Том 9. Анна Каренина

Авсеенко утверждал, что «Анна Каренина» — это, прежде всего, великосветский роман, а сам Толстой — художник, принадлежащий к школе «чистого искусства». Социальный смысл романа был сведен к воспеванию «наследственности культуры, чего вообще недостает нашему обществу». Автора несколько смущали крестьянские сцены в романе и мужицкие пристрастия Левина, зато он был в восторге от сцены бала и множества великосветских лиц, хотя и освещенных, по его мнению, слишком «объективно».

Статьи Авсеенко удивляли Достоевского. «Авсеенко, — пишет Достоевский в «Дневнике писателя», отвечая на его критику, — изображает собою как писатель деятеля, потерявшегося на обожании высшего света. Короче, он пал ниц и обожает перчатки, карету, духи, помаду, шелковые платья (особенно тот момент, когда дама садится в кресло, а платье зашумит около ее ног и стана) и, наконец, лакеев, встречающих барыню, когда она возвращается из итальянской оперы» [171] .

171

Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч., т. 10. СПб., 1895. с 133.

Называя «Анну Каренину» «великосветским романом», критик «Русского вестника» как бы бросал вызов демократической журналистике. И этот вызов не остался без ответа. «Русский вестник» — монархический и великосветский журнал — превозносил новое сочинение Толстого. Этого было достаточно, чтобы вызвать бурю негодования в радикальной прессе.

За перо взялся П. Н. Ткачев, критик и публицист демократического журнала «Дело», одного из самых распространенных изданий 70-х годов. Если статьи Авсеенко (а он написал серию статей о романе в «Русском вестнике» и в газете «Русский мир») можно назвать дифирамбом великосветскому роману, то статьи Ткачева (он выступал под псевдонимом «П. Никитин») следовало бы назвать памфлетами на Толстого и его истолкователя.

Кажется, однако, что Ткачев слишком доверял истолкователю и судил о романе главным образом по тому, что о нем писалось в «Русском вестнике». Важнейшая статья Ткачева называлась «Салонное художество» [172] . Название весьма характерное, заключающее в себе прямую оценку романа и определяющее отношение критика к нему.

Ткачев, по существу, повторил весьма шаткие утверждения Авсеенко. Только переменился «знак»: то, что было сказало с умилением, повторялось с отвращением; а в том, что это роман из великосветской жизни, написанный по законам «чистого искусства», оба критика были совершенно согласны.

172

«Дело», 1878, № 2, 4.

Толстой статьи такого рода считал обобщением всех превратных мнений о своем романе. «И если близорукие критики думают, — говорил он, — что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Анны Карениной, то они ошибаются» (т. 62, с. 268–269).

Куда более сложным было отношение к роману в «Отечественных записках». Толстой вдруг, казалось бы, утратил доверие самых проницательных критиков своего времени. Даже Некрасов, предлагавший Толстому печатать «Анну Каренину» в «Отечественных записках», после того как роман появился в «Русском вестнике», как будто бы совершенно охладел к Толстому.

Не обманулся «великосветской» тематикой романа лишь Н. К. Михайловский. В своих обозрениях, печатавшихся в «Отечественных записках» под названием «Записки профана», он отмечал явное и коренное отличие романа Толстого от общего направления журнала «Русский вестник» и в особенности от статей Авсеенко.

Салтыков-Щедрин, игравший руководящую роль в «Отечественных записках» 70-х годов, резко отзывался о романе. Он ясно видел, что роман Толстого эксплуатируется в корыстных целях реакцией. И у него поднималось чувство гнева и против «консервативной партии», и против «аристократического» и «антинигилистического», по определению «Русского вестника», романа [173] .

173

M. E. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. в 20-ти томах, т. 18, кн. 2. М., 1975, с. 180–181.

Впоследствии, когда роман был опубликован целиком, Салтыков-Щедрин не повторял этих резких слов осуждения, сказанных в пылу ожесточенной журнальной полемики. Нельзя думать, что он не «понял» или не оценил искусства Толстого и огромного социального смысла «Анны Карениной».

