Том 9. Три страны света

— Доложите господам, что башмачник пришел.

— Есть у нас время! подождешь! — крикнула горничная, допивая чашку кофе.

— Мне нужно домой итти, — возразил башмачник.

— Да ступай куда хочешь! кто тебя держит! — подхватил раздраженный, засаленный лакей, которому выпал жребий итти в лавочку. (Ничто в кухне не делалось иначе, как по жребию: каждый отговаривался: «не мое дело!»)

Башмачник покорился своей участи. Переминаясь с ноги на ногу, он слушал, как люди бранили своих господ.

— Матрена, а Матрена! — крикнула кухарка, очищая блюдо пальцем, который потом облизывала.

— Что тебе?

— Поди доложи барыне…

И кухарка указала тем же пальцем на башмачника.

— Вот тебе на! поди-ка сама доложи! — провизжала горничная.

— Виданное ли дело: кухарке лезть в комнаты! да и барыня обругает.

— Да тебя давно не бранили, так поди попробуй; я сегодня уж свое получила!

— А зачем не разгладила? сама виновата! — заметила судомойка, выжимавшая что-то у корыта.

— Эй, ворона! ты что раскаркалась? — с презрением возразила обиженная горничная.

Вошла кормилица с грудным ребенком.

— Что же уксусу? — сказала она. — Барыня спрашивает.

— Нету еще, — отвечала горничная.

— Сердится… слышите, сердится! — заметила кормилица и, взяв со сковороды жареную картофелину, сунула ее ребенку в рот. — Поди скажи, что сейчас принесут, — сказала кухарка.

— Не родить же нам! — прибавила горничная. Башмачник попросил кормилицу доложить о нем барыне.

— Сейчас. А вы скоро принесете башмачки моему Алеше?

— На будущей неделе, — отвечал башмачник. Кормилица ушла.

— Матрена, а Матрена, — заметила кухарка, — поди-ка, я думаю, мамка-то насплетничает на тебя барыне?

— Велика важность! — отвечала горничная и с гневом опрокинула допитую чашку.

Кормилица вернулась и повелительно сказала башмачнику:

— Велено после притти!

Бледное лицо башмачника на минуту все вспыхнуло и потом стало еще бледнее.

— Я уж долго ждал, — заметил он взволнованным голосом.

— Барыня велела притти после! — возразила кормилица грубо.

— Когда же? — робко спросил башмачник.

— После!!! — закричали в один голос все бывшие в кухне.

Башмачник опрометью кинулся вон. В глазах его было темно; в ушах звенело роковое «после», и сердце громко билось. Он шел скоро и через полчаса остановился у красивого одноэтажного домика. Увидав, что ставни его заперты, башмачник испугался и оторопел. Будто не веря своим глазам, он ходил мимо домика, всматривался, читал надпись и, наконец, постучался в калитку. Спустя не меньше десяти минут выглянул дворник и грубо крикнул:

— Кого надо?

— Господа здесь еще?

— Слеп, что ли? с неделю, как уехали!

— Как можно! — с испугом возразил башмачник. — Они велели зайти через месяц, а я вот раньше пришел.

— Мало ли что велели! много вас перетаскалось!.. Говорят тебе, с неделю, как уехали.

Так прикрикнул дворник на бедного башмачника! Карл Иваныч повесил голову и стоял в нерешимости.

— Ну, жди, коли охота есть! месяцев через шесть воротятся! — сказал дворник и, бросив на него презрительный взгляд, захлопнул калитку.

Стук калитки образумил башмачника; он осмотрелся и скорым шагом пошел прочь.

Через час Карл Иваныч взбежал по темной и узкой лестнице в самый верх огромного пятиэтажного дома и, тихо отворив единственную дверь чердака, вошел в прихожую с стеклянной перегородкой, за которой находилась кухня. Навстречу ему вышла седая старушка и с ласковым поклоном указала на дверь во внутренние комнаты. Башмачник вошел в небольшую, чистую комнату, убранную очень бедно; в ней было человек пять детей: кто пел, кто бегал, а самый маленький ползал по полу, на котором сидела девочка лет девяти и штопала детские чулки, поминутно поглядывая на своего брата, тянувшегося за игрушкой.

Увидав Карла Ивановича, дети кинулись к нему с радостным криком: «Башмаки новые принесли!..» В одну минуту Карл Иваныч наделил их — кого сапожками, кого башмаками, и дети любовались обновками. Вошла пожилая женщина, бледная и печальная; дети тотчас обступили ее, крича: «Мама! Посмотри, новые башмаки!»

— Хорошо; не кричите!.. Здравствуйте, Карл Иваныч! вы детям принесли башмаки?

— Да-с; извольте хорошенько примерить, впору ли?

Дети расхаживали по комнате, любуясь своими ножками:

— Всем впору, — сказала их мать и замялась.

Башмачник тоже медлил завязывать свой узел.

— Я… я вас хочу просить… подождать деньги, — нерешительно сказала печальная женщина.

Башмачник побледнел.

— Нельзя ли хоть сколько-нибудь? — спросил он умоляющим голосом.

Печальная женщина сильно смутилась и молча пошла в другую комнату. Скоро она вернулась в сопровождении худого, почти зеленого, сгорбленного мужчины.

— Извините… подождите немножко, — сказал он с страшным кашлем, который заглушал его слова. — Я, видите, заболел: так, знаете, поиздержался на леченье. А вот, — продолжал он с улыбкой, которую странно и больно было видеть на его изнурённом, поблекшем лице, — вот я скоро оправлюсь, так…

Сухой кашель, хватавший за душу своим звонким дребезжаньем и стоном, помешал ему договорить.

Башмачник так сконфузился, что начал просить извинения и кланяться; слезы дрожали на его ресницах. Он торопливо ушел и, спускаясь с лестницы, уже не удерживал больше слез, которые обильно потекли по его щекам.

— Карл Иваныч! Карл Иваныч! — послышалось сверху.

Башмачник воротился. Бледная женщина встретила его.

— Извините, — сказала она, подавая ему десять рублей, — ей-богу, больше ни гроша нет!

— Нет-с, не, надо… я после приду!

И башмачник замотал головой; но глаза его не могли оторваться от денег.

— Возьмите, пожалуйста! только подождите остальные.

— Виноват… очень нужно! я, впрочем, могу…

Башмачник боролся с самим собой. Наконец он протянул руку, которая дрожала, и взял деньги.

— Благодарю, очень благодарю!.. извините… я очень благодарен!

И он без конца извинялся и благодарил бедную женщину, которая отдала ему последние деньги.