Том 8. Дживс и Вустер

Дживс кашлянул.

— Могу ли я высказать предположение, милорд?

— Конечно, Дживс. Высказывайте несколько.

— Мне сейчас только пришло в голову, милорд, что тот мошенник на скачках, к которому капитан Биггар питает вполне заслуженную вражду, мог подменить номер на своем автомобиле поддельным…

— Точно, Дживс! Вы попали в яблочко!

— …и по редкому совпадению, как раз намалевал на щитке номер машины вашего сиятельства.

— Конечно! И сразу все стало ясно. Удивительно, как нам это раньше в голову не пришло? Теперь все объясняется, вы согласны, капитан?

Капитан Биггар сидел и молчал. Судя по сведенным бровям, он обдумывал новый оборот дела.

— Но это же очевидно! — ликовал Билл. — Дживс, ваш выпирающий сзади мозг, подпитываемый рыбной диетой, разрешил загадку, которая, если бы не вы, осталась бы в истории нераскрытой тайной, о каких пишут в книгах. Будь у меня на голове шляпа, я бы сейчас ее снял перед вами.

— Я счастлив, что заслужил одобрение, милорд.

— Вы всегда заслуживаете одобрение, Дживс, неизменно. За это вас все так уважают.

Капитан Биггар кивнул.

— Д-да, пожалуй, что это возможно. Другого объяснения просто нет.

— Слава Богу, что все, наконец, разъяснилось, — повеселел Билл. — Еще портвейну, капитан?

— Нет, благодарю.

— Тогда, может быть, присоединимся к дамам? А то они наверно недоумевают, что такое у нас тут приключилось? И говорят себе: «А он все не идет!», как эта самая, как ее, Дживс?

— Как бедная Марианна, милорд.

И вечером, когда выпадала,И утром, когда высыхала роса,Лила Марианна горькие слезы,Не в силах взглянуть в небеса. [21]

21

…взглянуть в небеса — Дживс приводит четверостишие из стихотворения Э. Теннисона «Марианна» (1830).

— Ну, настолько уж убиваться из-за нашего отсутствия они вряд ли станут. Но все-таки, я думаю, пора… Идемте, капитан?

— Я хотел бы сначала позвонить по телефону.

— Позвонить можно из гостиной.

— Это личный разговор.

— Уговорили. Дживс, отведите капитана Биггара в вашу буфетную и посадите к аппарату.

— Очень хорошо, милорд.

Оставшись в одиночестве, Билл задержался на несколько мгновений, раздираемый противоречивыми желаниями: и поскорее очутиться в дамском обществе, и опрокинуть еще стакан портвейна за здравие Честного Паркинса, благополучно обогнувшего опасный угол.

Единственное, что омрачало его довольство, была мысль о Джил. Билл был не вполне уверен, в каких отношениях он сейчас с путеводной звездой своей жизни. За ужином миссис Спотсворт, сидевшая от него по правую руку, своим панибратством превзошла его самые мрачные опасения. И кажется, в глазах Джил блеснул тот холодный, задумчивый огонек, который влюбленному меньше всего хочется видеть в глазах суженой.

По счастью, в процессе ужина панибратство миссис Спотсворт постепенно сошло на нет, поскольку разговорился капитан Биггар. Миссис Спотсворт перестала поминать веселые каннские денечки, а вместо этого с упоением внимала рассказам Белого Охотника:

О сказочных пещерах и пустынях…О каннибалах, то есть дикарях,Друг друга поедающих, о людях,Которых плечи выше головы. [22]

К его речам она, не дыша, склонила слух, полностью исключив из застольной беседы каннские мотивы, так что, возможно, еще не все так плохо.

Меж тем в столовую вернулся Дживс, и Билл принялся вновь возносить ему хвалы за выигранное сражение..

— Замечательная мысль вас осенила, Дживс. Просто спасительная.

22

…плечи выше головы. — Цитата из монолога Отелло — акт 5, сц. 2.

— Благодарю вас, милорд.

— Она разрешила все трудности. Успокоила его подозрения, так ведь?

— Можно предполагать, что так, милорд.

— А знаете, Дживс, даже в наши неспокойные послевоенные времена, при том, что куда ни посмотришь, повсюду выделывает кульбиты социальная революция и цивилизация, так сказать, угодила в плавильный котел, все же неплохо, когда твое имя значится в книге пэров, да еще крупными буквами.

— Бесспорно, милорд. Это придает джентльмену некий статус.

— Вот именно. В обществе, не требуя доказательств, тебя считают порядочным человеком. Возьмите, например, графа. Он живет себе, поживает, люди говорят: «Он — граф» и довольствуются этим. И никому даже в голову не приходит, что, может быть, в свободную минуту он лепит на глаз черную нашлепку, наклеивает усы и в клетчатом пиджаке и при галстуке с подковами кричит из дощатой будки: «Один к шести на всех, кроме одной!»

— Совершенно справедливо, милорд.

— И это хорошо.

— Весьма, милорд.

— Могу вам признаться, что на протяжении сегодняшнего дня были минуты, когда мне казалось, что ничего не остается, как сказать себе: «Что ж поделаешь!» и поднять лапки кверху. Но сейчас еще немного, и я запою, как херувимы и серафимы. Ведь эти, которые поют, они херувимы и серафимы?

— Да, милорд. Главным образом, «Осанну».

— Я словно заново родился. Прошло неприятное ощущение, будто проглотил пинту бабочек, которое у меня возникло, когда под барабанную дробь в языках пламени выскочил из подпола этот чертов Белый Охотник.

— Рад это слышать, милорд.

— Я знал, что вас это обрадует, Дживс. Само собой. Сочувствие и Понимание — ваши средние имена. Ну а теперь, — сказал Билл, — присоединимся к обществу дам и избавим их от мук ожидания.

Глава IX

Но в гостиной оказалось, что число дам, к чьему обществу можно было присоединиться, сократилось до одной, осталась только, считая слева направо, — Джил. Она сидела на диване, держа в ладонях пустую кофейную чашку и устремив перед собой, как принято выражаться, невидящий взор. У нее был вид девицы, которая о чем-то глубоко задумалась, которой недавние события дали обильную пищу для размышлений.

— Привет, дорогая, — радостно воскликнул Билл, точно потерпевший кораблекрушение моряк, завидевший на горизонте парус. После того страшного испытания, которое он перенес в столовой, когда ушли дамы, любое лицо, если это не лицо капитана Биггара, показалось бы ему прекрасным, а лицо Джил — тем более.

Джил подняла на него глаза.

— Ну, привет, — отозвалась она.

Биллу показалось, что она встретила его довольно сдержанно, но это не убавило его жизнерадостности.

— А где все?