Том 8. Дживс и Вустер
Шрифт:
Я был ошеломлен. Когда я вспомнил, что чуть было не предложил руку и сердце девушке, которая способна надуть человека, питающего к ней сильное и благородное чувство, то задрожал всем телом.
— Вам холодно, сэр?
— Нет, Дживс. Просто дрожь пробрала.
— То, что произошло, если я могу взять на себя смелость высказать свое мнение, сэр, подтверждает точку зрения, которую я изложил вчера и которая состоит в том, что хотя мисс Уикем очаровательная юная леди…
Я поднял руку.
— Ни слова, Дживс, — сказал я. — Любовь умерла.
— Понимаю,
Я сидел в грустном раздумье.
— Значит, утром вы видели сэра Родерика?
— Да, сэр.
— Ну и как он?
— Немного взвинчен, сэр.
— Взвинчен?
— Да, сэр. Возбужден. Он выразил настоятельное пожелание увидеться с вами, сэр.
— Что вы мне посоветуете?
— Если вы выйдете через черный ход сразу, как только оденетесь, сэр, вам не составит труда пересечь поле, так чтобы вас никто не видел, и дойти до деревни, где вы сможете нанять автомобиль и доехать до Лондона. Позже я мог бы привезти вещи в вашем автомобиле.
— Дживс, но разве в Лондоне я буду в безопасности? Там сейчас тетя Агата.
— Да, сэр.
— Так что же?
Он посмотрел на меня своим непостижимым взглядом.
— Я думаю, самое лучшее, сэр, ненадолго покинуть Англию, где зимой погода не слишком нас радует. Я бы не взял на себя смелость давать вам советы, сэр, но ввиду того, что вы уже имеете заказанные заранее на послезавтра места в «Голубом экспрессе», следующем в Монте-Карло…
— Но вы же аннулировали заказ?
— Нет, сэр.
— Я думал, вы аннулировали.
— Нет, сэр.
— Я же вас об этом просил.
— Да, сэр. Нерадивость с моей стороны, но я забыл об этом поручении.
— Вот как?
— Да, сэр.
— Ладно, Дживс. Едем в Монте-Карло.
— Очень хорошо, сэр.
— Как удачно, что вы забыли аннулировать заказ.
— В самом деле, сэр, очень удачно. Если вы немного подождете, сэр, я схожу в вашу комнату и доставлю вам костюм.
4
ДЖИВС И ПЕСНЯ ПЕСНЕЙ
Стояло утро еще одного жаркого и ветреного дня. Следуя своей неизменной привычке, я распевал в ванной комнате «Эй, сынок!», когда за дверью послышались шаги и голос Дживса произнес:
— Прошу прощения, сэр.
Я как раз дошел до того места, где поется об одиноких ангелах и где требуется крайняя степень сосредоточенности, чтобы выдать эффектный финал, но тем не менее я прервал процесс и вежливо отозвался:
— Да, Дживс? Что такое?
— Мистер Глоссоп, сэр.
— Что с ним?
— Он в гостиной, сэр.
— Таппи Глоссоп?
— Да, сэр.
— В гостиной?
— Да, сэр.
— Хочет со мной поговорить?
— Да, сэр.
— Хм!
— Сэр?
— Я сказал «Хм!»
Сейчас объясню, почему я сказал «Хм!» Видите ли, в появлении Таппи я усмотрел нечто странное. Ведь он должен знать, что в этот час я принимаю ванну и, следовательно, занимаю выгодную стратегическую позицию — могу, например, запустить в него мокрой губкой. Поэтому я был здорово удивлен его приходом.
Я проворно выскочил
из ванной и, промокнув торс и конечности парой полотенец, прошествовал в гостиную. Таппи сидел у пианино и одним пальцем наигрывал «Эй, сынок».— Привет! — бросил я не без надменности.
— А-а, Берти, привет! — отвечал Таппи. — Послушай, Берти, я пришел по важному делу.
Мне показалось, что приятель держится скованно. Подойдя к камину, он неловким движением опрокинул на пол вазу, и она разлетелась на мелкие осколки.
— Берти, дело в том, что я обручился.
— Обручился?
— Обручился, — смущенно подтвердил Таппи, смахивая фотографию в рамке на каминную решетку. — Почти обручился.
— Почти?
— Да. Берти, она тебе понравится. Ее зовут Кора Беллинджер. Она обучается классическому вокалу. У нее изумительный голос, черные блестящие глаза и возвышенная душа.
— В каком смысле «почти»?
— Понимаешь, в чем дело. Прежде чем заказывать приданое, она хочет кое-что выяснить. Видишь ли, из-за того, что у нее возвышенная душа, она смотрит на жизнь очень серьезно. Чего она совершенно не выносит, так это грубый юмор, всякие шуточки, розыгрыши и все такое прочее. Говорит, если она узнает, что я на них способен, то между нами все кончено. И, к несчастью, она от кого-то слышала про эту шутку в «Трутнях»… Думаю, ты давно о ней забыл, правда, Берти?
— И не мечтай!
— Да-да, конечно. Я хочу сказать, ты же первый смеешься от души, когда вспоминаешь про бассейн в «Трутнях». Я тебя прошу, старик, при первой же возможности отведи Кору в сторонку и заверь ее, что в этой истории нет ни слова правды. Берти, мое счастье в твоих руках, надеюсь, ты меня понимаешь.
Разумеется, если он ставит вопрос таким образом, что мне остается? У нас, Вустеров, свой кодекс чести.
— Ладно уж, — сказал я, впрочем, без особого восторга.
— Берти, ты молодчага!
— Когда я познакомлюсь с этой занудой?
— Пожалуйста, Берти, не называй ее «занудой». Я уже все предусмотрел. Я сегодня приведу ее к тебе на обед.
— Как?!
— К половине второго. Чудно. Славно. Отлично. Благодарю. Я всегда знал, что могу на тебя положиться.
Он умотал, а я обратился к Дживсу, который возник передо мною с завтраком на подносе.
— Дживс, обед на троих, — сказал я.
— Очень хорошо, сэр.
— Знаете, Дживс, это уж слишком. Помните, какую свинью подложил мне мистер Глоссоп тогда, в бассейне «Трутней»?
— Да, сэр.
— С тех пор я мечтаю отомстить. А теперь, вместо того чтобы стереть его в порошок, я должен кормить его с невестой изысканным обедом, всячески обхаживать, словом, быть добрым ангелом.
— Такова жизнь, сэр.
— Вот именно, Дживс. Что у нас на завтрак? — спросил я, оглядывая поднос.
— Копченая селедка, сэр.
— Не удивлюсь, — сказал я, все еще пребывая в задумчивости, — если узнаю, что жизнь селедок полна волнений и тревог!
— Вполне возможно, сэр,
— Это помимо того, что ее коптят.