

Полковник с изумлением оглянул меня.

– Что за вопрос?! Они понесут заслуженное! За кровь ответят они!!

И его голос зазвенел сталью.

– Извольте сидеть! – крикнул он, предупреждая наганом мою попытку открыть дверцу машины. И понизив голос: – Этот широкорылый… хорошо вам известен?..

– О, да, господин полковник… вполне надежный, девственный, так сказать! – поспешил я успокоить тревожную подозрительность полковника и даже придал голосу некоторую таинственность: дескать, и мне понятно, почему должен быть надежен шофер.

Сашка, кажется, не совсем понял, что дело идет о нем. Но он был в возбуждении: надувал щеки, шевелил скулами, делая быстрый выдых, – обычный прием, когда сильно расстроится.

– Смо-трите… фигура странная! И эти… слишком мясные зубы… Да, так вот… И вот результат! Всего только сутки – и влияния ослабели! Как у вас там, поручик?

Поручик дремал на крыше. Он лениво поднялся и доложил:

– Все в порядке, господин полковник. Прикажите давать обед.

– Бросьте ребячества! – с укором сказал полковник. – Их еще хватает на пустяки! В момент возрождения человечества, когда из этой цитадели – указал он на желтый дом – потекут во весь мир животворящие токи моей системы, – они думают о еде! Ну, это скоро пройдет. Вчера прислали отравленный хлеб, но я захватил агента-подводчика. Сегодня уже не везут хлеба! Вы по-ни-маете?! И что же?! Сколько было вчера и сегодня на перекличке?

Прохоров вытянулся, отступил на четыре шага и доложил отчетливо:

– Ваше высокоблагородие! Вчерашнего числа, по вверенному мне Отделу сопротивления гибельного влияния… – он запнулся, растерянно моргая, как запуганный экзаменатором ученик, – волнений врагов человечества! налицо оказалось сто семнадцать нижних чинов, обер-офицеров два, штаб-офицер – один! Сегодняшнего числа: нижних чинов – тридцать один, обер-офицеров – два, штаб-офицер – один!

– Безнадежные откололись. Ну, погибнут! – крикнул полковник, и его глаза загорелись. – Сегодня один выбросился там… увидите результат. Впрочем, это все частности…

Я услыхал сдавленный шепот казначея:

– Ужас… ужас…

VIII

У меня путалось в мыслях…

Да что же, наконец, творится? Что это: марево или суть? И что это за разгром весь этот, и что такое эти борющиеся с призраками люди?

А может быть, это вовсе и не разгром? Там, в огне и в крови, в рёве и пляске штыков в живом мясе, в громе и свисте бешеного железа, – разгром или созидание? А здесь… все то же ли «марево», как в городишке, на фронте, в моем «гробу»?

Безумный полковник говорит такие слова, каких не слыхал я давно, не слыхал ни от одного человека на фронте:

– Человечество попало в тиски – и рвется. Столкнулись светлые тени будущего и теперешние скелеты… И вот, облечение новой плотью идет кроваво… Им нужна только плоть! Я… я дам новую душу – тихим, небесным, светом…

Почему же я должен признать полковника безумным? Он ведет облечение новою плотью, рвет старую плоть, и его душа истекает болью. Разве это – не суть? И какой еще «сути» нужно?

Начинало казаться мне – и было! – совсем реальным: идет борьба нарождающейся «новой сути» и старого «марева»… Это чудесно. Прорывается новорожденная мысль, рвет и ломает устоявшиеся пути привычного…. – и отсюда хаос, хаос… Идет эта борьба, и я в центре этого вихря, этого столкновения, и болезненно выдираюсь. Теряю сознание привычной «сути»….

Но эта привычная «суть» еще давала о себе знать, еще держала. Она успокаивала, как милая пичуга на кустике, как туфли из ангорского кролика, крашеный пол и чудесная старка казначея… Ах, где вы, мои тихие дамы в перьях, телунька на бугорке, пестрые колокольцы вьюнка в утреннем тихом садике… восходы и сумерки, – никому не мешающая, ничем не пугающая, такая понятная, чистая суть человеческой, моей жизни?.. Не хочу никаких новых рождений и «продираний».

Эта привычная «суть» еще давала о себе знать, и от этого было легче. Она оставалась для меня в казначее, в Сашке, в его верном, «успокоительном» затылке, за которым все просто, «андеференто», – пряничные девчонки, «выбьем», плевать!..

Полковник сделал наганом знак: сойти!

– В дом пока незачем… Да! Истукан этот, ваш шофер… вы уверены в нем? – шепнул мне баском полковник, тревожно-враждебно косясь на Сашку. – Это очень важно для нас! Вы уверены?

– Я уже имел честь, господин полковник…