Том 7. Дневники

Настроение лучше многих минут в прошлом, несмотря на то, что вчера меня выпили (на концерте).

* * *

«Петербургская газета» — обывательская. Газета нибелунгов (бывшая «Воля народа») сегодня опять кряхтит об Учредительном собрании.

«Знамя труда» опять не несут (все загулявшие), между тем сегодня ночью левые с.-р. должны были уйти из Совета народных комиссаров, не согласившись на сепаратный мир, подписываемый большевиками.

Сегодняшнее сообщение Совета — туманно и многословно.

* * *

Люба звонит в «Бродячую собаку» («Привал комедьянтов») и предлагает исполнять там мои «Двенадцать».

* * *

Слух о больших проскрипционных списках у кадет.

* * *

Лундберг:«Скифы» соответствуют «Клеветникам России». Случаются повторения в истории.

26 (13) февраля, ночь

Я живу в квартире, а за тонкой перегородкой находится другая квартира, где живет буржуас семейством (называть его по имени, занятия и пр. — лишнее). Он обстрижен ежиком, расторопен, пробыв всю жизнь важным чиновником, под глазами — мешки, под брюшком тоже, от него пахнет чистым мужским бельем, его дочь играет на рояли, его голос — тэноришка — раздается за стеной, на лестнице, во дворе у отхожего места, где он распоряжается, и пр. Везде он.

Господи, боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли. Он такое же плотоядное двуногое, как я. Он лично мне еще не делал зла. Но я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то патологического истерического омерзения, мешает жить.

Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать; лучше я или еще хуже его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди, сатана.

1 марта (16 февраля)

Главное — не терять крыльев (присутствия духа).

Страшно хочу мирного труда; но — окрыленного, не проклятого.

Более фаталист, «чем когда-нибудь» (или — как всегда).

Красная армия? Рытье окопов? «Литература»?

Всё новые и новые планы.

Да, у меня есть сокровища, которыми я могу «поделиться» с народом.

Ночью и сегодня. Посошков (яростный реформатор из народа) — через Ап. Григорьева.

Чаадаев— пройти и через ЭТОискушение.

Польский мессианизм (мои предложения Прже дне льскому).

* * *

Революция — это: я — не один, а мы.

Реакция — одиночество, бездарность, мять глину.

4 марта (19 февраля)

Между вечером и ночью, после чаю, прогнувшись после тяжелого сна, — часа три спал.

Делается что-то. Быть готовым. Ничего, кроме музыки, не спасет.

Европа безобразничалаявно почти четыре года (грешила против духа музыки… Развивать не стоит, потому что опять злоба на «войну» отодвинет более важные соображения).

Ясно, что безобразие не может пройти даром. Ясно, что восстановить попранные суверенные права музыки можно было только изменойумершему.

9/10 России (того, что мы так называли) действительно уже не существует. Это был больной, давно гнивший; теперь он издох; но он еще не похоронен; смердит. Толстопузые мещане злобно чтут дорогую память трупа (у меня непроизвольно появляются хореи, значит, может быть, погибну).

Китай и Япония (будто бы — по немецким и английским газетам) уже при дверях. Таким образом, поругание музыки еще отмстится.

Мир с Германией подписан (вчера или сегодня). (Не знаю, что это значит и как это отразятся на «военных действиях», т. е. прекратятся они хоть временно или нет; и, кажется, здесь этого никто не знает. Да и не очень в этом дело.)

«Восставать», а «не воевать» (левые с.-р.) — трогательно. Но боюсь, что дело и не в этом тоже, потому что философия этого — помирить мораль с музыкой. Но музыка еще не помирится с моралью. Требуется длинный ряд антиморальный(чтобы «большевики изменили»), требуется действительнопохоронить отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и прочих покойников, чтобы музыка согласилась помириться с миром.

Происходит, кажется, нечто; то есть: по-видимому, произойдет (по)трясение между тем моментом, который сейчас есть (нерешительность), и будущим влитием желтой крови в белую (для уничтожения всего перечисленного). У Европы — склероз, она не гибка и будет еще истеричничать (гордиться, тыкать в нос желтым свою арийскую кровь, бояться насилия и т. д., то есть оттягивать, то есть еще и еще посягать на неминуемо долженствующую восстановиться музыку).

Кстати — «» (статья Вл. В. Гиппиуса).

Моя квартира смотрит на запад, из нее много видно.

10 марта (25 февраля)

Ежедневность, житейское, изо дня в день — подло.

Что такое искусство?

Это — вырывать, «грабить» у жизни, у житейского — чужое, ей не принадлежащее, ею «награбленное» (Ленин, конечно, не о том говорил).

Марксисты — самые умные критики, и большевики правы, опасаясь «Двенадцати». Но… «трагедия» художника остается трагедией. Кроме того:

Если быв России существовало действительное духовенство, а не только сословие нравственно тупых людей духовного звания, оно давно бы «учло» то обстоятельство, что «Христос с красногвардейцами». Едва ли можно оспорить эту истину, простую для людей, читавших Евангелье и думавших о нем. У нас, вместо того, они «отлучаются от церкви», и эта буря в стакане воды мутит и без того мутное (чудовищно мутное) сознание крупной и мелкой буржуазии и интеллигенции.

«Красная гвардия» — «вода» на мельницу христианской церкви (как и сектантство и прочее, усердно гонимое). [Как богатое еврейство было водой на мельницу самодержавия, чего ни один «монарх» вовремя не расчухал.]

В этом — ужас (если бы это поняли). В этом — слабость и красной гвардии: дети в железном веке; сиротливая деревянная церковь среди пьяной и похабной ярмарки.

Разве я «восхвалял»? (Каменева). Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути,то увидишь «Исуса Христа». Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак.

4 апреля (22 марта)

Сегодняшнее заседание репертуарной секции, на которое мне очень не хотелось идти, было довольно интересное.

Пашковский(Донат Христофорович) — злой актер. Секция должна разделиться на четыре подсекции литературную, артистическую, «хозяйственную» и государственную, которые приведут в известность все, что есть на русском языке в репертуаре: 1) чисто русском, 2) переводном; 3) выяснить, чего нет, и коллегия переводчиков этим займется. Пусть университеты и студенты приведут в известность весь репертуар (Петербург — 6 букв, Казань — 5 букв). Тут он так выругал профессоров, что присутствующие запротестовали, и Мейерхольд просил не заносить этого в протокол.