Том 8. Прощеное воскресенье

– Хорошо быть русским, – сказала мать, – чужие не убьют, так свои достанут.

За стеной в кочегарке тяжело хлопнули входные двери, раздались голоса: пришла ночная смена. Хотя время было летнее, но для горячей воды в доме подтапливали понемножку. Среди голосов особенно выделялся писклявый фальцет.

– Старичок дядя Вася, кажется? – с улыбкой кивнув в сторону кочегарки, спросила Александра.

– Он.

– Это он иногда тебе говорит: «Эх, хороша советская власть, да очень долго тянется»?

– Да. Он всегда шумный, всегда «под мухой»… А я ведь, дочь, еще перед тобой виновата… – Анна Карповна прошла в темный угол комнаты, покопалась там у подобия буфета, принесла и показала Александре на ладони какой-то крохотный кусочек картона. Александра не сразу разобрала, что это. – Портрет твоего отца, – поднеся к свету раскрытую ладонь, сказала Анна Карповна. – Еще когда ты на войну уходила, хотела показать, но тоже загадала: пусть вернется, тогда и посмотрит.

На овальном клочке картона был изображен немолодой мужчина с короткой стрижкой и пышными усами, с выпуклым Сашиным лбом, с небольшими, но выразительными глазами, которые смотрели спокойно и уверенно. Дальше шла только шея, а плечи были срезаны.

– Ма, а почему плечи срезаны?

– Там адмиральские погоны, на всякий случай я срезала.

Рассмотрев у себя в руках фотографию, Александра прикоснулась к ней губами и вернула на мамину ладонь.

– Ты вот что, дочка, когда я умру, положи мне эту фотографию в левую руку и сожми пальцы. Вот так. – Мать показала, как надо сжать пальцы.

– Ну что ты говоришь?!

– Ничего особенного. Просто такая моя будет воля. Обещаешь?

– Ма, что ты?

– Обещай!

– Обещаю, – прошептала Александра.

Как выяснилось потом, за всю жизнь у Анны Карповны только и было, что три просьбы, к которым она потребовала клятвенные подтверждения от дочери: первая – не пить спиртное на фронте; вторая – окончить медицинский институт; третья – положить ей в руку портрет мужа, чтобы с тем и похоронить ее. Всего три просьбы за целую жизнь – не так уж и много по всем временам.

XVI

В сентябре 1947 года Александру зачислили на третий курс медицинского института, и дни полетели один за другим, забитые делами едва ли не по минутам. Студенческий поток, в который она попала, в основном состоял из бывших фронтовиков или, во всяком случае, парней и девушек, близких к Александре по возрасту. Они ведь поступали в институт в августе 1945 года. Ребят со школьной скамьи, или, как их называли, «малолеток», на третьем курсе были считанные единицы, зато на втором и первом полным-полно. Так что Александра не чувствовала себя ни белой вороной, ни перестарком, что было для нее важно. Поэтому и учеба сразу пошла хорошо, даже отлично, что и позволило Папикову немедленно выхлопотать «для лучшей медицинской сестры Советского Союза» именную стипендию. Александр Суренович был из тех людей, кто, взяв однажды на вооружение какое-то клише, в дальнейшем пользуется им неизменно. Вот так как-то он назвал Александру «лучшей медицицинской сестрой Советского Союза» и с тех пор во всех официальных представлениях именовал ее только так и не иначе.

К новому, 1948 году пришел в себя после кончины матери Марк и снова стал досаждать Александре своими ухаживаниями, правда, довольно робкими, но все равно очень тягостными для нее.

А в феврале нежданно-негаданно объявился маленький генерал. Как выяснилось, он разыскал Александру через заместителя главврача той больницы, где когда-то работали вместе Александра, ее мама, Карен и Надя, занявшая теперь столь высокую должность. Маленький генерал упрямо посылал цветы, билеты в кино, в театр, в цирк и даже в Большой театр. От этого натиска Александра подрастерялась, что вообще было на нее не похоже. А перед приглашением в Большой театр просто спасовала и приняла его. В течение вечера выяснилось, что маленький генерал обладает явным чувством юмора, а классическую музыку знает гораздо лучше, чем Александра. Но все это, увы, на Александру не подействовало, и у нее не возникло даже намека на живое чувство к упорному ухажеру. То же самое было и с Марком.