Наконец в 1877 году в «Отечественных записках» появилась итоговая статья, в которой все содержание романа было приведено к абсурду [174] .

Между тем Катков не знал, как ему отделаться и от романа, и от его автора. В 1877 году он анонимно напечатал в «Русском вестнике» (№ 7) статью «Что случилось по смерти Анны Карениной».

174

«Отечественные записки», 1877, № 8, с. 267–268.

Это был отбой по всем пунктам, отречение от романа. «Идея целого не выработалась… Текла плавно широкая река, но в море не впала, а потерялась в песках. Лучше было заранее сойти на берег, чем выплыть на отмель». — Таким был приговор «Русского вестника».

Судьба «Анны Карениной» складывалась драматически. «Великосветский роман», «салонное художество» — это были, в сущности, формулы осуждения. На стороне Толстого оставались лишь читатели, которые открывали в его романе нечто большее, чем то, что видели критики. Исходя из определений Авсеенко и Ткачева, нельзя было объяснить читательский успех романа.

Во всеуслышание сказал об «Анне Карениной» как о великом художественном произведении только Достоевский. Он посвятил роману статью под названием «Анна Каренина, как факт особого значения».

Для Достоевского «Анна Каренина» была, прежде всего, не великосветским, а именно современным романом. В Толстом он видел художника, принадлежащего к великой «плеяде Пушкина», что свидетельствовало не о склонности к «чистому искусству», а о непреходящей силе художественной правды и простоты.

«Анна Каренина» поразила современников не только «вседневностыо содержания», но и «огромной психологической разработкой души человеческой», «страшной глубиной и силой», «небывалым, — как говорил Достоевский, — доселе у нас реализмом художественного изображения».

У Достоевского было свое отношение к тем проблемам, которые затрагивал Толстой. Он говорил об «извечной виновности человека», осуждал «лекарей социалистов», стремился «неоспоримо разрешить вопрос».

По этим высказываниям скорее можно судить о Достоевском и его мировоззрении, чем о Толстом, столь велика была между ними разница. Любопытно, что Толстой «пропустил» статью Достоевского и никогда о ней не говорил, даже как будто и не читал ее.

Но Достоевский первый указал на великое художественное значение романа Толстого. «Анна Каренина» есть совершенство как художественное произведение, — писал Достоевский, — …и такое, с которым ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться» [175] . История русской и мировой литературы подтвердила правоту этих слов великого писателя.

175

Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч., т. 11. СПб., 1895, с. 247.

Роман Толстого «Анна Каренина» переведен на многие языки мира. Из книг и статей, посвященных этому произведению, можно составить целую библиотеку. «Я без колебаний назвал «Анну Каренину» величайшим социальным романом во всей мировой литературе», — пишет современный немецкий писатель Томас Манн [176] .

В романе Толстого «отрицание жизни», «уход от действительности» сменяется уважением к жизни и ее настоящим делам и заботам, к жизни человека и требованиям его души. Поэтому роман, несмотря на трагический сюжет, производит жизнеутверждающее впечатление.

176

Т. Манн. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 10. М., 1960, с. 264.

Как-то Толстой заметил: «Ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться, и полюблять жизнь, я бы посвятил ему всю жизнь и все свои силы» (т. 61, с. 100).

Эти слова были сказаны более ста лет назад. И далекие потомки Толстого вновь и вновь склоняются над его книгами и учатся по ним понимать и любить жизнь. Толстой и в наши дни остается великим художником, который, по словам Леонида Леонова, «повелением пера внушает читателю любое из спектра человеческих чувств — всегда с оттенком наивного, как при чуде, удивления, — оно неслышно преобразует человеческую душу, делая ее стойче, отзывчивее, непримиримей к злу» [177] .

177

Леонид Леонов. Слово о Толстом. М., 1901, с. 35.