Том 8. Пьесы 1877-1881

Коблов. Конечно, опасная, если вы будете вольнодумствовать.

Стыров. Как «вольнодумствовать»… Что это значит?

Коблов. То есть пренебрегать правами мужа. Как, по вашему мнению, должен поступить муж в случае неверности жены?

Стыров. Ведь это, глядя по характеру… Я не знаю… может быть, я только заплакал бы; а может быть, и убил бы жену.

Коблов. Ну, вот видите ли! Значит, для вас прямой расчет не допускать неверности.

Стыров. Без сомнения; но как это сделать?

Коблов. Надо стараться устранить всякие поводы к соблазну, надо принять меры.

Стыров. Да какие меры? В том-то и дело.

Коблов. Во-первых, надо отнять совершенно свободу у жены, ограничить круг ее знакомства людьми, хорошо известными вам.

Стыров. Да тут знакомство и так невелико; выбирать-то не из кого… Известные лица… А кто здесь нам хорошо-то известен?

Коблов. Да вот, например, все служащие у нас.

Стыров. Без исключения? И Мулин?

Коблов. И Мулин. Он нам предан, вся будущность его в наших руках, кроме того, он очень неравнодушен к деньгам и постоянно ухаживает за богатыми невестами. А не женился он до сих пор только потому, что все ждет, не появится ли еще побогаче.

Стыров. Итак, во-первых, знакомство; а во-вторых?

Коблов. А во-вторых, надо учредить негласный надзор над женой.

Стыров. То есть шпионство. На кого ж возложить эту обязаность?

Коблов. Прежде всего на прислугу.

Стыров. Что вы говорите! Да ведь это гадко.

Коблов. Вы бывали больны? Ну, конечно, бывали и принимали не одни только сладкие лекарства. Когда дело идет о здоровье, так вкуса в лекарствах не разбирают.

Стыров. Как хотите, а к такому средству можно прибегать разве уж в последней крайности.

Коблов. В крайности уж будет поздно. Тем-то это средство и хорошо, что предупреждает крайности. Всякое увлечение вначале очень невинно; тут-то его и накрывать. У женщины, Евдоким Егорыч, два главные двигателя всех их поступков: каприз и хитрость. Против каприза нужна строгость, против хитрости — абсолютное недоверие и постоянный надзор.

Стыров. Но как же со всем этим вы согласите любовь к жене?

Коблов. Как? Очень просто. Ведь любим же мы своих маленьких детей, однако за капризы их наказываем и без нянек не оставляем.

Стыров. Но справедливо ли смотреть на женщин как на маленьких детей?

Коблов. Да мы, кажется, не о справедливости разговор начали, а о спокойствии для мужей.

Стыров. Хорошо. Благодарю вас! Я подумаю… и приму в соображение ваши слова. (Садится к шахматному столику.)Не сыграем ли в шахматы? Мне прислали недавно резные, превосходной работы. (Вынимает из кармана ключик и отпирает ящик стола.)Я их запираю от любопытных. Растеряют либо переломают.

Входит Марфа с телеграммой.

Явление третье

Стыров, Коблов и Марфа.

Марфа. Телеграмму подали из конторы. (Подает телеграмму Стырову.)

Стыров (прочитав телеграмму).Наш пароход с баржами остановился; значительное повреждение. (Встает. Ключ остается в замке ящика. Передает телеграмму Коблову.)Надо ехать самому. (Взглянув на часы, Марфе.)Скажи Евлалии Андревне, что я уезжаю на пароходе на несколько дней… Я поеду на пароходе через полчаса… Распорядись, чтобы мне приготовили и собрали все, что нужно, да вели закладывать лошадей.

Марфа. Слушаю-с. Мирон Липатыч тут дожидается.

Стыров. Какой «Липатыч»?

Марфа. Ваш бывший камардин.

Стыров. Что ему нужно?

Марфа. Должно быть, без места, так наведаться пришел.

Стыров. Хорошо; пошли его сюда.

Марфа уходит.

Коблов. Надо как можно скорее исправить повреждение, время не ждет, а главное, надо разобрать, кто виноват.

Стыров. Я за тем сам и еду. А вы потрудитесь с вечерним пароходом нам механика прислать.

Входит Мирон.

Явление четвертое

Стыров, Коблов и Мирон.

Стыров. Здравствуй, Мирон! Что ты?

Мирон. Слышал, что у вас человека нет, так желаю послужить вам, Евдоким Егорыч, по-старому, как прежде я вам… верой и правдой…

Стыров. По-старому? И пить будешь по-старому?

Мирон. Нет, зачем же, помилуйте! Это даже совсем лишнее.

Коблов. Не ехать ли мне с вами?

Стыров. Нет, вы, Никита Абрамыч, горячи очень; тут надо быть хладнокровнее. (Мирону.)Ну, так как же?

Мирон. Зачем пить? Пить не надо, Евдоким Егорыч. Ну его! Я и врагу не желаю.

Коблов. Вы мне телеграфируйте, что такое там у них.

Стыров. Непременно.

Мирон. Как же вы хотите, чтобы я пил?

Стыров. Да я вовсе не хочу. С чего ты взял?

Коблов. Дней пять пробудете, с проездом?

Стыров. Да, я думаю, не более.

Мирон. Нет, уж вы этого теперь от меня не дождетесь, потому я от себя надеюсь…

Стыров. Вот и прекрасно.

Мирон. Кабы в том что хорошее было, ну, тогда бы, пожалуй, отчего ж не выпить; а то ведь это только наша глупость одна и даже со вредом… Так к чему же это? Кому нужно? Кто себе враг? Да, кажется, наставь мне в рот воронку да насильно лей, так и то я… нет, не согласен; увольте, скажу…