– И чего ты носом крутишь? – как-то сказала Надя. – И Марк, и генерал – женихи высший сорт, экстра! Видела, на шоколаде бывает написано «экстра»? Вот так и твои женихи.

– Бери их себе, – равнодушно отвечала Александра, – а я привыкла одна, и мне никто не нужен, кроме того, которого нет и быть не может.

Поговорили об этом и с мамой.

– Они тебе противны? – спросила Анна Карповна.

– Нет. Пожалуй, нет, – удивилась Александра. – Ма, ты имеешь в виду: стерпится, слюбится?

– Что-то вроде этого, – внимательно посмотрев на дочь, сказала Анна Карповна. – Хоть через год, а дитя родить надо, притом в семье. Тут есть над чем подумать.

– От нелюбимого мужа?

– Как тебе сказать, Саша? Большинство рождается от нелюбимых или с той, или с другой стороны. Это мне повезло, а не у всех так, далеко не у всех.

– И что, выходить за «своего» Марка или за «чужого» генерала?

– Не знаю, но время подпирает, решать все равно надо…

– Ничего, ма, я все-таки подожду, – упрямо сказала Александра.

– Пока я в силах, мне бы хотелось поднять ребенка. Кто тебе поможет?..

– Ой, мам, я не успела тебе рассказать. Наташа Папикова пыталась дать мне деньги, когда я была на их новоселье. Ты, говорит, невеста, купишь себе одежку, обувку, пятое-десятое. Это их с Александром Суреновичем была общая просьба. Я отказалась. У меня и так стипендия Бурденко [16] в институте, да еще за каждую операцию платят прилично. Я ведь не полная дура, знаю, чьих рук это дело…

16

Николай Николаевич Бурденко (1876–1946) – великий русский хирург и организатор здравоохранения. В годы Великой Отечественной войны – главный хирург Советской армии. До войны возглавлял факультетскую хирургическую клинику 1-го Московского медицинского института.

– Есть гордость, а есть гордыня – не лучшее качество, – сказала мать. – Я и сама грешу гордыней, это у тебя наследственное. А надо бы, наверное, отставить ее в угол. Ты ведь с этими людьми прошла и огонь, и воду, и медные трубы?

– Да, прошла.

– Значит, их помощь принять можно, хотя это дело твое. Я бы из-за своей спеси не приняла.

– Ну вот, мама, и мне тяжело. А что касается женихов, то тут Надя права: справные, – с усмешкой употребила она деревенское словцо, – справные, мамочка, женихи, да бог с ними. Надо хоть четвертый курс закончить, выйти на прямую…

– Глупости мы с тобой говорим, – вздохнула Анна Карповна. – Человек предполагает, а Бог располагает. Думаю, ты в один день замуж выскочишь, как в омут головой… Дай бог, чтоб удачно!

В конце июля 1948 года приехала из поселка Ксения поступать на биологический факультет Московского университета. Александра настаивала, чтоб, пока экзамены, она пожила у них с мамой в «дворницкой», но Ксения категорически отказалась и смогла устроиться в общежитии. Ее поселили в комнате на двадцать человек.

Как-то августовским вечером поскребся к ним в дверь старичок дядя Вася, только что заступивший на ночную смену в кочегарку.

– Нюра, там вашу дочку спрашивают, – сказал он через дверь.

Хотя уже стемнело, время было еще не позднее. Анна Карповна и Александра только собирались укладываться.

Анна Карповна открыла дверь.

На пороге «дворницкой» предстал военный в белом мундире. «Довольно рослый, а Саша дразнит его “маленьким”», – подумала Анна Карповна, уверенная в том, что это и есть надоедливый Сашин ухажер.